Волк по имени Зайка

— Она отвлекла одного из негодяев, я смог его достать.

— а второй достал вас. Кстати — вынесите вашей зайке выговор. Пять луков — и на всех тетива в лохмотья, а она стоит недешево...

— Выношу. Благодарность. Если бы меня положили, они бы опять стрелять начали.

— и так бы... были у них запасные тетивы с собой.

— Их еще поменять надо.

— тоже верно. Умная зверушка.

— Надо будет потом узнать, кто ее выучил. Нам такой человек пригодится. Хоть мне, хоть дяде.

Шакр кивнул.

— Узнаем. А что потом?

— Пятый меня-таки достал. Я его положил, но и сам...

— и кто вас перевязывал?

— не знаю, — честно признался я. — Тут была женщина...

— Женщина?

— Девушка. Такая красивая... как небесное видение. Белые волосы, голубые глаза, само очарование...

— Видно, не так уж вас и зацепило...

— я помню, как она меня перевязывала.

— а потом?

— не знаю. Она меня чем-то напоила, я сознание потерял...

— а в чем она была одета? Крестьянка?

Щекам стало подозрительно горячо. Ушам — тоже.

— Она была обнаженной.

— Вообще?

Я сверкнул глазами. Можно подумать, я сильно рассматривал. У меня было занятие поважнее. Я умирал!

— кажется, да.

— Лесной дух, не иначе — один из солдат сотворил знак Четырехликого.

— Может, и так. Говорят, они действительно красавицы. А волосы точно не зеленые были?

— Вроде белые...

Зоя.

На поляне было весело и людно. Колин уже пришел в себя и что-то рассказывал Шакру. Я подлезла поближе, отметила, что мальчишка мне обрадовался и принялась принюхиваться. Это люди нюхом обделенные, а мы, оборотни, по запаху можем сказать, чистая рана или грязная, как она заживает, даже помрет человек или нет. От умирающих такой запах... своеобразный...

Но рана Колина пахла запекшейся кровью — хорошо, пахла жив-травой, что еще лучше, а судя по тому, что мальчишка вполне хорошо разговаривал и дышал — воздух в нее не попал.

Выживет. Дня три еще пролежит, а потом может бегать. Эта травка с того света и не таких вытаскивала...

Колин как раз рассказывал о своем спасении. Я немного тревожилась — не заметил ли он оборота, но потом успокоилась. Мальчишка явно бредил.

Я — красавица?

Точно, бред. Или головой ударился, когда падал. Ну да ладно, главное, что его спасение списали на лесных духов... странные люди! Придумывают себе что-то...

То богов, то еще чего...

Мы вот точно знаем, что дух леса — это леший. Их может быть много, они вполне ощутимы, коварны, выглядят, как ожившие деревья, только некрупные, потом растут как и деревья, после определенного возраста врастают в землю — и засыпают. Но с оборотнями у них давняя дружба. Мы тоже нужны лесу.

Четверых из отряда Шакра положили, так что осталось шесть человек и Колин. Капитана Крашри допросили и теперь он, связанный, лежал чуть в стороне. Но безнадежностью от него не пахло. Явно что-то задумал... надо за ним ночью приглядеть, все равно не усну в полнолуние-то.

Колин с Шакром тем временем решили, что делать — а именно ехать в замок какого-нибудь лойрио или трайши, кто окажется рядом. Колину надо пару дней отлежаться, опять же, им надо прикупить коней и еще раз допросить Крашри.

Как я поняла из разговора, слова Крашри важны, но не очень. Средне так...

С одной стороны он из низкородных. С другой же — свидетельствовать может. Особенно к сердцу его слова не примут, но если в комплексе с чем-нибудь еще, для короля это окажется убедительным. Самым выгодным будет поместить Крашри куда-нибудь в темницу, пока ситуация не определится. Наверное, Колин прав.

Как его перемещать?

Шакр собирался нарубить ветвей и сделать носилки. Привязать к двум лошадям — и вперед. Все равно пока всем придется двигаться пешком, лошадей-то положили почти всех...

Шакр со своими людьми обыскал убитых. У них оказалось довольно много денег — по нескольку золотых у каждого, не считая серебра и меди. Колин тут же разрешил своим людям поделить эти деньги. Оружие... оружие у них было вполне неплохое. А вот мне чуть не досталось за испорченные луки. Но потом Шакр сказал, что я действовала, видимо, как меня учили. Что вы хотите от зайца?

Не говоря уж о том, что если бы Колина убили, то сразу стрелять бы не начали. Так что меня гладили, закармливали и почти не спускали с рук. В кустах уединяться и то пришлось, когда все укладывались.

— А нам бы не помешали такие зайцы, — рассуждал Шакр. — Найти, кто ее обучил — и попросить...

Поищи, поищи...

— Интересно, что она еще умеет?

Многое я умею. Но признаваться не буду.

— и что у нее на шее?

Можешь посмотреть — но недолго. Зубы у меня есть. И руку они располосовали бы очень неплохо. Это дикие зайцы так не могут, а я вполне плотоядная.

— посмотреть она не даст, это видно.

— Какая-то она слишком ученая для зайца.

Шарт фыркнул на болтуна, не хуже, чем я.

— Соколов учат, собак, кошек, почему не зайцев? Если они через обод от бочки прыгают?

Ага, попрыгаю я тебе, ночью, по голове, умник...

— Да, нам бы десяток таких.

— Ага, отряд ручных зайцев.

Все засмеялись. Я блаженствовала у огня.

— И костра она не боится.

— Домашняя девочка, хорошая, умная...

Колин погладил меня по грязной шерсти. Я подалась поближе, чтобы еще и лоб почесал.

— Если у меня будет личный герб — я знаю, что на нем изобразить. Она мне сегодня жизнь спасла.

— Вы ей, она вам, все справедливо.

Я дернула ушами на слова Шакра. А ведь и правда, сегодня мы сквитались.

А что теперь?

Все уже уснули, а я лежала на груди у Колина, грела его, грелась сама и думала. Я могу уйти в любой миг и сейчас уже имею на это право. Долг жизни заплачен, у меня своя дорога, у Колина своя.

Могу уйти. А хочется ли мне уходить?

Вот тут вопрос.

Пока мне и уходить не хочется, и... будем честны. Я боюсь.

Эту компанию людей я знаю, а в любом другом месте я буду беззащитна. Да и мне надо еще добраться до деревни, осмотреться там, пожить пару дней, чтобы решить, чего я хочу....

Пока же безопаснее двигаться с Колином и его компанией.

Скорость, уют, безопасность... я все это получаю вместе с ними. Стоит ли отказываться, пока нет ничего взамен?

Нет, пока мне лучше поехать с ними, а там посмотрим. Главное, не раскрываться.

Я устроилась поудобнее. Колин уже уснул, а я все еще бдила. И дождалась.

Мы называем его часом лешего. Самый тяжкий предрассветный час, когда всех мучают кошмары, когда люди умирают, а лошади укладываются на землю и ждут рассвета, а ночь сгущается, трогает холодными липкими пальцами плечи и кажется, что утро никогда не придет.

Колин спал глубоким спокойным сном. Придремал и часовой, а вот пленник, наоборот, оживился. Мне даже поворачиваться не надо было, чтобы видеть — преимущество заячьих глаз.

Потянулся головой к воротнику, ухватил поудобнее декоративную отделку зубами, рванул, еще раз и еще, стараясь не шуметь — и в траву выпало небольшое, но очень острое лезвие без рукояти.

Как интересно-то...

Я не стала ждать, пока он перепилит веревки, вот еще не хватало. Потихоньку подползла к Шакру — и чувствительно цапнула его за руку.

И тут же отскочила в сторону.

Вовремя.

Старый вояка явно попытался лишить Колина домашнего любимца. Таким ударом из меня бы заячий блинчик с глазками получился. Не вышло.

Крашри замер, но было поздно. Шакр проснулся, огляделся, увидел меня, потом увидел Крашри, изогнувшегося в тщетной попытке достать лезвие — и все понял.

— Ах ты ж...

Какие интересное слово. А я таких и не знала? Надо запомнить...

Шакр поднялся, пнул ногой капитана, возвращая его на место, обстоятельно завязал ему рот полосой ткани, в которой я опознала использованный бинт, прикарманил лезвие...

Крашри зарычал сквозь кляп. Вот теперь от него пахло правильно. Гневом и безнадежностью. Шакр огляделся, нашел меня взглядом, посмотрел на лезвие, на свою руку...

— М-да...

Больше он ничего не сказал. Я прижала уши и вернулась к Колину.

Будем надеяться, мне не свернут шею из-за моей исключительности?

Корт Шакр, десятник стражи.

Я посмотрел на лезвие в своей ладони. Понятно, почему эта гадина так просила оставить ему рот открытым. Хорошее лезвие, тонкое, острое — прелесть. Себе надо будет зашить.

И опять зайчиха меня разбудила. Хм-м...

Странно это как-то. Слишком она умна для дрессированного зайца. Но что это еще может быть?

Нечисть?

Ага, вот такая у нас нечисть, людям помогает, живота своего не щадя... в облике зайца. Кому расскажешь — до соплей досмеются. Нечисть же от крови звереет, кидается, грызется...

Оборотень?

Заяц?! Вот уж даже не смешно. Волки есть, медведи тоже, вообще оборотни — это зверье. Дикое. Но чтобы заяц... нет, бывает что-то схожее по массе. Так еще до оборотней-муравьев докатимся, а что, дома ж они строят? Умные, а что мелкие — наплевать, зато дворцы какие...

Да нет, это бред.

А вот насчет голой девки, которая лойрио перевязывала — точно нет. Следы я и сам посмотрел — была такая. Пятки голые, маленькие, может, и правда лесная дева?

По легендам — они с людьми не гнушаются и поближе пообщаться, и траву спиной помять, хоть и далеко не со всеми...

Если такая положила глаз на Колина, то... а и ничего страшного. Мальчик станет мужчиной — и все тут. К тому же вне леса их власть невелика, просто мстительность большая, но тут уж я объясню мальчишке, что расставаться с лесными девами надо по-доброму и никак иначе. Может, она и зайца науськала. Они над всей лесной тварью властны...

Ладно!

Главное опасности для мальчишки нет, а остальное — неважно.

Надо попробовать придремать хоть чуток еще. Возраст у меня не тот — сначала драки, потом ночи бессонные... пока все спокойно — спать.

Вадан Тарп, лучник.

Я лежал, смотрел в небо и думал. И нечего фыркать в этом месте, что я — дурак, что ли?

Мысли были печальными и тоскливыми.

Ладно — капитан, ему терять нечего, да и награда может быть достойной при удаче. А вот я как попал во всю эту свистопляску?

Когда капитан предложил нам съездить за лойрио Торвальда и убить его — мне дурно стало. Я аж слюной поперхнулся, хорошо хоть стоял позади всех, и незаметно было. Но сказать ничего не успел — и оно к лучшему. Иначе убили бы, как потом с Маки и произошло. Нам-то капитан доверял, на нас и решил это все взвалить.

Я и сам думал отвалить в сторонку, но только шанса не подворачивалось, а уж когда Маки прибили...

На дороге я честно держался позади всех, стараясь не попасть под стрелы или мечи, стража у мальчишки оказалась зубастая и в кольчугах, так что кое-кого они положили, а уж когда оглушили капитана — стало понятно, что добра ждать не приходится — и я удрал.

А теперь мы все изменники?

Э, нет, тут явно можно покрутить. Сбегать из родной страны потому, что двое лойрио не поладили, а я не успел вовремя выскочить? Не много ль радости? Что дураки — это верно, а только за подчинение командиру голову не сносят. Даже когда мятежи случаются, победитель никогда солдат не казнит, потому как они по приказу сражались.

Сбежало нас четверо, но мне с остальными троими было не по пути. По той тропинке пойдешь — навсегда пропадешь. Сначала чужое имя, потом чужая жизнь, потом дорога и чужое добро, а потом — веревка. Одна и личная, но болтаться на ней мне не хочется.

А теперь мы в жернова можем попасть. А можем и выскользнуть. Я могу...

Командира послушать — дело одно, тут никто меня не упрекнет. В бега податься — другое, на дорогах разбойничать и вовсе третье.

Нет, на такое я не пойду. А вот куда пойду?

А отправлюсь-ка я к Колину. То есть к лойрио. Брошусь в ноги, покаюсь, все расскажу, чему свидетелем был. Сразу они мне, как пить дать, не поверят, но потом, по прошествии времени...

Да в крайнем случае и уйти можно.

Но человеком же! Не предателем! Даже если и кару какую наложат — повинную голову меч не сечет. Крови на моих руках нет, совесть чиста — можно попробовать.

Как удачно, что все трое спят... мне пора.

Калайя, жена вожака, мать Зои.

Утро выдалось хлопотным. Я специально не ложилась после Бега, надо было проверить, что собрал с собой муж, да и для Марси кое-что положить...

Что с моим ребенком?

Где она?

Пусть и неудельная, пусть и заяц, но она МОЯ ДОЧЬ и этим все сказано! И я не позволю, чтобы мой ребенок бродил невесть где! Особенно — не дай Лес, она к людям пойдет! Это же такие твари!

Они же ее обидеть могут! Убить!

Они вообще!!!

Я потрясла головой, отгоняя кошмарные видения.

Вот Заюшка в дерюге просит подаяние, и кто-то кидает ей кусок плесневелого хлеба. Девочка благодарит и принимается жадно его грызть.

Вот заяц, бегущий по лесу, падает, пронзенный стрелой.

Вот хоши зачитывает приговор: 'поелику оборотень тварь богомерзкая и отвратная, должно сжечь ее на костре и пепел над водой развеять...'

Меня затрясло.

Мой ребенок с людьми!

Да это кошмар! Это же не стая, а невесть что! У нас хотя бы детей не грызут, а у них?! Они же свое потомство пожирают!!!

Ужас!

— Мам... — дочь подкралась незаметно.

— Что тебе?

— А папа за Зойкой пойдет?

— Да.

— А зачем?

Не поняла? Я развернулась и пристально посмотрела на родимое чадушко. Симпатичная волчица растет, высокая, желтоглазая, вся в меня...

— то есть?

— Ну... надо мной все смеются, потому что у меня сестра — заяц. Может, ей отдельно будет лучше? Здесь-то она в жизни парня не найдет....

Рука сама потянулась к тяжелому половнику.

— Та-ак... ты про Райшена знала?

— Да все знали. А что? Он парень видный, я и сама бы...

— А Зоя?

— А она всерьез думала, что ему нужна. А зачем? У нее же кровь порченная... — выдала на полном серьезе малявка.

БЗДЫННН!

Половник с душевным звуком встретился со лбом дочурки. Не отобью я мозги, нечего там отбивать. До семнадцати мелочь всяко головой не пользуется, они другим местом думают... надо бы и по нему хворостиной пройти для верности...

Я цапнула дочурку за косу и подтащила к себе.

— Если ты, поганка, смеешь так говорить о сестре, это ты кровь порченная! И гнать тебя надо поганой метлой из стаи! Мы что — как люди, своих будем жрать!? Да ты первая должна была кинуться за Зойку на кого угодно! Или ты думаешь, что теперь тебя уважать начнут? Ты же родную кровь предавала!

Из глаз дочки покатились слезы.

— Мам, ну ты же сама говорила, что позор семьи...

Говорила. Было такое пару раз, обмолвилась... но с мужем же!

— А ты подслушивать изволила? Да? Решила, что самой умной стала?!

— Мам... я случайно...

— Вот и я тоже, — ухмыльнулась я, протягивая руку за хворостиной. — родных выдавать да подставлять — последнее дело! Ты Зайку защищать должна! Кому ты нужна, если родную сестру травишь?! Не смей вести себя, как человек! Не смей жрать своих! Не смей разбивать стаю! Не смей предавать родную кровь!

Каждое предложение сопровождалось увесистым шлепком по попе для пущей доходчивости. Погань какая, а?