— Продолжать движение, — скомандовал Плинников. — Просто вперед. Давай прямо в дым.
Механик подчинился, однако Плинников мог ощутить его нежелание исполнять приказ сквозь металлическую переборку. На мгновение он оторвался от смотрового прибора и посмотрел в сторону, на наводчика. Но Белонов был в порядке, пристально глядя в свой прицел.
Три человека в трясущейся стальной коробке. И поскольку это все силы, что у него есть, каждый должен делать свое дело без ошибок. Несмотря на войну, Плинников не получил никакого пополнения, и у него не было пехоты, ехавшей десантом. Приходилось рассчитывать на каждого человека во всех трех машинах.
Он даже не мог определить, где находятся его машины. Если они все еще были на дороге, вторая должна были следовать прямо за ними, а третья, старшего сержанта Малярчука, шла замыкающей. Плинников усмехнулся сам себе. Дозор. Который ничего не видит дальше десяти метров. Он посмотрел на карту, пытаясь сориентироваться.
Он ощутил, что машина начала спускаться в низину или овраг. Впереди немедленно загрохотали разрывы снарядов.
— Продолжать движение, — скомандовал Плинников. — Спускайся в овраг. Остаемся на дороге, пока дым не рассеется. Вперед, быстро!
Плинников ощущал, что противник рядом. Камни и комья земли взлетали в воздух, затрудняя и без того слабый обзор.
Плинников рассудил, что если они съедут с дороги, там могут быть мины, а сама дорога может простреливаться противником только прицельным огнем, что, скорее всего, будет бесперспективно в хаосе советской артиллерийской подготовки.
— Товарищ лейтенант, там сплошной огонь. Мы слишком близко.
— Продолжать движение. Мы уже под ним. Просто вперед.
— Товарищ лейтенант... — Это был уже Белонов, его наводчик и помощник. Лицо мальчишки было бледним, как молоко.
— Все в порядке, — ответил Плинников по внутреннему переговорному устройству. — Ищи цели. Если будем стоять и ждать, в нас точно что-то попадет.
Что-то ударило в борт машины с такой силой, что она затряслась, словно от боли.
— Вперед и быстрее, — скомандовал Плинников механику-водителю. — Просто оставайся на дороге и гони так быстро, как только можешь.
— Я не вижу дороги. Я потерял ее.
— Просто вперед. — Плинников потер пальцами нос. Он ощущал, как его наполняет страх, холодом разливаясь по животу с каждым ударом по броне.
Неожиданно рядом разорвался снаряд, с такой силой, что машина закачалась, словно лодка на бурных волнах. Плинников подумал, что если у них разорвет гусеницу, они точно погибнут.
— Вперед, черт тебя подери!
Мелькавшие в тумане вспышки казались зловещими призраками, жаждущими их смерти.
— Влево... Влево давай.
Гусеницы заелозили по склону оврага, угрожая слететь с катков.
— Цель! — Закричал Плинников.
Но неожиданно появившийся справа от них черный силуэт был безжизненными обломками чего-то, уничтоженного прямым попаданием. Механик отвернул в сторону и машина выровнялась, вернувшись на дорогу.
Плинникова пробил пот. Он не увидел уничтоженную машину, пока они в нее едва не врезались. Он впервые подумал, не совершил ли он что-то действительно глупое.
Осколок от близкого разрыва ударил по объективу смотрового прибора Плинникова как раз в тот момент, когда машина достигла местности, где ветер развеял дым и видимость стала лучшей, словно через марлю. Несколько темных силуэтов выехали из дыма им наперерез.
— Наводчик, цели справа! Механик, влево!
Но вражеские бронемашины либо не видели машину Плинникова, либо не обращали на нее внимания. Огромные машины снова растворились в дыму, словно убравшиеся обратно в ад черти.
Ни одна башня не развернулась в их сторону.
— Не стрелять!
Противник отходил с передовых позиций. Видимо, огонь был слишком силен. Плинников потянулся к рации, надеясь, что антенну не сорвало.
— "Дротик", я "Перочинный нож", как слышите меня, прием?
Ничего.
Самый мощный огонь остался позади. Но дым, в сочетании с дождем и туманом, все еще не позволял рассмотреть никаких ориентиров. Плинникова это очень беспокоило. Когда-то на учениях, он проехал в дымовой завесе полный круг. Это был самый неприятный момент за его короткую службу. Он все еще мог услышать смех и анекдоты про таких лейтенантов, как он.
— "Дротик", я "Перочинный нож". У меня важное сообщение, прием.
— "Перочинный нож", я "Дротик". — Рация командного пункта едва пробивалась сквозь море помех.
— Вражеские силы численностью до взвода отходят с передовых позиций под огнем артиллерии. Точные координаты дать не могу, как поняли?
— Где ты сейчас? Доложи позицию.
— В назначенном секторе. Видимость ноль. Мы просто проехали через зону артиллерийской подготовки. Мы на вражеских позициях.
— Не понял тебя, сильные помехи. Говоришь, ты за зоной артиллерийской подготовки?
— Так точно, на вражеской стороне. Готов продолжить движение.
На том конце воцарилась долгая пауза. Плинников понимал, что они там здорово удивились. Его начало наполнять гордостью. Затем слабый голос вернулся.
— "Перочинный нож", твоя задача: продвинуться так далеко, как сможешь. Разрешаю выход из назначенного района. Просто двигаешься вперед и докладываешь обо всех вражеских целях. Как понял меня?
— Вас понял. Начинаю движение.
Плинников переключился на внутренне переговорное устройство. Дым начал рассеиваться. Его первой мыслью было найти какую-нибудь высоту, чтобы определить свое местоположение. Но он понимал, что так только выдаст себя, да и любая высота скорее всего, будет занята противником.
— Механик, давай вперед. Оставайся в низине. Следи за оврагами и канавами.
Он переключил шлемофон на частоту взвода, надеясь связаться с остальными двумя машинами.
— "Колчан", я "Перочинный нож", как слышите меня, прием?
Он подождал. Нет ответа. Попытался снова. Ответа по-прежнему не было.
Он развернул башню, чтобы получить лучший обзор, пытаясь разглядеть что-то через грязную и треснувшую оптику.
Ничего. Только серая пелена.
— "Перочинный нож", я "Стилет", — Плинников узнал голос старшего сержанта Малярчука. — Я тоже не могу связаться с "Колчаном". Медленно двигаются за зоной обстрела. Ни черта не вижу. Вас потерял минут двадцать назад.
— Я "Перочинный нож". Слышу чисто. Продолжай движение по основному маршруту. Смотри по сторонам, может заметишь "Колчана". Они могли застрять где-то там. Конец связи.
Вторая машина могла получить повреждение или застрять. Но он понимал, что скорее всего, они были мертвы. Плинников был удивлен тем, что испытывает так мало эмоций, и ему стало стыдно за то, что он так легко смирился с потерей машины и ее экипажа.
— Механик, давай на колею справа.
Теперь машина двигалась быстро. Наиболее сильный огонь остался позади. Смотровой прибор Плинникова совсем разболтался. Сквозь трещину внутрь начала просачиваться вода.
— Медленнее. Видишь колею среди деревьев? Давай туда. Медленнее!
Машина въехала на колею среди леса, которая оказалась как нельзя кстати. Плинникову хотелось найти место, где они могли найти несколько спокойных минут, чтобы прочистить оптику и наладить антенну. Лесу уже досталось от артиллерии. Многие стволы были разбиты и обгорели. Механик подмял гусеницами тонкий ствол упавшего дерева. Он вел машину очень осторожно, не желая, чтобы у них слетела гусеница в такой близости от противника.
— Товарищ лейтенант, я ничего не вижу, — сказал механик. — Могу я открыть люк?
— Отставить, — ответил Плинников. — Остановись. Я выберусь и протру оптику.
Машина покачнулась, остановившись. Плинников разблокировал запор и поднял крышку люка. Стоявший грохот оглушил его. Сила артиллерийской подготовки была просто невероятной. Разрывы раздавались совсем близко. Было непонятно, как кто-то вообще мог выжить под таким обстрелом.
В промокшем лесу запах свежей зелени смешивался с вонью гари от рвущихся снарядов. Капли дождя падали с нависающих веток на щеки Плинникова, стекая прохладными струйками к губам. Крышка люка была скользкой от воды и грязи.
Прямо перед ними колею, по которой они двигались, пересекала еще одна.
Черная земля другой колеи была глубоко взрыта, что говорило о том, что по ней прошли несколько гусеничных машин.
Плинников подался обратно в башню.
— Белонов, — сказал он наводчику. — Проверь вооружение и будь готов. По-моему, мы здесь не одни.
— Товарищ лейтенант, разрешите проверить ее снаружи.
— Отставить. Оставайся на месте и будь готов.
Плинников снял танковый шлем и выбрался из башни. Крыша машины под его сапогами была скользкой и ему пришлось ухватиться за длинный тонкий ствол автоматической пушки, чтобы не упасть.
С вооружением все было в порядке, ствол не был деформирован. Но во множестве мест на корпусе машины была содрана краска, а кое-где удерживаемые на болтах листы обшивки были согнуты или даже частично сорваны. Одна из надгусеничных полок была задрана вверх. Наружные ящики были разбиты, запасные звенья траков сорваны. Лопаты тоже не было.
Основная антенна была покорежена, но, в целом, уцелела.
Что-то начало продираться через листву. Ее шорох казался неразличимым шепотом. Крупные капли дождя забили по коже, словно снаряды. Плинников поспешно протер тряпкой объективы смотровых приборов, стараясь не размазывать грязь.
Изо всех сил держа себя под контролем, он забрался обратно в башню.
— Колея выглядит нехоженой, но видимость не слишком хорошая. Противник либо проходил через этот лес, либо все еще где-то здесь.
— Может быть, нам следует подождать здесь какое-то время, товарищ лейтенант? Наблюдая за противником? — Белонов был явно напуган.
Плинников надеялся, что когда будет нужно, наводчик окажется в состоянии вести огонь.
Плинников шмыгнул носом, а затем протер его грязными пальцами.
— Отставить. Мы должны определить, где находимся. И если мы будем просто стоять и ждать, мы можем попасть под огонь артиллерии. Так что вперед.
По правде говоря, Плинников опасался, что не сможет справиться со своей нервозностью, если они будут просто стоять и ждать.
— Механик, как видимость впереди?
— Лучше, товарищ лейтенант.
— Тогда вперед. Медленно и спокойно.
Плинников хотел надеяться, что они смогут заметить противника раньше, чем тот заметит их одинокую машину. Он знал, что из-за грохота артиллерии было невозможно услышать движущуюся машину, пока она не оказалась бы фатально близко.
Гусеницы выбросили назад фонтаны грязи, и машина рванулась вперед. Плинников взял в руки автомат. Он понимал, что в случае столкновения огонь будет вестись из автоматической пушки и спаренного пулемета, но хотел быть готов ко всему. Он высунулся из башни, укрывшись за крышкой люка и немного распустил шлем, чтобы иметь возможность что-либо слышать.
Машина катилась по разбитой колее. Дождь усилился, капли били Плинникова по лицу, заставляя его щуриться. От нервозности, он отсоединил магазин автомата, убедившись, что тот был заряжен.
— Белонов?
— Да, товарищ лейтенант?
— Видишь что-нибудь?
— Только колею.
— Если я заберусь в башню и начну ее разворачивать, будь готов открыть огонь.
— Вас понял.
Плинников ощущал нервозность в голосах их обоих. Он был в ярости от отсутствия десанта, способного дополнить экипаж. Он хотел иметь все силы, которые возможно. И хотел, чтобы две пропавшие машины были рядом.
Гусеницы скользили по колее, вздымая фонтаны грязи позади машины.
Бешеный рев артиллерии звучал словно из иной реальности, не имея отношения к тому, что происходило в этом лесу.
Темный силуэт машины впереди. В тридцати метрах за деревьями.
Плинников свалился обратно в башню, даже не закрыв за собой люк. Он взял управление башней, прижавшись лбом к смотровому прибору.
— Видишь ее? Огонь, черт тебя подери!
Автоматическая пушка забилась от отдачи.
— Справа, справа!
— Вижу ее!
— Механик, не останавливаться! Вперед!
Машина вылетела на небольшую поляну посреди леса, на которой, откинув навстречу друг другу аппарели десантных отделений, стояли две вражеские командные бронемашины. Еще две легкие колесные командные машины стояли в стороне.
Третья бронемашина, первоначально скрытая от глаз, двинулась к колее.
— По движущейся, по движущейся!
Автоматическая пушка дала по ней несколько очередей и машина остановилась, вся окутанная вспышками.
— Механик, прямо!
Плинников снова развернул башню.
Вражеские солдаты открыли ответный огонь из стрелкового оружия. Один из них, даже без шлема, застыл в изумлении, словно никогда в жизни не ожидал, что что-то такое может произойти.
Автоматическая пушка и пулемет били в борта вражеских бронемашин. Снаряды чисто прошивали броню.
Машина, пытавшаяся сбежать, загорелась. Плинников скосил из спаренного пулемета механика-водителя, пытавшегося выбраться из открывшегося люка.
Солдат, застывший в изумлении, поднял руки. Плинников навел на него пулемет.
Он боялся упустить кого-то из спешившихся вражеских солдат, поэтому передал управление вооружением Белонову, а сам вылез из люка, держа наготове автомат.
Как раз вовремя, так как он заметил вражеского солдата, который стоял, преклонив колени и держал на плече небольшую трубу. Плинников выпустил в него весь магазин, а Белонов прошелся из пулемета вокруг, также попав в него.
Плинников достал из подсумка гранату, затем вторую. Так быстро, как только позволяли дрожащие пальцы он швырнул в сторону вражеских машин одну, затем вторую. И просто упал обратно в башню.
Взрывы прозвучали слабо, просто незначительно после рева артиллерийской подготовки. Плинников надеялся, что его слух восстановится.
— Наводчик, пройдись еще раз пулеметом. Механик, назад, десять метров.
— Я ничего не вижу.
— Просто назад, черт тебя подери. Живо!
Лязгнула коробка передач, гусеницы выбросили фонтаны грязи в сторону мертвых и умирающих.
— Механик, стоп. Белонов, я выхожу. Прикрывай.
Он сейчас отдал бы что угодно за то, чтобы отправить на разведку десант. Но такова была цена за ошибки системы. Чего хотелось ему, никого не волновало. Он ощущал, что двигается очень, очень быстро, как будто энергия могла позволить ему перепрыгнуть через деревья, но когда он взял автомат, руки задрожали.
Он не стал раскладывать приклад. Даже вставить новый магазин было проблематично.
Ему показалось, что потребовалось необычайно много времени, чтобы выбраться из башни. От напряжения ощущалась каждая секунда.
Он поднял ноги, как только мог развел их в стороны и соскользнул вниз по низкому борту башни, сев на крышу машины, спрыгнул в грязь и пригнулся рядом с бортом. Гусеницы и опорные катки были забиты огромными комьями грязи.
Проверил тыл.
Ничего. Лес. Пустая дорога.
Впереди горели маленькие командные автомобили. У колеса одного темным пятном лежал труп водителя. Между своей машиной и уничтоженными вражескими бронемашинами, Плинников заметил три лежавших на земле тела вражеских солдат. Один из них еще слабо дергался. Никто не издавал никаких звуков. Еще один убитый лежал лицом вниз на аппарели одной из бронемашин, а последний — гранатометчик — был пригвожден к дереву пулеметной очередью. Сейчас он едва ли напоминал человека.
