Земля мёртвых душ (Уроборос-2)

Конечно же, перспектива прожить целый месяц в фургоне, под всеми ветрами и дождями поздней осени, меня не радовала. Ещё во время сплава по Днепру я спросила у Дойлена, почему ни один Одарённый даже мысли такой не допустил, чтобы ослушаться князя и сбежать, куда глаза глядят. На что получила ответ, заставивший меня крепко задуматься:

— Медальон не позволит, — без особой охоты сказал Дойлен.

— А... как это выглядит? — опешила я.

— Попробуй повернуть обратно, и увидишь, — невесело усмехнулся дорогой сосед. — Ты просто не заметишь, как умрёшь.

— Вот как... Значит, в наших медальонах вложено заклинание, отслеживающее наши перемещения, плетения и всё прочее?

— Насчёт "всего прочего" не уверен, но где-то так и есть.

Я давно подозревала, что медальоны, начиная от ученических медных и заканчивая золотыми магическими, выполняют роль маячка. Не зря же на серебрушку с профилем князя наложено заклятие, не позволяющее её снять. Во всяком случае, с живого колдуна точно. А теперь мои подозрения превратились в уверенность. Теперь медальон в моём представлении выглядел как стационарный IP-адрес, намертво привязанный к какой-то одной персоне, и служил "логином" в магической сети. На территории своего домена любой ведьмак, условно говоря, пользовался правами администратора, а само владение служило его личным "сайтом". Или "форумом". В Масенте я была почти всесильна, а здесь, в Восточных Вратах, вынуждена довольствоваться ролью рядового пользователя сети. А ключ ко всему — медальон. Он так хорошо защищён от взлома, что до сих пор не было описано ни единого случая, когда ведьмак или маг смог что-то в нём изменить. Вероятно, на это способны только князь с княгиней. Эдакие глобальные администраторы, создавшие существующую сеть. Но... Нет в моём мире таких крутых программистов, которые создали бы принципиально не поддающуюся взлому программу. Как у нас говорили, на всякую хитрую гайку всегда найдётся свой болт с левой резьбой. Кое-какие навыки взлома у меня имелись, правда, было это лет шесть или семь назад. Техника с тех пор ушла вперёд, по компьютерному миру победно шествовало объектно-ориентированное программирование, но, думается мне, сами принципы взлома не изменились. От примитивного брутфорса до более изящного поиска дыр в системе и создания ботнетов. Что ж, у меня будет целый месяц для проработки теории и экспериментов. Табор, набитый колдунами и амулетами, фонил сильнее крупного города. Если буду осторожна, то мои экзерсисы могут остаться незамеченными.

Ближайшие трое суток ушли на обустройство и стирку-помывку, после чего потянулись унылые однообразные дни, когда мы с нетерпением ждали вечера. Традиция литературных посиделок, прерванная во время водного пути, возобновилось. Мальчишки жадно слушали истории чужого мира, двое мужчин увлекались не так серьёзно, но меня не перебивали. А когда я, говоря языком "Тысячи и одной ночи", прекращала дозволенные речи, следовало требование новой истории. Я смеялась и выдвигала встречное требование аналогичного содержания, получая взамен какую-нибудь легенду из летописей княжества или историю о приключениях богов и героев беловолосого народа... Семь вечеров. Семь самых лучших вечеров моей жизни прошли на продуваемом всеми ветрами дунайском берегу, в компании, которую я не выбирала, но которая фактически стала мне семьёй. Особенно дети... Начало нашего знакомства с Энгитом ознаменовалось его подростковыми фокусами в стиле "не хочу!" и "не буду!", а сейчас? Сейчас парень слушает мои пересказы с упоением, какое я сама испытывала в его возрасте, читая Сабатини и Жюля Верна. Не сомневаюсь, что у него перед глазами возникают образы морских сражений иного мира, невиданные здесь громадные корабли под фантастическими парусами бороздят океаны и открывают новые земли, путешественники в поисках человека с неслыханным здесь именем капитан Грант огибают земной шар, а где-то глубоко под водой плывёт невероятная лодка "Наутилус"... В неполные пятнадцать мир кажется прекраснее, чем он есть. Энгит ещё успеет в нём разочароваться, но у него хотя бы останутся воспоминания о мечтах, навеянных моими рассказами. То, чего тысячи лет были лишены дети этого мира — светлой мечты — у него будет в избытке. И Инген тоже вырастет на иномировых сказках, где главное не умение швырнуть в собрата по Дару заклятие посильнее, не излупить дуру-жену покрепче, а дружба и взаимовыручка. Быть может, они передадут отсвет этой мечты своим собственным детям и внукам, и этот мир станет хоть капельку лучше? Не знаю.

Начало одиннадцатого дня нашей стоянки было самым обычным: проснулись, позавтракали и занялись своими делами. Дойлен одобрил мою идею, прикрываясь плотным магическим фоном, поэкспериментировать с маломощными заклинаниями. Но сперва следовало ознакомить его с моими исследованиями. Предыдущие семь дней я показывала ему свои записи. Суть построения заклинаний принципиально от программирования не отличалась, а Дойлен далеко не дурак. Ухватил сходу, хотя ни разу не программист. Сейчас стоило обсудить некоторые теоретические моменты, а делать это в битком набитом колдунами лагере... Не поручусь, что кто-то из соседей не всадил в днище фургона подслушивающий амулет, прикрытый маскирующими чарами; ведьмаки просто обожают делать друг другу пакости и вызнавать чужие тайны. Мы и так создавали сферу тишины минимальных размеров, накрывающую только наши головы, но вообще-то это было утомительное занятие — поддерживать плетение нестандартных размеров. Хоть слишком больших, хоть слишком маленьких. Потому мы пошли погулять за пределы разросшегося до неприличия временного города. В дубовую рощицу, что невесть как разрослась посреди степного климата на берегах Дуная. Но разговор почему-то сразу зашёл на тему, далёкую от магических экспериментов.

— Красиво, — сказала я, стараясь отвлечься от не слишком весёлых дум. Холодный ветер заставил нас обоих снова одеться в меха. — В моём мире тут дубы не растут, во всяком случае, сами по себе.

— Здесь вообще интересное место, — Дойлен был, в отличие от меня, в благодушном настроении, и поэтому мы шли под ручку. Прямо как благородное семейство. — Старая летопись гласит, что когда-то в незапамятные времена в этих местах не было моря. Здесь стояли прекрасные города, вокруг были богатые домены, маги и ведьмаки ещё обладали огромной силой...

— ...а трава была зеленее, и девушки красивее, — улыбнулась я. — Прости, перебила тебя. И что случилось с этим краем?

— Насчёт девушек — не знаю, сейчас тоже как будто не уродины, — Дойлен оценил юмор нашего мира, хохотнул и в своей фривольной манере приобнял меня. — Но если хочешь знать, что случилось с этими местами... Летопись говорит о землетрясении, которое разрушило перешеек к югу отсюда. Морские воды хлынули в плодородную долину, уничтожая на своём пути всё живое. Говорят, с того времени по берегам нового моря встречаются долины, заполненные вонючей чёрной грязью, а глубины моря безжизненны — там до сих пор гниют трупы погибших людей и зверей... Тебе не интересно?

— Интересно. Просто я задумалась... У нас в этих местах на морском дне находят вещи, которые говорят о том же. Даже теория есть, что здесь не было моря... Как странно — миры разные, история людей другая, а земля... Здесь земля — та же.

— А люди?

— И люди в сущности те же, — призналась я. — Подлости больше... или это мне так кажется, потому что тут её никто не маскирует. Подлецы уже у власти, зачем им маски, согласись.

— И я тоже подлец?

— Нет.

— Но я же принадлежу к правящему сословию, а ты только что записала всех властителей в подлецы, — несмотря ни на что, Дойлен улыбался. Ох, как он любит заманивать меня в логические ловушки...

— Исключения лишь подтверждают правило, — вывернулась я.

— Может, я кажусь тебе честным человеком только потому, что хочу понравиться... одной хорошо знакомой мне женщине, — не унимался драгоценный сосед. — Она не полюбит подлеца, потому мне приходится надевать маску.

— Или снимать маску, — когда он заводит разговоры на эту тему, мне становится грустно. Женщина, о которой он говорит, не сможет полюбить его, будь он хоть самый раззамечательный на всём белом свете. — Поверь моему опыту, Дойлен, двадцать лет работы с разными людьми научили меня отличать маски от лиц.

— Значит, моё лицо без маски настолько неприятно этой женщине, что она не желает подпускать меня к себе?

— Ты опять за своё, — улыбнулась я. Разговоры в духе Дюма мне не по душе, но Дойлена мне жаль. Чисто по человечески. — Давай доживём до ...известного тебе момента, а там посмотрим. Ещё ничего не определено.

— Ты вернёшься в свой мир, — задумчиво проговорил Дойлен.

— Я могу элементарно до этого не дожить.

— Тогда бери от жизни всё, — последовал совет. — Она, сволочь, не настолько щедра, чтобы разбрасываться её подарками.

Замечательная философия. Да он просто эпикуреец, ни дать, ни взять.

— Предпочту взять от жизни ...саму жизнь, — сказала я, вздыхая. — Это намного сложнее, чем просто наслаждаться.

— Одно другому не мешает.

— Мешает, мой дорогой. Наслаждающийся человек беззащитен.

— Правда?

Я и охнуть не успела, как Дойлен, весело смеясь, подхватил меня на руки. Мой возмущённый писк его нисколько не смутил. Ну, что ты будешь с ним делать? Не из пистолета же стрелять. Тем более, что намерения у него явно несерьёзные, просто решил хорошим настроением поделиться. Я сорвала с себя шапку и принялась со смехом отбиваться...

— Эй, глядите, какая бабёнка горячая! — наглый молодой голос мгновенно заморозил наш смех. — Прямиком из-под такого медведя... Самое то, братцы!

Дойлен отреагировал мгновенно. Мои ноги не успели коснуться земли, а он уже шагнул вперёд и влево, прикрывая меня от троих парней лет примерно по восемнадцать-двадцать. Новенькие золотые медальоны выдавали выпускников высших магических школ этого года, а яркие одежды с претензией на тонкий вкус — отпрысков провинциальных магических родов. Ребятки были явно под градусом, притом, аккурат под таким, когда тянет на сомнительные подвиги. А судя по безграничной наглости, они уже развлекались подобным манером, и на серьёзное сопротивление ещё не нарывались. Молодые маги... Золотая молодёжь в наихудшем своём варианте, когда вседозволенность становится жизненным императивом. Ульса предупреждал, что для таких вот добрых молодцев не то, что простецы — и ведьмаки быдло. Но если издевательства над простецами были в порядке вещей, и за них магам ничего не грозило, то за подобные забавы с ведьмаками полагалось довольно суровое наказание. А это означало, что нам с Дойленом живыми отсюда не уйти.

Рука сама потянулась за пазуху. К кобуре.

— Бабёнка горяча, да не для тебя, мозгляк, — вот что у Дойлена не отнять, так это его любимую манеру разговаривать с несимпатичными личностями. — Иди-ка ты отсюда, пока руки-ноги целы.

— Что же ты мне сделаешь, дядя? — кочевряжился предводитель этой совсем не святой троицы. — Отшлёпаешь или отцу моему пожалуешься? Не с твоим куцым Даром на мага хвост задирать. Лучше сам иди отсюда, а бабёнку нам оставь. Будет хорошо себя вести, к утру вернём.

Тон лениво уверенный, даже с ноткой эдакого сочувствия незадачливому "дяде". Что говорит лишь об одном: эти маги не садисты-живодёры, им лишние трупы ни к чему, потому "дяде" предлагается отработанный сценарий. Трусливо уйти, оставив свою женщину им на забаву, и потом столь же трусливо молчать. И даже женщине ничего особо страшного — кроме изнасилования, конечно — не грозит, если будет паинькой. Покладистые им по душе. Судя по всему, эта тактика до сих пор осечек не давала: ведьмаки предпочитали оставлять своих жён и подруг под присмотром заботливых молоденьких магов... Вот только не знают они Дойлена, его упрямство и его старомодные понятия о мужской чести.

Дойлен не отступит, даже имея такую возможность...

— А справишься? — я не видела его лица, но мой дорогой сосед явно осклабился. Он умел делать это весьма оскорбительно для собеседника. — Баба — огонь. К утру замучает тебя и твоих хилых дружков до смерти.

Тут по сценарию я должна была сама обидеться, но это же Дойлен. Ни разу за всё время нашего близкого знакомства он не позволил себе оскорбить меня, ни словом, ни делом. Он явно хочет разозлить магов, чтобы те не могли как следует сосредоточиться при волшбе. Хотя... Тех ведь трое. На что он рассчитывает? На мой ПМ? Вполне возможно.

— Тебя, значит, не замучивает, а нас — да? — криво усмехнулся второй маг. Несмотря на склонность передавать лидерство, он выглядел опаснее своего болтливого приятеля.

— Дядя хамит, — поддакнул третий, вытаскивая из-за пояса какой-то амулет в форме золотого диска на шнурке.

— Хамит — значит, останется здесь и будет смотреть, как мы его бабу... — первый растянул в хищной усмешке яркие полные губы — терпеть не могу этой женской черты у подобных прыщавых субъектов. Особенно когда они употребляют похабные кабацкие выражения.

Дойлен, понимая, что бой заведомо неравный, всё-таки ударил первым. Его огненное заклинание получилось почти идеальным, третий маг, тот, что достал амулет, едва успел прикрыться щитом. Всё-таки ему здорово опалило волосы и жиденькую бородёнку; он завизжал от испуга, выронил амулет, замахал руками и начал выкрикивать лечебные заклинания. Первый тоже прикрылся щитом, а вот второй отпрыгнул в сторону и нанёс удар. Но не по Дойлену, а по мне... Так больно мне было только раз в жизни, когда нелепый случай на тренировке перечеркнул мою спортивную карьеру. Неверно оцененное расстояние до подруги по команде — и мы обе на скорости за сорок полетели на асфальт, спровоцировав завал. Валька приземлилась достаточно удачно, только ногу ободрала, девчонки, ехавшие сзади, вообще отделались лёгким испугом, а мне не повезло. Прямо с трассы забрала вызванная тренером скорая. До перелома не дошло, но разрыв связок тоже крайне болезненная штука... У меня от магического удара будто весь воздух из лёгких вышибли. Скорчившись в три погибели, я рухнула на землю, но руку из-за пазухи не вынула. Пальцы сомкнулись вокруг рукояти, ладонь ощутила цепкую поверхность накладок с рельефными звёздочками... Дойлен уже не атаковал, а постоянно держал щит, пользуясь моей укороченной формулой. Против двоих... нет, уже троих магов — третий подлечился и ринулся мстить за обиду — его шансы были на нуле.

Мало что соображая от боли, я потянула пистолет из кобуры...

Сухие щелчки выстрелов разнеслись по округе, отразились от склона ближайшего оврага и вернулись эхом обратно.

Второго, самого опасного, я убила сразу, попав в голову. Увлечённый атакой на Дойлена и уверенный, что ведьма вне игры, тот не прикрылся и поплатился жизнью. Впрочем, избыточная самоуверенность — слабое место почти любого колдуна. Предводитель и палёный, приняв стрельбу за магическую атаку, тут же поставили щиты. Но ребята не учли, что кинетическая энергия пули во много раз больше, чем они могли себе представить. А тут ещё Дойлен моментально сориентировался, достал свой ТТ. А пуля ТТ пробивает даже каски и бронежилеты... Словом, восемь пуль и три трупа.