Мой враг - мое сердце

— I like you very much, Danny. More than I could imagine.

* * *

— если все и так понятно, то остается только сказать о своих чувствах напрямую. Его слова заставили Хвостова смутиться и потупить взгляд.

— I'm sorry.

* * *

*

— Is it because of him? Just be honest.

* * *

** — произнес Эдвард, спиной чувствуя, как в комнату заходит Марк, и еще не зная, что Кристина давно вошла в дом, и ждет удобного момента, чтоб предстать перед мужчинами во всей красе.

Данила бросил теплый взгляд на стоящего в дверях Марка, вздохнул поглубже, и прошептал, обращаясь к Эдварду:

— I love him...

* * *

* * *

— парень не увидел, как тепло улыбнулся Марк, и как широко открыла в изумлении рот, только что вошедшая Кристина. Воистину, женщины хитры и коварны.

— Черт возьми, Марк, ты выиграл! — возмущенно вскрикнула сестра, наблюдая, как вздрагивают и Робертсон, и Данила, решившийся поднять глаза. — Братец, ты оставил меня без средств к существованию!

— Что все это значит? — дрожащим голосом поинтересовался Хвостов, чувствуя, как горечь, пока еще непонятно чем вызванного разочарования, поднимается из глубин души. Сапфировые лаза смотрели прямо перед собой, словно ничего не происходило вокруг, и никого не было.

Эдвард вообще старался не влезать в разговор. Во-первых, по-русски он вообще ничего не понимал. Во-вторых, он почему-то смутно ощущал ликование, наблюдая за напряженным лицом друга.

— Ничего. Просто Марк и я поспорили, что он влюбит тебя в свою непревзойденную персону. На карту поставлена, кхм, была поставлена половина его состояния. Он был очень уверен в себе, черт возьми! И выиграл же! — обиженно бубнила Кристина, острым проницательным взглядом подмечая, как хмурится Марк, и в каком смятении находится ее брат. Она бы ни за что так открыто, с бухты-барахты, не раскрыла все, как на духу. Не так внезапно. Не так прямо. Но на то были свои, одной ей известные причины. — А ты профессионал, Марк.

— Это правда? — спокойным, безэмоциональным тоном спросил Данила. Ему не было больно. Он просто злился на себя. Злился на то, что так легко попался. На то, что глупое сердце все равно стало плясать под чужую дудку. На то, что первое впечатление все же самое правильное. О сестре, в которой и так уже успел разочароваться, он вообще не думал. Она того не стоила. Он ждал ответа, следя за каждым движением Робертсона, за каждой эмоцией, отражающейся на лице. Марк был невозмутим только внешне. Но сейчас ни за что не стал бы опускаться до скандалов или самобичевания.

— ДА, — все тем же коротким, ледяным словом, признался Робертсон, царапая уже не только по юношескому сердцу, но и по своему собственному. Было бы глупо скрывать очевидное, умолять простить, убеждать, что чувства, задумывающиеся, как игра, стали вполне реальными. Он — Марк Робертсон. Ему никто не поверит. Особенно, его хрупкий непокорный мальчик.

Хвостов глубоко вздохнул, на мгновение прикрыв глаза, и сказал:

— Edward, please, take me away. I'll go and pack things.

* * *

* * *

— I'll wait for you in the car,

* * *

* * *

* — наконец, произнес Джонс, наблюдая за собравшимися в гостиной. Он все это время молчал, следя за каждыми их жестом, мимикой, эмоциями. Он был рад, когда Данила попросил его забрать из особняка. Это давало ему шанс стать незаменимым для юноши, попытаться вылечить сердечные раны. Джонс был бы круглым дураком, если бы упустил такую возможность.

Никогда еще с такой скоростью Хвостов не собирал свои вещи. Он просто отчаянно хотел покинуть это место, уехать подальше от Марка, от его глаз, от его губ. Даже сейчас, проклиная его всей душой, он не мог забыть того чувства наполненности и смысла, который сумел своим присутствием дать Марк его существованию. Но обида клокотала в душе, раздирала сердце на куски. Он упрям и не сможет его простить. Даже если попытается.

— Дэни, — любимый голос, вдруг ставший до боли режущим слух.

— Я все понимаю. Все. Было бы глупо просто так за две недели найти того, кто действительно стал дорог. Еще и мужчину, — Хвостов продолжал запихивать вещи в рюкзак и черную сумку, рассчитывая, что неприятный спазм, внезапно сковавший горло, скоро отступит.

— Ты любишь меня? — как будто бы он в гостиной этого не слышал.

— Больше, чем хотелось бы,— Данила честен. Это единственное, что он мог ответить сейчас — правду.

— Ты остаешься, — не вопрос, а утверждение. Такое окончательное и уверенное, что юноша даже усмехается. Это натура Марка. Холодный снаружи. Страстный внутри. Несчитающийся с мнением других. Самонадеянный, циничный, грубый. "Мой".

Он похож на пламя, яркое и опаляющее, к которому будешь стремиться против своей воли, даже зная, что безвозвратно сгоришь в его объятиях. Все это можно увидеть сквозь толстый слой льда и холодный надменный взгляд.

— Я уезжаю.

Данила твердо решил, что завтра же купит билет до Москвы. Он больше не будет оставаться на гостеприимной территории Туманного Альбиона. И больше не будет вспоминать ни о чем, произошедшем здесь.

* Привет, Дэни. Ты готов?

** Прости, но я не могу.

* * *

Я знаю о твоем интересе по отношению ко мне, но не могу принять его. Прости. Правда, просто не расстраивайся.

* * *

Ты мне очень нравишься, Дэни. Больше, чем я мог вообразить.

* * *

* Мне жаль.

* * *

** Это из-за него? Просто будь честен.

* * *

* * *

Я люблю его.

* * *

* * *

Эдвард, пожалуйста, забери меня. Я пойду и соберу вещи.

* * *

* * *

* Я подожду тебя в машине.

-14—

Погода резко испортилась за те три дня, что Данила провел у Эдварда в загородном доме. Мужчина, как мог, поддерживал его, но апатия и тоска наваливались с троекратной силой. Хвостову было очень плохо. Он чувствовал себя использованным, грязным, но когда наступала ночь, долго не мог закрыть глаза, вспоминая Марка, его губы, его тело, его прикосновения. Иногда он не понимал, как можно испытывать настолько иррациональные чувства к человеку, настолько сильные, зная его от силы пару недель. Но ничего не мог с собой поделать. И даже авиабилет до Москвы, мелким шрифтом гласивший о завтрашнем отлете, не мог настроить Данилу на нужный лад. Он покидал это место, перевернувшее его жизнь с ног на голову, но словно оставлял здесь что-то важное. Незаменимое.

Перемены в настроении юноши, его тоска, будто воздушно-капельным путем, как какое-то редкое инфекционное заболевание, передавались и Джонсу. Положение усугублялось тем, что мужчина хотел его. Со всей нежностью и страстью. Но прекрасно понимал, что в лучшем случае, получит счастье на одну ночь. В худшем — потеряет Данилу даже как друга. Именно невозможность выбора из двух зол и мешала ему успокоиться. Все эти дни он старался поддерживать парня, как умел. Но знал, что Марк каким-то образом сумел въесться в мысли и душу Хвостова, даже на расстоянии не оставляя его. И это выводило из равновесия...

— Марк, перестань киснуть и побрейся уже! На тебя смотреть страшно! — ворчала миссис Робертсон, кидая гневные взгляды на развалившегося в рабочем кресле Марка.

За эти дни он ни разу не заговорил с ней, кроме приветствия утром и пожеланий спокойной ночи вечером. Казалось, исчезни она из его поля зрения на неопределенный срок, он этого не заметит. Робертсон продолжал сидеть, вперив взгляд в одну точку, думая о своих проблемах. И только сейчас она решилась его растормошить.

— Эй, ты слышишь меня?

Марк все прекрасно слышал. Просто разговаривать ни с кем не имел желания. Тем более со своей женушкой. Внутри все покрылось слоем инея, заставляя все, только что проснувшиеся чувства, впасть в состояние анабиоза. Робертсон вдруг четко осознал, что никогда, ни к кому не испытывал такой сильной, почти неконтролируемой привязанности. Как за такой короткий срок этот субтильный мальчишка с глазами цвета молодой травы смог вывести его, циничного и прожженного бизнесмена, из равновесия? Но Марк прекрасно понимал, что не сможет приползти к юноше просить прощение, не решится теперь за ним бежать. А Данила вообще вряд ли к нему придет по доброй воле. И от осознания этих простых истин становилось еще хуже.

— Крис, зачем ты тогда вообще все рассказала? Рубанула с плеча, — вдруг поинтересовался осипшим голосом мужчина, заметив, наконец, присутствие девушки в кабинете. — Он мог бы остаться здесь...

Лицо Кристины сразу приняло серьезное выражение. Улыбка слетела с губ, оставляя лишь чуть заметную ухмылку, далекую от ироничной или надменной.

— Знаешь, Робертсон, может я плохой человек и никудышная сестра. Но одно я знаю наверняка: ты и мизинца его не стоишь. Никто не стоит, — уверенно произнесла девушка, не дрогнув под брошенным холодным взглядом синих глаз. — Поэтому, пусть ему будет больно сейчас, чем еще больнее потом. Из-за твоей прихоти.

— Я бы никогда не сделал ему больно. Теперь — никогда, — внезапно пробормотал Марк, боковым зрением замечая, как расширяются от удивления глаза девушки.

— Черт возьми! Какая ирония! — с чувством выпалила девушка, наталкиваясь на недоуменное выражение лица мужчины.

— Ты о чем?

— Единственный человек, которого ты смог полюбить, предпочел другого мужчину.

— Я его не люблю. Я просто не могу его забыть, хочу увидеть и поцеловать. А еще, не хочу, чтобы он меня ненавидел.

— Милый, объясню, чтоб ты понял. Это и называется любовь. Может, еще не поздно с ним поговорить? Я даже признаю свою вину, раз здесь речь идет о настоящих чувствах.

— А в другом случае не признала бы? — поинтересовался Марк, проворачивая в руке рюмку коньяка.

— Так что? — казалось, Кристина, пропустила вопрос мимо ушей.

— А смысл, женушка? Это ничего не изменит, а время сделает свое дело. Он меня забудет, — горькая усмешка позволяла понять, что это утверждение прозвучало жалко.

— А ты?

— Я уже забыл...

Все вещи были упакованы, и оставалось только переждать томительные ночные часы, чтобы с утра вылететь из Хитроу домой. К людям, которые любят и ждут. К тем, которые не предадут и не продадут ни за какие богатства мира.

Данила стоял у огромного витражного окна в гостевой спальне и задумчиво смотрел на черное ночное небо. Нужно обязательно поблагодарить Эдварда за все. А главное — за терпение и понимание. Хвостов не слепой и прекрасно читает во взглядах мужчины все его надежды и желания. Но почему что-то прочное внутри мешает отпустить воспоминания? Ведь их будет не так уж много. И плевать, что ярче и чувственнее них никогда еще не было.

Стук в дверь прервал размышления и заставил обернуться:

— Come in. *

Эдвард решился просить о большем. Он пришел, чтобы помочь Даниле избавиться от наваждения, показать, что может любить лучше. Он был бледен. Широкоплечая фигура чуть ссутулилась, словно в ожидании приговора. Черные глаза сияли даже в ночной темноте.

— Danny, It hurts me to see in such condition. Tell me, what should I do to calm you down? **

— Nothing. I'm fine. Thanks.

* * *

— Данила говорил правду. Он был спокоен, просто тоска немного давила на сердце.

— It's just my imagination, isn't it? For God's sake, Danny, I love you! I want you! Just now, for once, let me help you to forget about him! Allow me to show you my feelings!

* * *

— Эдвард умолял его. Обнимал его. Прикоснулся к губам Хвостова в невесомом, несмелом поцелуе, на который не ответили.

Но Данила позволил. Позволил уложить себя на мягкую чистую кровать. Исследовать свое тело губами. Чувствовать чуждые ему ласки. Ощущать тяжесть чужого, нелюбимого тела.

Позволил взять себя, зная, что Эдвард будет нежен, аккуратен. И пусть сердце не стучало в груди, как сумасшедшее. Взгляд ловил черные, но добрые глаза. Не было ни страсти, ни желания. И пусть юноша представлял сейчас синеглазого аристократичного мерзавца рядом. Просто одна ночь не могла ничего решить. Пусть это будет его благодарностью.

Данила позволил любить себя. И Эдвард смирился, чувствуя, что изумрудные глаза вспыхнули золотистыми искрами, представляя совсем другого человека...

На утро Эдвард отвез Данилу в аэропорт. Посадил на самолет и пожелал удачи. Тогда, уже за несколько минут до конца посадки, Хвостов шепнул ему на ухо:

— Thank you, Edward. For everything. I will never forget you. But someday you'll find a proper person and become happy. Good bye,

* * *

* — Хвостов ушел, но чутье подсказывало ему, что Эдвард смотрел ему вслед и улыбался...

* Войдите.

** Дэни, мне больно видеть тебя в таком состоянии. Скажи, что мне сделать, чтобы успокоить тебя?

* * *

Ничего. Я в порядке. Спасибо.

* * *

Это ведь всего лишь мое воображение, не так ли? Ради Бога, Дэни, я люблю тебя! Я хочу тебя! Только сейчас, только раз, позволь мне помочь тебе забыть о нем! Позволь мне показать тебе свои чувства.

* * *

* Спасибо, Эдвард. За все. Я никогда тебя не забуду. Но когда-нибудь ты найдешь правильного человека и станешь счастливым. Прощай.

-эпилог—

Никогда еще на памяти Данилы русская зима не была так сурова. Он смотрел на серебристые ледяные узоры, преобразившие обыкновенное оконное стекло. Разглядывал расплывчатые человеческие фигуры, снующие по заснеженным улицам туда-сюда, пытающиеся скрыться от вездесущего мороза. Сейчас самое время, чтоб подумать. Потому что через десять минут в квартиру ворвутся неугомонные и жизнерадостные лучшие друзья, чтобы еще раз вдолбить в бестолковую темноволосую голову, что жизнь продолжается...

Никого за два прошедших года. Ничего, кроме редкого перепиха. Даже не секса. Просто потому, что мама и друзья устали от его затворнического образа жизни. От его кислой мины. Просто потому, что физиология берет свое.

А сердце уже занято. И как бы глупо это не звучало, оно уже занято Марком. И наверное, будет всегда. Память — хитрая штука. Чем больше стремишься забыть кого-то, тем четче его образ вырисовывается в мыслях, записывается на подкорку. Если подумать, прошло 2 года. 24 месяца. 72 недели. 730 дней... Только сердце все равно стучит, как заведенное, вспоминая сапфировые глаза.

Как хорошо, что мама не видит его депрессии. Она теперь живет у тети Зины. В частном доме с красивым садом. В незагазованном районе с чистым воздухом, несущим из леса тонкий аромат хвои.

Друзья любят его. От них не бывает секретов. Данила сразу рассказал им, что влюбился. В мужчину. А потом хныкал от облегчения на коленях у Марьяны, когда услышал их задорное: "Он хоть симпатишный?" Кажется, в тот день, они проболтали до рассвета...

Звонок в дверь. Васька пунктуален, как всегда. Наверное, потому что живет в квартире напротив. Марьяна пришла с ним. Они встречаются. А Данила недоумевает, почему тянули с этим так долго...

В Лондоне впервые за долгое время идет снег. Пушистый и белоснежный. Хочется прогуляться. Пройтись по аллее, заглянуть в парк. Марк может себе это позволить. Он теперь свободен. Лишен своей компании. Наполовину. Просто однажды решил передать половину акций Кристине. Ее жажда деятельности немного утомляла. Пришлось чем-то ее занять.

За два года он ни разу не забыл Данилу. Любовники приходили и уходили. Некоторые пытались его удержать, но Марк знал, что его удержал бы только один человек. Но сейчас он живет своей жизнью за тысячи километров от Марка.