Падение терратоса

Толчок, слабая вибрация, и шум винтов стих. Кинт встал и еще раз посмотрел в окно... Столица сияла огнями, и гул силовой установки дирижабля сменился гулом и звуками огромного города. Кинт очень хотел увидеть Актур сверху, но, предавшись воспоминаниям, немного задремал. Дождавшись, когда в коридоре стихнет топот ног пассажиров, Кинт отрыл дверь, подхватил сумки, охнул под их тяжестью и тоже направился к выходу.

— Море... — Кинт задержавшись на площадке швартовочной башни, громко втянул ноздрями воздух.

— Мне тоже здесь нравится, жаль, что будем в столице только сутки, — шагнул к Кинту от трапа дежурный. — Вам понравился полет?

— Да, очень понравился, при первой же возможности я обязательно совершу еще одно воздушное путешествие через весь терратос.

— Похоже, господин, вы тоже заболели небом, — улыбнулся дежурный и тронул козырек кепи, — всего хорошего!

— И вам удачи, — кивнул Кинт и пошел вниз по лестнице.

Перейдя широкую мостовую у станции воздухоплавания, Кинт побеспокоил одного из дюжины возниц, повозки которых ожидали седоков.

— В Ткацкий квартал, в гостиницу мадам Поль.

— Далеко... два кеста серебром! — деловито нахмурил брови пожилой возница.

— Милейший, если бы я здесь был впервые, то ты мог бы пудрить мне мозги! Тут же десять минут езды!

— Эм... простите, господин, — замялся возница, — эти моторные экипажи совсем не дают житья, отбивают клиентов.

— Прогресс, милейший, — вспоминая манеру общения покойного профессора Дакта, ответил Кинт, уселся в повозку и на всякий случай огляделся. — Будет тебе пара серебряных монет, давай только крюк через центр сделаем, я давно не был в столице, хочу посмотреть.

— Это запросто, — повеселел возница и хлестнул вожжами: — Пошла! Но!

Вечерний центр города ничуть не изменился, разве что газовые фонари сменились светильниками с разрядными лампами, меж которых протянулись нити проводов, повторяя паутину проспектов, улиц и проулков. Так же прогуливаются богатые горожане, приятный и теплый свет от витрин и окон, трапециями падающий на тротуары... разве что количество городовых прибавилось. Попадались и конные патрули, чего не было раньше, во времена юности Кинта. Прошло ведь немного, всего пять лет, но прогресс не стоит на месте, и это очень бросается в глаза. Множество моторных повозок снует по улицам, пугая конные экипажи, в некоторых окнах центра города свет не такой, как раньше — от масляных или газовых светильников, теперь многие горожане пустили в свои дома электричество. Еще при Кинте на западной окраине города, где русло реки делает поворот, прежде чем оказаться в каменном рукаве канала, идущего через весь город и впадающего в море, началось строительство плотины и энергетических цехов. Кинт даже подпрыгнул, когда повозка проезжала под аркой некоей металлической конструкции, по которой пронеслись три вагончика, но без паровоза.

— Это что? — не скрывая удивления, спросил Кинт.

— Еще один конкурент, — буркнул возница. — Господин Шеко, он владеет трамвайной станцией.

— Трамвайной?

— Да, уже три ветки построил... одна от порта на запад, вторая с севера на юг и третья огибает почти полгорода с востока... и не угомонится, все строит и строит...

— А на чем они ездят? Что тянет эти вагончики?

— Так на этом, как его... елек-ты-ри-стве и ездят, каждый вагон может сам по себе ехать... жердью за провод цепляется и едет. У нас ребята, когда совсем худо, порой рубят проводя эти... но, оказывается, опасное это дело, так вот недавно племянник мой рубанул и упал замертво.

— А почему так много стало городовых на улицах?

— Заговорщики... бунтари... рабочие ячейки... из-за всякого сброда, в общем, не живется в терратосе спокойно, как монарх-то отказался от власти... а гильдии эти, — возница махнул рукой и выдал такую бранную тираду, что сам капитан Брэте позавидовал бы таким оборотам речи, а старый вояка еще тот сквернослов.

Кинт вспомнил, как ребята его звена в северном форте шутили: "Брэтэ так сквернословит, что зимой все поганые слова замерзают и падают в снег, а весной тают и с дикой бранью спускаются с ручьями в долину, от того в той долине и не растет ничего".

И словно в подтверждение слов возницы буквально в паре кварталов раздался мощный взрыв. Лошадь испугалась, но возница ее осадил...

— Ну вот, помянули к ночи... давайте-ка вы сами потом посмотрите все достопримечательности, гоню в Ткацкий квартал, а то сейчас жандармы мигом улицы оцепят, а так и до утра просидеть можно! — Возница свернул на узкую улочку и пару раз наподдал вожжами.

Через десять минут достаточно быстрой езды по узким улочкам и переулкам повозка выехала на широкую мостовую Ткацкого квартала. Невысокие, в два-три этажа, старые каменные дома с арками и внутренними двориками, несколько лавок, торгующих тканями, ресторанчик, булочная и гостиница.

— Приехали... — Возница остановил повозку у арки. — Вам туда.

— Держи. — Кинт положил в протянутую ладонь возницы два серебряных кеста, снял с повозки сумки и направился в освещенную арку.

Во внутреннем дворике все очень походило на то, как было во дворе дома наставника Чагала и его сестры, тетушки Милы — ворота конюшни, большой угольный короб, веревки с бельем от стены до стены. Единственное — в этом дворе была еще меленькая беседка, под потолком которой горел масляный светильник, а в беседке играли в кости двое мужчин.

— Простите, а как найти мадам Поль? — обратился к ним Кинт.

— Вон там, на кухне, — ответил один из мужчин, не отвлекаясь от костей.

— Спасибо.

— Ага...

Миловидная женщина лет сорока, немного полноватая, красивая и очень хорошо выглядящая, в длинном платье, пестрой блузе, поверх которой был накинут то ли бушлат, то ли укороченное пальто, показалась на широком крыльце.

— Вы меня ищете?

— Если вы мадам Поль, то да, вас.

— Молодой человек, к сожалению, у меня нет свободных комнат.

— Странно... Но капитан Морес...

— А! Вы, должно быть, Кинт?

— Верно.

— Идемте, комната готова.

Дом был трехэтажным, пройдя в дверь вслед за мадам Поль, Кинт очутился в просторном холле с несколькими дверьми, наверх вела широкая лестница. Поднялись на третий этаж, мадам Поль распахнула дверь в длинный, шагов на двадцать, коридор, который, как выяснилось, поворачивал налево, а потом еще раз налево. Комната находилась в самом конце коридора.

— Вот ваша комната. — Мадам Поль отомкнула дверь и сразу вставила ключ в скважину изнутри. — Проходите... белье чистое, с утра застелила, камин, тут туалетная комната с ванной, вода горячая есть, в шкафчике полотенца... и вот еще что... — Мадам Поль прошла к одному из двух шкафов у стены. — Здесь выход на крышу, а с западной стороны дома лестница, спустившись по которой, вы окажетесь в соседнем квартале.

— Понятно, спасибо.

— Господин Морес просил передать, что приедет только послезавтра с утра.

— Хорошо, у меня будет время погулять по городу.

— Вы голодны? Я скажу сыну, и он принесет вам ужин.

— Разве только что-нибудь попить, я бы выспался с дороги.

— Располагайтесь, Кинт, если что-то нужно, то не стесняйтесь.

— А сколько стоит эта комната?

— Уже все оплачено управлением... в общем, не беспокойтесь, вы можете проживать здесь неделю, а потом двадцать кестов серебром в сутки... Маки, мой сын, сейчас принесет вам морс, — ответила мадам Поль и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

"Двадцать кестов, — подумал Кинт, — дороговато, несмотря на условия".

Сняв верхнюю одежду, Кинт повесил ее в шкаф, затем достал из сумки портупею с пистолетами, повесил ее на спинку стула, а стул придвинул к кровати, подумал пару секунд, достал один пистолет из кобуры и сунул под большую, мягкую и вкусно пахнущую каким-то цветочным мылом подушку. Разложив сумки и убрав их в шкаф, Кинт прошел в туалетную комнату, покрутил вентиль и, заткнув блестящую медную ванну пробкой, пустил в нее горячую воду.

— Разрешите, — спросили из-за двери одновременно со стуком.

— Да...

В комнату вошел парень лет двадцати.

— Ваш морс, господин Кинт.

— Спасибо, Маки, весьма кстати, — поблагодарил Кинт и сразу отпил из большой и высокой кружки половину, — очень вкусно.

— Матушка сама по осени варит варенье, а потом мы делаем морс. Что-то еще?

— Нет, больше ничего, спасибо.

Закрыв за Маки дверь, Кинт набил трубку, раскурил ее, затем разделся и вот так нагишом и с трубкой протопал в туалетную комнату, где с блаженством погрузился в ванну.

Глава десятая

Словно в юности... гудки цехов со стороны промышленного района разбудили Кинта рано утром. Он пару минут лежал, оглядывая комнату, и все никак не мог привыкнуть к роли богатого торговца, хотя играть ему ее понравилось... все вежливы и учтивы, комната за двадцать кестов в сутки... что ж, играть — так играть! Умывшись и одевшись, Кинт некоторое время стоял у зеркала и никак не мог придумать, как пристроить портупею под подогнанный по фигуре камзол. Бросив эту бесполезную затею, Кинт засунул один из пистолетов сзади за пояс штанов, а дополнительный магазин просто положил в карман. Затем надел пояс с револьвером и палашом, а сверху накинул бессовестно дорогой плащ коричневой кожи тонкой выделки. Надев шляпу, Кинт еще раз осмотрел себя в большое зеркало у шкафа и, хмыкнув, отцепил ножны с палашом, все же он "торговец", а не отставной вояка.

— Вы не будете завтракать, господин Кинт? — поинтересовалась мадам Поль, когда Кинт спустился на первый этаж и прошел в холл.

— Я в центр, в булочную... раньше любил там завтракать, — ответил Кинт и хотел добавить "когда водились монеты в кармане", но не стал...

— А, там есть пара булочных с отличной сдобой, сама у них покупаю. Что ж, приятного вам завтрака.

— Спасибо.

Предрассветные сумерки и туман, наползающий на Актур со стороны моря, не способствовали хорошей видимости. Выйдя из арки, Кинт остановился на тротуаре, так как услышал звук приближающейся повозки, еще не хватало под колеса угодить. Сначала послышался размеренный цокот копыт по мостовой, а затем и желтым пятном в тумане показался фонарь повозки. Кинт свистнул.

— Пррр! Куда угодно господину? — приподнял засаленный и помятый котелок возница.

— Недалеко от ратуши, на площади, булочная...

— Знаю, — кивнул возница, — полезайте, господин, но поедем медленно, сами видите, какой туман.

— Ну, пока доедем — и рассветет.

— Пожалуй, — кивнул возница.

Разглядеть дорогу было затруднительно, но возница ориентировался не по уличным фонарям, от которых было мало проку в таком тумане, а скорее полагался на какое-то внутреннее чутье. А через полчаса пути с материка налетел промозглый северный ветер, и тумана как не бывало. Но в целом в Актуре было тепло, даже слишком, для последнего месяца зимы. Кинт обратил внимание, что в небольших палисадниках у домов квартала ремесленников на кустах и деревьях начали набухать почки. Вот повозка въехала на оживленную площадь, по которой спешили рабочие, ремесленники и торговцы, пешком, верхом и в повозках, открывались многочисленные лавки и салоны, рестораны и магазины.

— Приехали. — Возница остановил повозку у булочной.

Расплатившись, Кинт шагнул на тротуар... его сразу захлестнули приятные воспоминания, когда он увидел, как женщина с пышными формами, в белоснежном фартуке и косынке, открывает ставни больших окон кафе при булочной, а из самой булочной разносится аромат свежей выпечки по всей улице. Кинт перешел через дорогу, купил в киоске коробку табака, утренний номер газеты и направился к кафе.

Ничего не изменилось... те же несколько столиков, приятный запах, весьма способствующий обильному слюноотделению, стойка с витриной образцов выпечки. Кинт оказался первым посетителем, и за стойкой еще никого не было, только из-за низкой дверцы с аркой доносился разговор. Дверь в кафе открылась. Тяжело опираясь на трость и сильно хромая, вошел отставной военный, тот самый, только очень сильно постаревший. Отставник кивнул Кинту, прошел два шага, но, словно что-то вспомнив, остановился и, развернувшись, сказал:

— Рад снова видеть вас, молодой человек, давненько вы не заходили...

— Я только вчера приехал... и я тоже очень рад вас видеть.

Отставник еще раз кивнул, прошел за "свой" столик и уселся, развернув газету. Кинт тоже прошел на "свое" место — за столик у окна. Из помещения пекарни за стойку вышла красивая юная девушка и принялась колдовать с чайником, который висел на открытом очаге в углу. Через минуту она подала отставнику тарелку с парой булочек и чашку чая, а потом подошла к Кинту.

— Что пожелаете?

— Как всегда, — улыбнулся Кинт.

— Простите, но я не поняла...

— Три булочки с карамельным сиропом и какао, — громко сказал отставник, подмигнул Кинту и снова уткнулся в газету.

— Верно, — кивнул Кинт.

— Эм... хорошо, одну минуту, — озадачено ответила девушка и удалилась за стойку.

— Подросла... похорошела, — снова выглянул из-за газеты отставник.

— Это что, дочь мадам Шодэ, Вьен? — прошептал Кинт, немало удивившись.

В ответ отставник лишь кивнул и перевернул страницу газеты.

— Действительно похорошела, — тихо сказал Кинт и повернулся к стойке, за которой девушка ловко управлялась с посудой, собирая заказ Кинта.

Тот же вкус! И у сдобы, и у какао... Кинт даже закрыл глаза, но с дальней стороны площади грохнула пара выстрелов, кто-то закричал, засвистели городовые, потом еще выстрел... а потом все как-то затихло, и буквально через минуту картина за большим окном кафе приняла прежний вид.

— Да, многое изменилось в столице, — сказал отставник, но на этот раз не отвлекаясь от газеты.

— Я заметил, — ответил Кинт, допил какао и громко обратился к девушке за стойкой: — Вьен, будьте добры, еще чашечку какао.

— Одну минуту...

Вторую чашку Кинт смаковал и курил недешевый табак, который приобрел в киоске напротив. В кафе пришли еще люди, а Кинт с большим удовольствием выкурив трубку и допив какао, подошел к стойке.

— Сколько с меня?

— Я не могу вас вспомнить, простите, — немного покраснела девушка, а потом озорно посмотрела на Кинта и добавила: — Но если вы здесь бывали, то должны знать стоимость.

— Все верно? — Кинт выложил на стойку три серебряных кеста.

— Да, все правильно, — кивнула Вьен, — приходите еще.

— Обязательно.

Кинт направился к двери, но немного отошел, уступая дорогу хозяйке булочной с большой плетеной корзиной в руках — должно быть, она возвращается с рынка.

— Доброе утро, мадам Шодэ. — Кинт тронул поля шляпы и вышел на улицу.

— Доброе... А...

— Матушка, а кто это? — Вьен подошла к окну и стала смотреть вслед богато одетому мужчине, с виду торговцу, но с военной выправкой, вот и руку у левого бедра держит, будто хочет придержать палаш или саблю, но их нет, а этот жест есть... и во взгляде его было что-то знакомое, из детства, и в тоже время колючее, тяжелое...

— Давно его не было. — Мадам Шодэ тоже подошла к окну. — Я хорошо помню этого юношу... ну, то есть, помню его юношей...