На арене смерти

Антон несколько дней, по инерции, еще гулял, но с каждым днем все меньше и меньше и когда винные пары окончательно выветрились из его головы, он понял, какое горе его постигло. Когда Лена бросила трубку, Антон сгоряча решил, что так тому и быть, что раз уж она так хочет, то он спокойно обойдется и без нее. Но все оказалось не так просто. Оказалось, что без Лены он уже не мог жить.

Когда она ушла, на него волнами стала накатывать тоска, которую он мог бы утопить в вине, но для него это был не выход. Не для того его столько лет учил различным дисциплинам рыцарь ордена госпитальеров, чтобы от первых же жизненных трудностей превращаться в алкоголика. Антон вполне был обучен преодолевать различные житейские препятствия без потерь для своего здоровья и главным лекарством для него были его тренировки с мечом.

Начав вести разгульный образ жизни, Антон отдалился и от барона и стал очень мало тренироваться, как будто бы он уже достиг всего, чего только можно было достичь и теперь нужно пожинать плоды своего труда. Барон пытался внушить Антону ошибочность его новой жизненной концепции, но Антон в то время был воистину неуправляем. Создавалось такое впечатление, что из глубин души Антона прорвались наружу те необузданные и гибельные для человека стихии, которые он пытался удержать внутри все предшествующие годы. И теперь эти стихии управляли им. И должно было произойти какое-то действительно жесткое потрясение, чтобы Антон смог прийти в себя. И этим жестким потрясением стал разрыв отношений с Леной.

Через некоторое время после ухода Лены Антон трезво оценил ситуацию и понял, что только он сам и виноват в постигшей его беде и что нужно очень многое менять. Сначала он перестал посещать вечеринки а потом перестал посещать съемочные площадки. Он отказался от работы консультанта и каскадера, поняв, что эта среда для него гибельна. Единственное, что осталось от его прежней жизни — это его работа тренером в школе фехтования.

Полностью изменив свой образ жизни, он вернул Лену домой. А через некоторое время он ушел и из школы фехтования, устроившись инкассатором в один из московских банков. Потом была свадьба и Антон с Леной стали мужем и женой.

Антон прекратил участвовать в рыцарских турнирах, объяснив барону свой отказ тем, что это мешает его семейной жизни. Лена знала, как для него важно его увлечение и даже уговаривала его участвовать в турнире, но Антон сказал ей, что единственное, что для него важно, это то, что она рядом с ним.

Редкие тренировки с бароном, вот все, что осталось от прежнего Антона. Но, тем не менее, Антон был счастлив. Он взвесил на чаше весов жизненные приоритеты и определил, что ему действительно важно. Любовь оказалась важнее всего остального.

Барон был разочарован. Обновленный Антон оказался не таким, каким бы барон хотел видеть своего сына, но ничего поделать было нельзя. Окончательно порвать с Антоном барон не мог, он любил его как своего сына и приходилось считаться с его выбором. Он продолжал тренировки с Антоном, хотя для дальнейшего развития Антона, как бойца, этих тренировок было явно недостаточно. Барон был желанным гостем в семье Антона и Лена к нему очень хорошо относилась. Барон просто не мог на нее злиться, тем более, что Лена, также как и барон, хотела, чтобы Антон участвовал в турнирах. Барон был благодарен Лене за то, что она вытащила Антона из черной воронки вакханалий.

Барон знал, что настоящий воин всегда будет скучать по бою и он знал, что Антон — настоящий воин, поэтому когда Антон объявил барону о своем отказе от участия в турнирах, барон сказал Антону лишь одно:

— Я не верю, что ты можешь вот так это бросить. Когда-нибудь битва вновь позовет тебя.

Барон верил, что так оно и будет.

Глава 7

Барон вошел в дверь одного из зданий на Маросейке. Внутри был турникет и возле турникета дежурили охранники. Барона уже ждал одетый в деловой костюм молодой мужчина. Они поднялись на второй этаж и вошли в один из кабинетов. Там сидело двое крепких мужчин, и девушка за компьютером. Молодой человек, который сопровождал барона и представился Игорем объяснил Фабиусу, что тому нужно отсканироваться на наличие оружия. Фабиус ответил, что он не возражает. Один из крепких мужчин подошел к барону и провел сканером вдоль тела барона, после чего барон с Игорем вошли в следующий кабинет.

Виктор Ольшанский сидел один в своем кабинете во главе стола и смотрел в окно, выходящее во двор, когда в кабинет вошли барон и Игорь. Ольшанский поднялся навстречу барону и пожал ему руку, после чего попросил Игоря выйти из кабинета.

— Итак, господин барон, чем могу быть вам полезен. Вы, наверное, знаете, что я довольно редко бываю в Москве, а если и бываю, здесь скапливается столько проблем, которые необходимо решить тем или иным образом, что все время моего пребывания в Москве буквально расписано по минутам. У вас, я полагаю, имеются достаточно веские причины для встречи со мной, иначе вы бы не стали так настаивать на встрече.

Ольшанский попросил барона присесть, где ему удобно и сам сел во главе стола.

— Да, господин Ольшанский, у меня есть достаточно веские причины, — произнес, усевшись, барон, — по крайней мере для меня, для встречи с вами. Но, я думаю, как делового человека, это должно заинтересовать и вас и я сейчас объясню почему. Я понимаю, как вы цените время и поэтому буду предельно краток.

Итак, я знаю, что вы являетесь основателем нового проекта, связанного с боями гладиаторов, в качестве которых в боях будут принимать участие осужденные пожизненно преступники.

Ольшанский сопровождал речь барона кивками и негромким постукиванием пальцами по столу.

— Значит, дело вот в чем, — продолжал свою речь барон, — есть человек, которого осудили пожизненно абсолютно несправедливо. Этот человек мне очень дорог. У меня нет своих детей и этот человек для меня так же дорог, как если бы он был моим сыном.

Барон умолк на несколько секунд и Ольшанский спросил:

— И что вы хотите, чтобы я вытащил из тюрьмы этого человека? Но я не занимаюсь такими вещами. Если вы считаете, что он несправедливо осужден, направьте кассацию в другие суды или напишите президенту.

— Нет, нет, здесь совсем другое дело. Я думаю, он сам сможет побороться за свою свободу. Побороться, участвуя в вашем проекте.

— Да ради Бога, — удивился Ольшанский, — в моем проекте может участвовать любой, осужденный пожизненно преступник. Нужно лишь изъявить желание. Число участников достаточно большое, но все же оно ограничено, и если число желающих превысит порог, то будет проводиться тестирование. Тестирующемуся нужно будет выполнить несколько несложных физических упражнений и будут отобраны наиболее сильные из них. Вот и все, схема проста. Если ваш человек физически крепок, у него не возникнет никаких проблем с отбором. Если же нет, у него еще есть время подготовиться к тестам. Отбор на участие только начался и будет продолжаться несколько месяцев. Свяжитесь с вашим человеком и пусть он немного позанимается физкультурой, вот и все.

— Нет, как раз с физической подготовкой у него все нормально, об этом я не беспокоюсь.

— Тогда что же вас тревожит, господин барон? Ну уж извините, на поле боя я не смогу его защитить. Там все равны и уберечь его от боев я тоже не смогу, с такими предложениями ко мне не обращайтесь.

— Нет, я и не собирался к вам обращаться с этим предложением. На поле боя он отлично сможет за себя постоять, я вам это гарантирую.

— Ах, да, вы же в прошлом были отличным бойцом на мечах, — было видно, что Ольшанский заинтересовался, — и этот человек, о котором вы говорите, наверное, ваш ученик? Что ж, прекрасно. Шоу будет украшено присутствием хороших бойцов.

— В том-то и дело, господин Ольшанский, что я не уверен, что Антона допустят до участия в гладиаторских боях.

— Но кто ему сможет запретить? Я хозяин всего этого и я могу лично проконтролировать это дело.

— Есть человек, который заинтересован в том, чтобы у Антона не было ни малейшей надежды обрести когда-нибудь свободу. Даже надежды чтобы не было.

— И кто же этот человек?

— Дело в том, что Антона обвинили в смерти сына Ильи Сейшельского. Я полагаю, вам знакомо это имя. Хотя я уверен, что он ни в чем не виноват. Он работал инкассатором, была попытка ограбления, его напарник был убит, Антон защищался. Погибли все грабители и Антона обвинили в смерти всех этих людей, в том числе и своего напарника. Дело сфабриковали так, как захотел Сейшельский.

— Я, кажется, слышал об этом деле. — Ольшанский встал из-за стола и прошел к окну. — Проблема серьезнее, чем я думал. Если я буду лично контролировать это дело, это может вызвать конфликт с Сейшельским.

— Но вы же сами только что сказали, что вы хозяин всего этого. Просто обеспечьте Антону честное судейство в тестировании и, вообще, честное выполнение всех его заявок, только и всего. Ничего сверхординарного.

— Так то оно так, но нужно будет договариваться с Сейшельским. Дело в том, что шоу все равно состоится, с участием, или без участия в нем Антона. А идти на конфликт с такими силами я не могу, у меня и так сейчас голова идет кругом в связи со всей этой организацией боев. — Ольшанский стоял и смотрел в окно. Он не мог смотреть сейчас в глаза барону.

— Я предвидел такой поворот дела. У меня есть то, что может заинтересовать Сейшельского в обмен на участие в боях Антона. Это превосходный жеребец. Вы знаете, он любит скачки. Этого жеребца он хотел приобрести, но не смог. Вы можете отдать его ему.

— Но если Антон так хорош в боях, то он очень легко всех одолеет. Это тоже будет нечестно. И, к тому же, это поймет и Сейшельский.

— У меня есть координаты людей, настоящих воинов, которые могли бы принять участие в боях и сделать из боев грандиозный спектакль. Я имею в виду настоящий смертельный спектакль. С такими бойцами у Антона гораздо меньше шансов добиться свободы, зато все будет по честному. Как видите, я кладу жизнь Антона на алтарь судьбы и пусть рассудит Бог.

— Ну что ж, хорошо, я встречусь с Сейшельским.

Барон поднялся из-за стола и мужчины закрепили свой договор рукопожатием.

Через неделю Ольшанский встретился с Сейшельским в одном из его офисов, расположенных в Деловом центре в одном из небоскребов.

Ольшанский хотел, чтобы все, что касалось проведения его проекта, проходило по правилам, которые он создал и ни в коем случае не отклонялось от них. Но, реальность была такова, что правила неизбежно нарушались. Его раздражало то, что он должен договариваться с Сейшельским насчет участия заключенного в им же созданном турнире. Договариваться о том, чтобы Сейшельский не препятствовал участию Антона Маслова. И хоть в Ольшанском и было сильно раздражение, он должен был решить эту проблему. Должен был обеспечить честное проведение своих игр, даже если дело касалось и интересов хотя бы одного заключенного.

Его раздражало и то, что он должен именно договориться с этим пузатым жирным котом, Сейшельским, который никогда не вызывал у него симпатии ни как бизнесмен, ни как человек.

Но по другому сделать было нельзя. Если проблема обозначилась, в их среде не принято было конфликтовать, сначала не попытавшись решить проблему путем переговоров.

В условленное время Виктор Ольшанский сидел в кабинете Сейшельского, пил кофе и ждал, когда пожалует хозяин, которого еще не было в своем офисе. Секретарша крутилась вокруг Ольшанского, пытаясь скрыть опоздание своего босса всеми возможными и невозможными способами и, казалось, была готова исполнить любую, даже самую непристойную прихоть Ольшанского.

Наконец дверь открылась и в кабинет влетел Сейшельский. Ольшанский встал ему навстречу и олигархи пожали друг другу руки.

— Извините, Виктор Сергеевич, что я опоздал немного, — принялся оправдываться Сейшельский, когда бизнесмены уселись в кресла друг напротив друга, — все эти вечные и бесконечные пробки виноваты. Никогда не можешь знать, где они тебя на сей раз подстерегут. Ну, да надеюсь вам не было скучно в обществе Инны. Иннуля, — позвал Сейшельский, — а ну ка принеси-ка нам из золотого запаса самое лучшее для самых дорогих гостей. Не желаете ли настоящего коньячка, Виктор Сергеевич?

— Нет, нет, спасибо, Илья Николаевич, я уже выпил все, что я хотел, спасибо Инне и, если вы не против, я перейду прямо к делу.

— Нет, нет, что вы, я не против, конечно, давайте сразу к делу.

— Вы, Илья Николаевич, может быть слышали о новом проекте возрождения гладиаторских игр?

— Да, да, конечно, — Сейшельский закивал головой, — как же я мог не слышать. Ваш проект, я думаю грандиозная вещь и в смысле шоу и в смысле прибыли.

— Так вот, — продолжал Ольшанский, — в гладиаторских боях будут участвовать преступники, осужденные пожизненно.

В кабинет вошла Инна с подносом, на котором стояла бутылка коньяка и блюдо с закуской и Ольшанский вынужден был прервать свой рассказ.

Сейшельский налил себе коньяку, выпил, закусил, после чего Ольшанский продолжил:

— Любой осужденный пожизненно преступник может участвовать в боях, если он только пожелает. Турнир будет проводиться пока что раз в три года, потом может быть и чаще. Победитель тот, кто дойдет до финала и выиграет финал. Его ждет приз — свобода. Я создал правила отбора к играм, и не хочу, чтобы мне препятствовал кто-либо, в том числе и вы в осуществлении честного отбора к гладиаторским играм.

— Я!!?? — казалось, что удивлению Сейшельского нет предела, — но, Виктор Сергеевич, у меня и в мыслях не было препятствовать вам. Наоборот, я бы с радостью помог вам в организации этого шоу, если бы у меня было больше свободного времени.

— Вы можете поклясться, что если заключенный, которого зовут Антон Маслов, подаст заявку на участие в турнире, вы не будете ставить ему палки в колеса?

Как только Сейшельский услышал имя и фамилию убийцы его сына, он налил себе еще стопку коньяка, выпил и поднялся с кресла. Было заметно, что он нервничает. Сейшельский подошел к окну, засунул руки в карманы брюк и стал раскачиваться с пятки на носок и с носка на пятку.

— Я не могу вам этого обещать, — произнес после недолгого молчания Сейшельский и добавил: — я не хочу, чтобы убийца моего сына имел даже малейшую надежду обрести свободу.

Ольшанский поднялся с кресла и тоже подошел к окну. Теперь оба олигарха с руками в карманах брюк стояли рядом и смотрели в окно.

— Давайте расставим все точки над " и ", — произнес Ольшанский после минутного молчания, — мы оба прекрасно знаем, что дело сфальсифицировано и Маслов просто честно выполнял свою работу. Была попытка ограбления и Маслов вынужден был защищать себя и вверенные ему ценности от вашего сына и его подельников. Но я здесь не в качестве его адвоката, что сделано, то сделано. Просто я не хочу, чтобы дело, которому я посвятил столько лет своей жизни начиналось с беззаконий и интриг.

— У вас никогда не было детей, — произнес Сейшельский резким тоном, — и вы не знаете, что значит для отца и матери потерять навсегда одного единственного ребенка!!

— Но вы же сами прекрасно знаете, что никакого достойного наследника вашей империи из вашего сына не получилось бы. Вы кого хотите обмануть, себя или меня? — таким же резким тоном спросил Ольшанский и добавил: — Мне прекрасно известно, кем был ваш сын. И отношения в вашей семье между вами, вашей женой и вашим сыном, были, мягко выражаясь, далеки от идиллических.