Там тебя никто не ждёт

— Как? — попыталась уточнить я, впрочем, отлично понимая, что найти в словах старухи зерно истины всё равно не удастся.

— Как? — встрепенулась старуха. — Так ты ничего не заешь, деточка?

О-бо-жа-ю, когда из меня делают дуру. "Ха-ха, все знают, а ты нет? Ну ты даёшь!"

— Ну, значит, и не я тебе рассказывать должна, — подвела черту старуха. — Эх, а я-то как тебя с ним увидала, думала, наконец-то мальчик остепениться решил... Он же нелюдимый, недоверчивый... ну да это и понятно, после всего-то... Ну, после того... ну...

Я с размаху стукнула кружкой по столу.

— После чего?!

— Ну ка-а-а-ак же, — лукаво щурясь, протянула старуха. — Что, и род Дебуа тебе ни о чём не говорит? Эк, тебя милочка колданули-то, а!

Так, ведьма, щас я ка-а-ак озверею!

— Нет, а я-то думала, он тебе и так всё рассказал, — продолжала гнуть своё старуха. — После того, как он тебя перед разбойничками-то выгораживал...

— Выгораживал? — вырвалось у меня.

— А ты, чай, оглохла тогда от страха? — хихикнула старуха. — Как есть — выгораживал. Так и сказал, что ты принцесса заграничная и твой отец будет рад отдать за дочку много-много золота... Хотя какая из тебя принцесса, милочка! Ни рожи, ни кожи, ни манер... Так и не пойму, что Эдвард в тебе нашёл...

— Эдвард? — вырвалось у меня, — что он нашёл?! Да кто на него самого позарится, после всех...

— Чего? — мгновенно прекратив веселиться, сощурилась старуха.

Чёрт, ну надо же было сорваться...

— Я просто хочу сказать, — глядя в кружку, выдавила я, — кому нужен человек, который продаёт себя за деньги?

Повисло длинное неприятное молчание — словно затишье перед бурей.

— А ты, деточка, оказывается, дура, — глотнув наливки, заявила старуха.

Я редко краснею. Наверное, повода не находилось. Зато тут нашёлся — шикарный. И как назло все слова из головы точно выветрились. Ну ничего, сейчас я как придумаю... Как отвечу...

Скрипнув, распахнулась дверь.

— Готово, матушка, — стряхивая солому с рубашки, отрапортовал Эд. И уставился на меня. — А...

— Эдвард, наконец-то! — голосом любимой бабули заюлила старуха. — Вот и пирожки тоже готовы, с пылу, с жару. А вот ещё попробуй твою любимую наливочку...

Я молча поставила кружку и, не глядя на удивлённого Эда, вышла на крылечко — воздухом подышать.

Ну я же была права, разве нет? А?

Только почему тогда на душе так гадко?

* * *

— Катрин, что случилось?

Я обернулась. Эд сидел на крыльце двумя ступеньками выше.

И, конечно же, улыбался. Как обычно — фальшиво.

— Ничего.

Эд хмыкнул и зачем-то пересел на мою ступеньку.

— Ну конечно, закат отсюда куда как краше, — фыркнул он. — Если, конечно, ты его разглядишь сквозь листву.

Где-то за домом булькнула трясина — надеюсь, что сыто. Чем этот ящер питается, кстати? Случайно заблудшими путниками? Камень он, правда, проглотил вполне себе радостно... Но, поди, на каменной диете свежего путника съесть — самое оно, а?

Эд, искоса глянул на меня. Отвернулся. Зачем-то оглянулся на дверь. И придвинулся ещё ближе ко мне.

— Сегодня ночью уходим, — заговорщически шепнул он.

— Звучит, будто убегаем, — зачем-то тоже шёпотом откликнулась я.

— Значит, убегаем, — усмехнулся юноша. — Если хочешь, конечно.

Я задумчиво глянула на него.

— Я думала, тебе здесь нравится... Обед всегда готов и даже "твоя любимая наливочка", — передразнила я. — Что? Я бы осталась.

Мгновение Эдвард с весёлым изумлением смотрел на меня. Потом тихо рассмеялся.

— Катрин, ты бы правда могла бы провести всю жизнь... здесь? В лесу? В компании зверей, разбойников... Всю жизнь?

"У чокнутой ведьмы", — добавила я про себя.

— А почему нет?

Улыбка сползла с лица Эда.

— Знаешь, может, тебе и правда стоит остаться... С твоим проклятьем...

— Я. Не. Проклята! — прорычала я. Тоже почему-то тихо. Почти шёпотом.

Взгляд Эдварда сделался... ну... таким обычно на буйных сумасшедших, наверное, смотрят.

— Конечно, Катрин. Я имел в виду... Тебе здесь безопаснее... И, если тебе тут правда нравится, матушка наверняка будет рада... Оставайся!

— Мне здесь не нравится, — буркнула я.

Юноша, разом помрачнев, замолчал.

-А если ты меня здесь "забудешь", пойду за тобой. И утопну в трясине.

-Приставучий Котёнок, — пробормотал Эд. — Ладно. Тогда после полуночи будь готова.

— Эдвард! — тихо позвала я после паузы. — Мы... правда сбегаем? Разве это правиль...

— Эдвард, милый, — раздалось из дома, — твои любимые рулетики готовы! Ты обязан их попробовать! И ватрушечки, Эдвард, твои любимые!

Эд молча скривился и кивнул на дверь. А я не выдержала и рассмеялась.

Мда. В таком случае лучше бегства выхода действительно нет.

* * *

Зелёный болотный огонёк метался от печи до сундука и обратно.

Я следила за ним из-под опущенных ресниц. Надо же, обычная, оказывается, козявка. Вроде светлячка. Маленькая, и тупая — не может в окно обратно попасть. По идее надо бы, как случайно залетевшую муху, метлой гнать.

Утром на подоконнике с десяток таких вот козявок наберётся. Мёртвых. Погибают почему-то от солнечного света — даже такого тусклого, еле-еле заметного сквозь листву.

Жаль.

Огонёк трепыхнулся раз-другой — и его заслонила тень.

— Катрин? — шепнул Эд. — Пора.

Я осторожно свесила ноги, нашла туфли. И, стараясь не очень спотыкаться в темноте, поспешила за Эдвардом.

Наверное, как тот огонёк выглядела. С четвёртого раза только дверь нашла. И ещё раза два в подоле запуталась — сменную одежду Эда старуха конфисковала, вроде как в стирку. А мне выдала то же капустное платье, только попроще. Сильно попроще: серо-жёлтое, без вышивки, да и ткань, честно говоря, оставляла желать лучшего. Зато чуть покороче. Но всё равно для меня слишком длинное.

Всё время моего переодевания и поиска двери старуха старательно храпела на печке.

Слишком старательно, на мой взгляд.

Ну а потом мы снова шли. Эд каким-то образом вывел нас через трясину, дальше шагать стало легче. И я почти и не вымазалась!

Из леса мы вышли на рассвете. Пасмурном таком рассвете, когда долина внизу покрыта дымкой, а ты сверху, на холме, стоишь и смотришь на неё, как на облако. И ёжишься от холода, потому что конфискованная у старухи накидка не спасает.

— Марцеис, — Эдвард указал на сгусток тумана внизу. Сквозь белую пелену кое-где, точно могильные кресты, торчали башенные шпили.

Ну, угу. Ура.

— Эдвард, и что? — спросила я, не отрывая взгляда от "крестов". — Куда теперь?

Эд пожал плечами — ну точно нахохлившийся воробушек!

— Как обычно. Проскочим ворота и пойдём искать работу... Ладно, — глянув на меня, поправился юноша. — Я пойду. А ты подождёшь в таверне.

Что-то мне эта идея уже не нравится.

Иначе истолковав мой взгляд, Эд улыбнулся.

— Катрин, не беспокойся. Я знаю здесь отличный дом тер...

— А это обязательно? — перебила я. — Проституткой? Обязательно? Ты же, наверное, мог бы...

Эдвард отвернулся.

— Не мог, — бросил он. — Катрин, ты, правда, считаешь, что мне хочется этим заниматься?

Я вытаращилась на него.

А если нет, тогда почему...

— Потому что именно публичные дома король всегда игнорирует, — словно читая мои мысли, ответил Эд. — И только там меня не будут искать. Какое-то время.

— Почему? — выдохнула я.

Эд пожал плечами.

— Может, потому, что Его Величеству тоже противно даже думать о проститутках?

И, не дожидаясь меня, закинул мешок с вещами на плечо и стал спускаться со склона.

А я стояла, чувствуя себя так, будто это на меня вылили горшок нечистот, да ещё и посмеялись.

Рядом громко и, по-моему, весело каркнула ворона.

Я машинально обернулась.

Птица сидела на нижней ветке, нахохлившись, и странно косилась на меня.

Честное слово, я узнала её взгляд.

"А ты, деточка, оказывается, дура".

Ворона вскрикнула ещё раз и посмотрела мимо меня — на удаляющегося Эдварда.

Ох, чёрт!

Я подхватила подол и поспешила следом.

* * *

Ворота мы именно проскочили. Пристроились за какой-то телегой, и, пока ту осматривали, пробежали мимо.

— Повезло, — усмехнулся Эд, останавливаясь какое-то время спустя. — Иной раз приходится по полдня такой случай ждать.

— А мы не могли нормально пройти, потому что.., — начала я, но Эд перебил.

— Потому что у нас нет лишних денег на уплату пошлины, — фыркнул он. — Не бойся, Катрин, стража не умеет отличать меченых.

Я хотела было спросить его про тех, которые в касках, показавшихся мне в первый день стражниками. Но передумала. В конце концов, Эду неприятно слушать про Посланцев. Может, "каски" тоже какие-нибудь... не трупы, конечно, но...

— А кто умеет? — всё-таки вырвалось у меня.

Эд снова усмехнулся и зачем-то взял меня за руку.

— Король. Его посланцы. Городской совет — у них есть нужные амулеты. И приказ — выдавать меченых. Они всегда с удовольствием его выполняют.

— Э-э-э... Городской совет?

— Да, разряженные купцы, в основном. У них здоровенная восьмиугольная звезда на коте, — весело откликнулся Эд. — Не беспокойся, просто так по городу они не ходят. И даже ездят нечасто. А вообще, их легко узнать — по этой самой звезде.

Я попыталась вспомнить, видела ли раньше таких... звезданутых.

Кажется, нет...

Улочки этого города ничем не отличались от того, где я "появилась". Такие же узенькие и многими местами грязные.

Эх, а вот в Стокгольме они же смотрелись очень... романтично. Ну естественно, там же не приходилось постоянно перескакивать через лужи, да выискивать себе местечко почище.

И ещё воздух там не смердел.

Я никогда не привыкну к местным городам. И лесам. И одежде. И...

Верните меня домой!

В каком-то переулке Эд неожиданно остановился, огляделся и поманил меня к двухэтажной каменной громадине, больше смахивающей на крепость, а не на таверну. Но Эдвард, по-прежнему держа меня за руку, спокойно открывал дверь. И как обычно улыбался.

Я уже начинаю ненавидеть его фальшивую улыбку.

— Катрин, не бойся, сейчас мы найдём комнату и отдох...

Он неожиданно замер и подался назад, но дверь за нами уже захлопнулась.

А?

Тёмный, точнее даже сумеречный (но какой-то опасно сумеречный — утренний солнечный свет сюда вроде и не проникал, а три факела и горсть свечей только дополняли ощущение замка с привидениями) зал казался маленьким — наверное, из-за избытка столов.

Не для привидений, конечно, те здесь вряд ли водились. Зато у стойки и за столами восседали пятеро толстяков в забавных местных одеждах.

На груди у каждого горела восьмиконечная звезда.

Эд прильнул было ко мне, но тут же отпрянул, точно от прокажённой. Очень тихо прошептал:

— Катрин, уходи. Скорее.

А сам шагнул в середину залы. Отцепил от пояса кинжал (короткий меч? длинный нож?) и, не вынимая из ножен, отбросил подальше от себя.

Оружие бухнуло по доскам пола, отгремев у меня в ушах похоронным звоном.

Один из толстяков совершенно по-жабьи улыбнулся.

— Вы заставили себя ждать, господин, — издевательски протянул он, кивая невесть откуда вынырнувшим "каскам".

Я почему-то ожидала, что Эдвард станет сопротивляться, как та сгоревшая женщина. Но он только ощутимо напрягся... и тут же расслабился, позволяя связать себе руки.

— И девчонку прихватите, — скучающе произнёс другой толстяк. — Его Величество наверняка захочет с ней побеседовать.

Со мной? Да ладно!

Я запоздало метнулась к двери, но, конечно, не успела.

А Эдвард, до этого совершенно спокойно стоявший в окружении стражников, вдруг рванулся вперёд.

— Стойте! Не...

Последнее, что я помню: кто-то из стражников хорошенько ему врезал, а другой затолкал в рот какую-то тряпку.

А потом то же самое сделали со мной, и мир как-то странно померк.

Глава 7

Голова пыталась взорваться. Причём в одном конкретном месте — на затылке. Сквозь алую дрёму я бессознательно потянулась тронуть — и тут же сознание пронзило ещё одно ощущение: чья-то рука у меня за пазухой. Шершавая тёплая рука — чужая.

Я инстинктивно замерла, одновременно сражаясь с красной паутиной перед глазами — их открыть почему-то не получалось.

— Эдвард? — слова застыли ещё в районе горла, наружу вырвался только еле слышный сип. А может, только для меня он был еле слышным. Не знаю — в уши словно вату напихали.

Рука сместилась с моей спины на грудь. И принялась совершенно бесстыже её мять.

Меня словно током ударило: кто посмел?!

Слабость как рукой сняло, паутина порвалась в мгновение ока. Я дернулась, чужая рука инстинктивно сжалась.

Все девушки знают, как это больно, когда бьют в грудь, да? Наверное, примерно как мужчину в пах.

Крик вышел сиплый, но определённо получился. А уж с каким энтузиазмом я метнулась в сторону — за одно это "отлично" можно ставить, если кто-нибудь соблаговолил бы оценить энтузиазм.

Звякнула цепь — меня отбросило в сторону. Обратно. Под ноги этому... владельцу руки.

Мне некогда было его рассматривать — он сразу постарался восстановить статус-кво. Видимо, в честь этого мне со всей силы врезали по щеке, а потом ещё и рванули рубашку.

Рубашку?

Думать об этом тоже было некогда.

Я отбивалась и пыталась звать на помощь. Не помогало.

Если ты хрупкая девушка без пояса по какому-нибудь восточному боевому искусству (а если даже и с ним?), тебе очень сложно отбиться от верзилы, превышающего тебя по весовой категории раз в тридцать минимум, да ещё и твёрдо вознамерившегося удовлетворить свои низменные мужские потребности. Ударов он словно не чувствовал. Зато его руки обрабатывали меня очень качественно. Спустя какие-то мгновения (очень долгие мгновения, практически вечность) я серьёзно уверилась, что как минимум одно ребро мне сломали, а уж от физиономии точно кроме синяков ничего не осталось.

Щёлкнул замок на двери. Раздался чей-то голос. Но ни я, ни верзила его не заметили. Я всё ещё пыталась отбиваться и скулила от ужаса, а эта... эта сволочь одной рукой потянулся к поясу — как тот разбойник в лесу. И...

Кричал он знатно. Громко. Как музыка. Даже с какой-то детской обидой.

Я же, вырвавшись, забилась в угол, во все глаза наблюдая, как двое "касок" держат верзилу за руки, а третий, показывая на меня что-то ему внушает. Кажется, про божью справедливость и невинных дев. Верзила сучил ногами, рычал и вырывался. В итоге получил по физиономии. Раз. Второй.

Да что б ты вообще больше не встал, кретин!

Его в итоге утащили — куда-то за дверь, которую тут же заперли. А я, дрожа от пережитого, попыталась запахнуться в длинную, но безнадёжно порванную рубашку — единственное, что на мне имелось.

И наконец-то смогла оглядеться.

Это не только напоминало камеру, но, я уверена, ею и было. Вот только в странной рубахе с нашитыми на ней алыми символами я оказалась одна. И с цепью, кстати, тоже. На остальных была "обычная" одежда — в смысле, обычная для местных.