Созерцающие путь

нацелить. Заработали, правда, дротометалки, но особого вреда не

причинили: дроты просто отскакивали от металла корпуса и щи—

тов. А нам лишь пригнуться пришлось.

Расстояние до укрепления быстро сокращалось. Огненная

струя из трубы на башенке лизнула баррикаду по всей её шири—

не, и деревянный хлам занялся ярким огнём. Тут же наш самоход,

лязгая и фыркая паром, взобрался на неё. Открылись катапульты

и стрелковые машины, от них в панике разбегались солдаты. Огне—

мёт вновь плюнул пламенем, поджигая и орудия, и людей. Пошла

в ход уже наша дротометалка на носу машины, полив толпу смер—

тоносной очередью. Мы тоже разрядили самострелы в мечущегося

неприятеля.

Мне запомнился молодой солдат, совсем ещё мальчишка, ко—

торый растерянно стоял перед надвигающимся на него кошмаром.

От страха он не мог бежать, так же, как не смел поднять беспо—

лезное для защиты оружие. Беспомощный взор испуганных глаз

в ужасе скользил по нам, умоляюще встретил мой взгляд за наце—

ленным в него самострелом. Палец дрогнул на спусковом крючке,

и нас на миг соединил росчерк металла. Я не промахнулся, хотя и

не осознал ничего толком. В пылу сражения тело само реагировало

на ситуацию; не напрасно нас учили. Я не видел, как он упал, не

до него было, глаза уже искали новую цель. В битве все мы стано—

вились бездумными механикусами для убийства, выкованными в

кузнице безжалостной системы. Сознание же отмечало события с

запозданием и как-то отрешённо. А ещё в голове крутилась мысль,

что это сейчас враги растеряны, а когда опомнятся, не преминут

ударить в спину.

О железный корпус прямо подо мной разбилась бутыль с за—

жигательной смесью. Вспыхнуло пламя, снизу дохнуло жаром. Я

лихорадочно схватил шланг и, высунув раструб за край щита, на—

правил струю на огонь под каким-то невообразимым углом. Да—

леко высовываться из-за прикрытия не очень-то хотелось. Пена

била под таким давлением, что чуть не вырвала его из рук. Так или

иначе, но я всё-таки совладал с бешено дёргающимся шлангом.

Постоянно рискуя нарваться на неприятельский дрот, мне кое-как

удалось потушить пожар на боку машины.

60

Слегка обгоревший и капающий пеной шестьсот шестьдесят

шестой миновал неприятельскую позицию, оставив за собой го—

рящие механизмы и тела. Уцелевшие враги рассеялись за домами,

слишком деморализованные, чтобы оказать какое-то сопротивле—

ние.

Наш самоход остановился, поджидая своих собратьев. Первые

машины уже появились на пылающей баррикаде. Мы же, ощети—

нившись самострелами, непрестанно озирались. Наконец люк в

башенке открылся, явив свету чумазую рожу командира.

— Ну, ребята, взяли мы её! — радостно крикнул он.

— У нас потери, — доложил десятник. — Боец, которого мы да—

веча ремнём к щиту прикрутили, сорвался на повороте. Не знаю,

жив ли ещё.

— А-а, ты про капрала, который совсем никакой был, да? —

вспомнил офицер нашего Слона. — Если жив, так его санитары

подберут. Не возвращаться же за ним...

Рядом с ним вынырнула совсем уже чумазая девка. Её, похо—

же, здорово мутило то ли с непривычки, то ли с бодуна, то ли от

духоты внутри.

— Ну, как, ягодка, понравилось тебе с нами кататься? — осведо—

мился лейтенант.

Ответом были рвотные массы, которые она извергла прямо на

корпус машины.

— Это ж надо, как ты нашу таратайку попачкала, — шутливо

ужаснулся самоходчик. — Ну, ничего, подышишь свежим воздухом,

тебе и полегчает.

* * *

Колонны двинулись дальше по улице, до поры не встречая

серьёзного сопротивления. Башенка нашего "зверя" украсилась

знаменем с имперским драконом. Шестьсот шестьдесят шестой

возглавлял шествие по праву заслуженного штурмовика, пер—

вым взявшего неприятельскую позицию и обеспечившего проход

остальным. Командир машины с видом победителя стоял в проёме

люка в обнимку со вконец очумевшей шлюхой. Её подруга, кото—

рую недавно вывернуло, не захотела больше сидеть в душном чре—

61

ве самохода и пристроилась за одним из щитов. Протрезвев, девки,

похоже, сообразили, во что они спьяну — сдуру вляпались.

Гул набатов становился всё отчётливей и громче. Когда ма—

шина подошла к перекрестью улиц, откуда доносился явный шум,

мы вскинули самострелы, ожидая чего угодно, но за поворотом

оказалась лишь толпа горожан с пожитками. Спешили они, по—

видимому, в центр города. Одни везли свой скарб на ручных теле—

жках, другие просто тащили в узлах. На руках у женщин плакали

малые дети.

Мы появились позади неожиданно, как воплощённый кошмар.

Поначалу они остолбенели, тупо глядя, как на них надвигаются

шумные металлические чудища, окутанные дымом и паром. И не

столько на все машины, сколько именно на нашу, головную. Чув—

ствовалось, что она вызвала у местных откровенный ужас. Потом

раздались истошные вопли, и ступор сменился паническим мета—

нием. Позабыв о вещах, люди бросились врассыпную, как стай—

ка шугнутых от кормушки воробьёв, пытаясь скрыться где угод—

но: в домах, в переулках, в подворотнях. Командир же шестьсот

шестьдесят шестого пронзительно свистел и весело орал им вслед

какую-то похабщину.

Пространство перед нами освободилось довольно быстро.

Лишь несколько стариков, увечных и женщин с детьми, испуганно

жались к зданиям, не успев нигде спрятаться. Имперская армада

продолжила шествие, топча тележки, узлы и прочее барахло, бро—

шенное владельцами.

Следом за техникой двигались отряды пехоты, ветераны зачи—

щали кварталы, оставшиеся позади самоходов. Нам тоже вскоре

пришлось спешиться, поскольку с крыш и из верхних окон стали

всё чаще стрелять и метать зажигательные бомбы. Всё чаще ма—

шины останавливались, обрабатывая огнемётами подозрительные

дома. Всё чаще нам приходилось обследовать тёмные дворы и про—

ходы, рискуя угодить под вражеский обстрел, а потом бегом до—

гонять свой транспорт.

Когда я сунулся в очередной проулок, навстречу мне внезапно

выскочила тёмная фигура. Я моментально отскочил в сторону и

разрядил в неё самострел. Выстрел отбросил человека к стене. Ши—

роко выпучив в ужасе глаза, на меня смотрела молодая женщина.

62

Из развороченной груди, пробитой насквозь зазубренным дротом,

хлестала кровь. Она медленно сползла по стене, оставив на кирпи—

чах алую полосу, и застыла. Взгляд её померк, но казалось, будто

женщина смотрит сквозь меня и серые здания куда-то в неведомую

даль, словно что-то там привлекло её посмертное внимание.

Только тогда я разглядел, что в руках у неё не было никакого

оружия. Не знаю, зачем она куда-то спешила в это жуткое для горо—

да время. Даже смертная мука не смогла обезобразить её красивое

лицо.

— Ну, что ты там возишься? — послышался рядом голос десят—

ника. — Кто это?

— Не знаю... — разлепил я губы. — Это случайно вышло. Она

выскочила на меня, а тут темно... Всё случилось слишком быстро.

— Пойдём отсюда поскорее. Ей уже ничем не поможешь. Не

хватало, чтобы на нас стали вешать убийства мирных жителей.

Мы, пятясь, отступили из проулка и пошли дальше, держа ору—

жие наготове. Обстановка требовала обострённой бдительности, у

меня же перед глазами стояло лицо убитой мною красавицы.

Вскоре колонне пришлось остановиться: впереди улица между

домами была перегорожена стеной свежей кладки. Высотой она

была до окон третьего этажа, а какой толщины, оставалось только

гадать. Тут же из-за неё полетели кугели, и нам пришлось отсту—

пить. Вскоре выяснилось, что такие же стены перегораживают и

соседние улицы. Это приостановило дальнейшее наступление на—

ших армад.

* * *

Я вёл самоходную четырёхколёсную машину вверх по скло—

ну холма. Сочная зелень откосов блестела в лучах полуденного

солнца. Дорога с удивительно ровным покрытием привела меня к

аккуратному двухэтажному домику. Стены его под самую крышу

были густо заплетены вьюнком, розовые чашечки цветков широко

раскрылись навстречу светилу.

Остановившись возле дома, я выключил тихо рокочущий ме—

ханизм и вышел. Запах газов, отработанных машиной, быстро уле—

тучился, сменившись пряными цветочными ароматами. Птицы,

63

перепархивая с куста на куст, весело щебетали. Внизу, у подножия

холма, раскинулось большое озеро. Под лёгким ветерком вода ря—

била, отсвечивая яркими бликами. Тенистая дубрава на том берегу

серебрилась листвой на солнце. По бирюзовому небу невдалеке с

шумом плыл странный летательный аппарат, похожий на огром—

ную серебристую птицу. Распластав скошенные назад крылья, он

медленно снижался к городу.

Дверь скрипнула, и я обернулся.

— Папа! Папочка приехал!

Ко мне бежали две девчушки одна другой меньше в коротень—

ких весёленькой расцветки платьицах. А на крыльце стояла боси—

ком и улыбалась... Мэринда, живая и здоровая. На ней была белая

блузка и чёрная короткая юбка, выше колен. Ветер играл её див—

ными, почему-то сейчас белокурыми волосами. А глаза светились

счастьем.

Разум отказывался верить. "Как же так? Она же умерла... Или

врачи ошиблись, приняв за смерть глубокий сон? А во сне она спра—

вилась с ядом. А может, сном была вся моя нелепая жизнь, жизнь

властителя, а вернее сказать, бесправнейшего раба всевозможных

условностей. Конечно! Такое существование не может быть ничем

иным, как кошмаром!" Всё это вихрем пронеслось в голове.

На меня с разбегу налетели два мягких шумных комка пло—

ти — живейшее доказательство реальности бытия. Мои дочки! Я

подхватил обеих на руки. Мне тут же вспомнилось, как привозил

их из родильной клиники, как растил, как воспитывал. Старшую

мы назвали Эльзой, а младшую — Кэти. Вспомнилось и то, как на

одной из студенческих вечеринок познакомился с Мари, будущей

матерью моих детей.

А этот дом? Его купил отец, когда я был ещё совсем малень—

ким. Мальчишкой я облазал в нём каждый закуток, знал его от

крыши и до погреба. Каким же огромным он мне тогда казался!

Вспомнил, как боялся в раннем детстве заходить один в тёмный

подвал. Как однажды, сильно нашалив, прятался от отца пол дня

на чердаке.

— Папочка, а что ты нам привёз? — отвлёк меня от воспомина—

ний звонкий голосок Эльзы.

— А вот сейчас сами увидите.

64

Я направился к багажной дверце автомобиля. Там была целая

гора покупок. Девочки сразу же в них зарылись, выискивая гостин—

цы. Я рассмеялся и извлёк на свет красивые упаковки, которые они

тут же принялись потрошить.

Нагруженный пакетами и коробками я пошёл в дом. Скрипну—

ла под ногой рассохшаяся ступенька, та самая, которую уже давно

хотел заменить, но всё руки не доходили. Мари чмокнула меня в

губы, забрала часть ноши, и мы вместе зашли в блаженную про—

хладу холла.

Вскоре всё семейство собралось за обедом в столовой. Гото—

вила моя жена исключительно. Мы с удовольствием ели телячьи

бифштексы с тушёными овощами к гарниру, потом — творожную

запеканку под сладкой подливой. Свежая земляника в глубокой

фарфоровой миске душисто пахла на середине стола. Я разлил по

бокалам прохладное рубиновое вино четырёхлетней выдержки.

Девочки пили гранатовый сок. Ветер тихо играл занавесками в на—

стежь открытых окнах. Мы с Мари беззаботно болтали во время

трапезы. Девчушки весело лепетали о своём, смеясь во весь голос.

После обеда мы, обнявшись, сидели в увитой плющом бесед—

ке, глядя с высоты на сверкающую озёрную гладь. Нас окружали

привычные звуки: голоса наших детей — они играли неподалёку,

— птичий щебет, стрёкот кузнечиков. Свежий ветерок приносил

дурманящие запахи трав и цветов, и душа моя преисполнилась

умиротворением. Мари, разомлев, склонила ко мне голову. Я хоро—

шо видел ложбинку меж двух полушарий, соблазнительно оттопы—

ривающих её блузку. Туда спускался золотой крестик на цепочке,

совсем не похожий на знак Всевидящего Ока в треугольнике — сим—

вол, который принят был там в моих видениях.

Чем же была та, другая жизнь? Наваждением? Бредом наяву?

Навязчивым кошмарным сном? Или всё-таки чем-то большим?

Мне не хотелось вникать в это. Здесь и сейчас я был счастлив, и

ничего иного не надо было.

Солнце перекатилось по небосводу и, выглянув из-под кар—

низа беседки, начало припекать голову. Но жена дремала у меня

на груди, и я не стал двигаться, чтобы не потревожить её. Просто

терпеливо сидел под солнцепёком и смотрел на горизонт, затяну—

тый зеленоватой дымкой. Сидел и лениво размышлял. Я старался

65

расслабиться и не думать о событиях, которые будоражили мир в

последнее время. Мысли мои были о родителях — они сейчас жили

в городе — и о том, что надо бы их навестить.

Вдалеке над городом набирала высоту большая металлическая

птица. Голову мне, по-видимому, прилично напекло: в лицо бро—

сился жар, в ушах зашумело. Я решил, что больше нет резона вы—

сиживать под горячими лучами, и попытался разбудить Мари. Но

ей пока не хотелось просыпаться.

В глазах мельтешило, но я всё-таки заметил, что самолёт летит

как-то странно. Он как будто взял курс прямо на наш холм, чего

раньше никогда не бывало, и приближался с каждым мгновением.

Тут до меня дошло, что это был не шум в ушах, а звук приближаю—

щегося летательного аппарата. Жуткий вой всё нарастал, стано—

вился громоподобным. Металлическое тело машины, нестерпимо

блестящее на солнце, уже заслонило полнеба. Я в ужасе смотрел,

как на нас валится ревущее чудовище. Мелькнули мысли о детях, о

жене. Что теперь с нами будет? Всё вокруг завибрировало, заходи—

ло ходуном. Мир рушился на части...

* * *

Я очнулся. Взмокший от жаркого пота я лежал на постели, во—

круг суетились лекари. Меня чем-то укололи, потом поднесли к

носу вату, пропитанную едкой дрянью. Я чихнул.

— Наконец-то вы очнулись, ваше величество, — радостно объя—

вил лейб-медик. — Мы начали бояться, что потеряем вас.

— Что случилось? — спросил я и едва услышал свой голос.

— Сегодня утром вас нашли на полу в глубоком обмороке, и с

тех пор мы стараемся привести вас в чувство. Но вы всё не при—

ходили в себя. Более того, началась лихорадка, поднялся сильный

жар. Мы приняли все необходимые меры и только сейчас, уже бли—

же к вечеру, добились успеха. Я так рад, что всё обошлось! Мы

сначала подумали, что вас тоже отравили, но кровь оказалась чи—

стой. Скорее всего, причиной стало глубокое эмоциональное по—

трясение. Но теперь вашему здоровью ничто не угрожает, хотя