Он с наигранной свирепостью сдвинул кустистые брови. Кендал, как мог, изобразил раскаяние. Галерея кончилась, и миновав еще один гвардейский пост, магистры бок о бок спустились по узкой лестнице к открытой настежь двери. На мгновение зажмурившись от яркого солнца, они ступили на дорожку, ведущую к парку. И только когда на их головы опустилась прохладная тень от тесно стоящих деревьев, герцог эль Хаарт отстраненно заметил:
— Вот насчет ужина ты зря. Я бы и так позвал, без повода.
— Угу. А то я тебя, лиса старого, не знаю,— граф, всё еще демонстративно хмурясь, передернул плечами.— Одна выгода на уме, хоть бы меня постыдился... Ну? Что там с Нейлом? Кляузу накатал кто-то из мэтров?
— Да какое там,— с горечью отмахнулся Кендал.— Наоборот, выгораживают, мол, дело наживное и всё такое прочее. А у парня с рукопашной полный швах. Шест в руках не держится.
— Сам экзаменовал?— догадался Айрон.— Ну еще бы, ты разве утерпишь! Не совестно? Бедняге в себя бы прийти, отдохнуть, а папаша сразу с порога за химок хватает!.. Ну, шест. Свет на нем клином сошелся, что ли?
— Там и помимо, знаешь ли, всё хуже некуда,— мрачно отозвался герцог.— Как до контакта под амулетом доходит — Нейлар сдувается сразу, и что с этим делать, я не знаю. А делать надо.
Магистр щита скорчил сердитую гримасу:
— Надо, а как же. Тебе надо. И, как всегда, больше всех... Ладно уж, пес с тобой. Только ради Нейла, а то ведь с тебя же станется в гроб бедолагу вогнать своими большими надеждами!
Он покровительственно расправил плечи. Кендал эль Хаарт, пряча улыбку, склонил голову набок:
— Значит, договорились?
— Договорились. Послезавтра жди. И 'запасы' свои лабораторные прихватить не забудь, хоть что-то с тебя поимею, тихушника... А сегодня, боюсь, уж не свидимся, дел непочатый край, тут хоть пару часов подремать — и то за счастье! Чтоб те парады демоны драли...
Магистр алхимии промолчал, но кивнул понимающе. Мысль о завтрашнем дне, полном хлопот, и у него не вызывала энтузиазма.
Остаток пути прошел в молчании. У выхода из парка соратники распрощались и, пожав друг другу руки, разошлись. Дел и правда было невпроворот у обоих. Рексфорд повернул налево, в сторону дворцовых служб, а эль Хаарт направился к алхимическому корпусу, задумчиво глядя себе под ноги. Негромко похрустывала гранитная крошка дороги, в теплом воздухе плыл тополиный пух, со стороны ворот неясно доносились голоса караульных и звон подков. Тихое летнее утро. Но, увы, отнюдь не безмятежное.
Поймав себя на этой мысли, Кендал остановился и обернулся назад. Магистра щита уже не было видно, но беспокойство, что он посеял, осталось. Парад... Зачем перенесли парад? Не на день, не на неделю — почти на два месяца вперед! И так внезапно, без объяснения причин!.. Верховный маг, конечно, в курсе. Но почему тогда остальным, хотя бы первым магистрам, не объяснили ровным счетом ничего? Герцог вспомнил тень тревоги, мелькнувшую в глазах товарища, его новый доспех, брошенное вскользь упоминание об арбалетных болтах — и нахмурился. Айрон Рексфорд грядущие неприятности всегда чуял за милю, как и многие его братья по оружию. Глупо пренебрегать очевидным.
Герцог, щурясь от солнца, поднял взгляд вверх — туда, где над пышными кронами деревьев поднимались золотые остроконечные крыши дворцовых башен. Величественный и одновременно хрупкий, королевский дворец покоился в зелени, словно птенец в гнезде: такой же беспомощный и оберегаемый, укрытый не только от жизненных бурь, но и, казалось, от самой жизни. И пусть все птенцы рано или поздно покидают родительский кров — этот останется здесь навсегда. Застывший в тягучем безвременье, окруженный вечной синевой неба и моря... Как замок из песка, вдруг подумал Кендал, глядя на гладкие желтые стены. И понял, что слишком уж дал волю фантазии. 'Предчувствия предчувствиями,— одернул себя магистр, спешно отводя глаза,— но по факту не от чего впадать в панику, на рубежах всё спокойно. А парад... Так ее величество одной своей монаршей волей имеет право его хоть вовсе отменить'. Успокоения эта мысль не принесла, но взбодрила. И заставила вспомнить о делах насущных: герцог эль Хаарт встряхнулся, выпрямился и, больше не останавливаясь, зашагал по дорожке к белеющему впереди алхимическому корпусу.
Ничего не подозревающий о планах родителя Нейл проснулся далеко за полдень: еще утром покинув столовую, он вернулся в свою комнату и, как был, упал лицом в подушку. Что ему в результате и аукнулось — голова гудела, не обработанные вовремя синяки да ссадины ныли, а так и не съеденный завтрак давал о себе знать сосущей пустотой в желудке. Нет, отец прав, ночью все-таки стоит хоть изредка спать... Нейл от души зевнул, потер кулаками глаза и кое-как сел на постели. Часов в его спальне не было, но высоко стоящее солнце за окном и духота в комнате подсказывали, что время уже близится к обеду. Молодой человек пригладил стоящие дыбом волосы и снова зевнул. Есть хотелось, а двигаться — нет. Что за пекло! И ставни он, разумеется, запереть забыл.
Титаническим усилием все-таки оторвав себя от кровати, Нейл подошел к умывальному столику, налил в таз из кувшина немного воды и поплескал на лицо. Легче не стало — вода была до отвращения теплой. Спуститься бы сейчас к морю! Окунуться с головой, оседлать волну, нырнуть поглубже... Он вздохнул. Тащиться в такую жару к бухте, пускай даже в наемном экипаже, а не на своих двоих, потом битый час выискивать место попустынней, озираясь каждую минуту, чтоб, упаси боги, никто из не обладающих даром не нарушил его уединения, и все это только затем, чтобы на обратном пути заново покрыться потом от макушки до пят? Малопривлекательно. А реки или хотя бы озера поблизости от дома днем с огнем не найдешь, есть только искусственный пруд в саду, который уже полгода как не чистили — вода в нем давно зацвела, и запах гниющей тины от нее идет такой, что только держись. Лишь вездесущей мошкаре, которую не берет никакая магия, да стойким кувшинкам всё нипочем.
Нейл издал еще один тяжкий вздох, закрыл раскаленные ставни, подумал и, оставив дверь спальни открытой, спустился по черной лестнице вниз. Июнь стоял знойный, дальнейшие прогнозы были еще хуже. К морю не наездишься, а пруд — он вот он. Ряску сгрести, берега почистить от сора, а дно — от ила, песку с заднего двора принести с полдесятка кадушек... И мышцы ноющие размять заодно, и ванну себе обеспечить!.. Вдохновленный этой без сомнения блестящей идеей, молодой человек толкнул заднюю дверь, страдальчески сморщился от хлынувшего в лицо солнца и, обливаясь потом, похромал к деревянному сарайчику в конце двора. Там приходящий садовник хранил свой инвентарь. Лопаты да грабли, понятно, не разгуляешься, но на безрыбье и рак рыба. 'Водоем чистить — не шестом махать,— самонадеянно думал Нейл, перебирая длинные деревянные черенки и гремя ведрами.— Вот эти грабли для листьев, кажется? Ну, значит и для ряски как-нибудь сгодятся. В крайнем случае на месте разберусь! Что там того пруда?..'
Как выяснилось парой часов позже, с последним утверждением молодой эль Хаарт сильно погорячился. Как и с оценкой собственных сил. Да, пруд был не бог весть — футов двадцать в диаметре, а глубиной так и вовсе тьфу, взрослому человеку только-только до подбородка... Зато запущен он был до такой степени, что глаза бы не глядели! Энтузиазма Нейла хватило только на то, чтобы прополоть сорняки на берегу, вернуть на место кое-где отвалившиеся камни бортика, да с горем пополам выловить сачком плавающий на поверхности мусор. Купаться уже не хотелось. Есть тоже. Но признать свое поражение да вернуться в дом не позволила гордость. К тому же, пусть и не лучшим образом, но полдела все-таки было сделано! Не напрасно же он так мучился?.. Скрипя зубами и отчаянно плюясь, сын герцога вооружился граблями, разделся донага и, влезши в воду, принялся за очистку дна. Шло из рук вон. Солнце нестерпимо жгло затылок (деревья вокруг пруда были чахлые и тени почти не давали), изрезанные травой пальцы саднили, вонь от мокрой кучи сгнивших листьев наводила тошноту — а пруд чище не становился. Видавшие виды грабли застревали в густом скоплении водорослей на дне, водоросли тянули за собой жирные сгустки перепрелого черного ила, мелкие ошметки ряски и нитчатки назойливо липли к коже. Разбухший, скользкий от воды черенок на особенно сильном рывке вываливался из рук, и за ним приходилось нырять, выискивая грабли в быстро оседающей придонной мути. В ушах мерзко хлюпало. Руки не слушались. Дважды приходила служанка, звать молодого господина к обеду, и дважды уходила ни с чем. Проклинающий все на свете Нейл, каждые пять минут порываясь бросить свое занятие и велеть засыпать непокорный пруд ко всем демонам, не отступал. 'Врешь, не возьмешь!'— шипел он сквозь зубы, остервенело орудуя граблями. День не задался с самого утра, и сдаться теперь, да еще и такому противнику, значило окончательно растерять все самоуважение. Поэтому Нейл страдал, но терпел. Уже из принципа. Зловонная куча на берегу росла, пруд потихоньку светлел, солнце, повисев в зените, медленно поползло к горизонту...
Когда он, еле перебирая руками и ногами, выбрался наконец из воды и, обессиленный, растянулся на жухлой траве, день уже клонился к вечеру. Чистый пруд играл золотистыми искорками, отражая небо и нависающие над водой ветви деревьев, по его гладкой поверхности, кружась, скользило полдюжины уцелевших белых кувшинок — но вся эта красота победителя уже не трогала. Лежа на спине с закрытыми глазами, Нейл прислушивался к тенистой тишине сада и думал о том, какого свалял дурака. Что стоило дождаться садовника? Или попросту окатить себя с ног до головы из пары-тройки кувшинов? Так ведь нет. Нейлар эль Хаарт трудностей не боится!
Вспомнив о том, что еще вчера обещал брату поиграть с ним перед ужином, молодой человек тоскливо застонал. Он не чувствовал даже пальцев на ногах, а игры у Мелвина, как у всех здоровых малышей, сплошь подвижные. Не кубики складывать. И что теперь? Ведь пообещал же! Мальчишке с одной матерью скучно, с ней не побегаешь, не порезвишься, как хочется — его ведь тоже понять можно. Он так ждал, когда старший брат приедет на каникулы... А этот брат лежит колодой и не то что бегать — моргать не может!
— Ни ума, ни памяти,— сипло пробормотал Нейл, все-таки открывая глаза. Покосился на амулет на груди, весь залепленный вонючей тиной, и добавил кисло:— Зато новое ремесло, считай, освоил. Выставят из Бар-Шаббы — пруды чистить пойду.
Дотянувшись до валяющейся неподалеку одежды, онкое-как натянул штаны. Ботинки с рубахой надевать не стал, замотал всё в узел, закинул его за спину и поплелся через сад к дому. Ноги слушались плохо, сад был большой, так что Нейл решил хоть немного срезать — свернул с дорожки, и, продравшись сквозь сухо шуршащий кустарник, вывалился на подъездную аллею.
Мысль о том, что в таком виде следовало бы вернуться домой через заднюю дверь, а не ломиться напрямую к крыльцу, лишь бы покороче, пришла в голову слишком поздно. Когда совсем рядом раздалось тихое 'Ох!', и Нейлар эль Хаарт, вздрогнув от неожиданности, вскинул голову.
Прямо перед ним стояла невысокая молодая женщина — тоненькая, затянутая в строгое коричневое платье с высоким воротом, прижимающая к груди потертый ридикюльчик. Женщина была хорошенькая, рыжеволосая и порядком испуганная. Чему, в сущности, странно было бы сейчас удивляться.
— П-простите,— выдавил из себя Нейл, не зная, куда прятать глаза.— Не подумайте дурного, госпожа, я не хотел...
Незнакомка, почти что с ужасом глядящая на полуголого человека в одних штанах, к тому же грязного как золотарь и почти так же пахнущего, вцепилась в несчастный ридикюль мертвой хваткой. А человек сделал шаг ей навстречу, порываясь то ли еще что-то сказать, то ли уже сделать... Ридикюльчик упал на землю. Тонкая рука метнулась к груди, вспыхнула и погасла маленькая золотистая звездочка. И открывший было рот Нейл понял, что его извинения тут никому не нужны — женщина одним движением сорвала с себя амулет. Амулет мага, который второй маг благополучно проморгал.
— Стой!— не своим голосом взвыл он, напарываясь спиной на кусты. Но было поздно. Тенистая аллея озарилась яркой вспышкой, холодная волна с силой ударила в грудь, и солнечный день померк.
Глава V
В маленькой девичьей спальне было тихо. Только монотонно скреблась на дне ящика у кровати ящерица Шишша, да изредка за закрытой дверью слышался шорох платья и быстрые шаги кого-то из горничных. Негромко тикали часы на каминной полке, отсчитывая минуту за минутой, час за часом. В распахнутое окно вливался теплый вечерний воздух, наполненный шелестом листвы молодого клена: когда-то это дерево посадил под окном дочери сам барон Д'Элтар. Кассандра росла — и клен рос вместе с ней. Его сильные ветви, окутанные живым зеленым плащом, дарили прохладу даже в самые жаркие дни лета, осенью широкие листья горели огнем, заслоняя от глаз Кассандры поблекшие лужайки и мокрую от дождя изгородь, а долгими беспокойными ночами, когда на Мидлхейм и его окрестности обрушивалась весенняя гроза, клен стучался в стекло, словно говоря: 'Ничего не бойся, я здесь, я рядом!' И Кассандра засыпала, убаюканная, даже под громовые раскаты...
Легкий ветерок колыхнул кисею занавески, принеся на своих крыльях аромат садовых роз и далекую свежесть моря. Одиноко сидящая в большом кресле у окна девушка прерывисто вздохнула. И с тоской глядя на ветви клена, подтянула колени к груди. Даже старый товарищ не был ей сейчас утешением. С самого утра она ждала, терзаясь одновременно бездельем и смутной тревогой, когда, наконец, повернется ключ в замке и ее выпустят, чтобы... Чтобы — что? Отчитать? Простить? Собрать ее вещи и отправить подальше из Мидлхейма, в дядюшкино поместье или в горы, к кому-нибудь из вдовых тетушек? Выдать, в конце концов, замуж за первого встречного?..
Кассандра невесело улыбнулась. Последнее предположение, даже учитывая обстоятельства, она всерьез не рассматривала: барон для такого решения был слишком мягок, а баронесса весьма прохладно относилась даже к договорным бракам — сказывались воспоминания юности. Нет, замуж ее, конечно, не отдадут. Пожалеют. А вот отослать подальше, на год или на два, 'пока не поумнеет' — дело другое! Девушка закусила губу. Она была виновата и понимала это. Она ждала сурового наказания за свой проступок, и даже с готовностью приняла бы его — но одна мысль о том, что все ее надежды и чаяния в одно мгновение разлетятся на осколки, заставляла Кассандру сжиматься в комок. На глазах опять закипели слезы гнева и обиды. Почему? Почему они не хотят ничего слушать, ничего понимать? Разве сами никогда ни о чем не мечтали? А если мечтали, и не сбылось, так что ж теперь, пускай и она остается ни с чем?..
Конечно, дядя воевал и потому боится. И мама боится, и папа... Но ведь сейчас никакой войны нет! Откуда ей взяться? 'И что может случиться за те неполных пять лет в школе?— в отчаянии подумала девушка.— Съедят меня там, что ли?!' Она, не сдерживаясь, громко шмыгнула носом. Взглянула на часы: четверть шестого. Уже совсем вечер! От этой неизвестности с ума можно сойти! И к чему вообще было ее запирать?
