После Пламени. Венец Феанора

Огненный бич хлещет по земле в нескольких шагах от меня. Но ведь пламя не может причинить мне вреда: я теперь сродни ему, мне даже силы не надо тратить на защиту. Интересно, знают ли об этом балроги? Непохоже, иначе вооружились бы посерьез...

Один из бичей с размаху обвивается вокруг моего тела. Металлические пластины, закрывающие грудь и живот, выдерживают, но спину обжигает боль. Будто ножом кожу вспороли. Из чего бы ни было сделано оружие балрогов, там не только огонь, там...

Новый удар. Запах паленого: кожаный доспех тлеет и расползается.

Шипение — кончик бича захлестывает левую руку. Взмахиваю Наромбаром — ага, это можно разрубить, и легко!

Твари явно пытаются меня окружить. Что ж, попробуйте! Следующий огненный хвост я рассекаю еще в полете, и обрубок бессильно падает к моим ногам. Но три других бича достигают цели. Одновременно. От боли у меня перехватывает дыхание. И тут же обрушиваются новые удары... один за другим.

Держаться! Достать хоть кого-то из балрогов для начала. А там — кто знает! Их оружие можно повредить, значит, и они уязвимы. Надеюсь, что так!

Я делаю обманное движение в сторону — и тут же кидаюсь к ближайшему противнику. Ударить мечом прежде, чем он размахнется! Успеть!

29

Вот и все. Ты умрешь, Феанор, но не сразу. Сначала ответишь сполна — за мое обманутое доверие, за погубленную дружбу, за наши общие творения, которые теперь не появятся в мире.

Бьется он храбро, даже пытается атаковать. Балроги дразнят его ложной надеждой, уходя в сторону от клинка в последний момент. А огненные бичи раз за разом достигают цели. Спина Пламенного уже превратилась в сплошную рану, двигается он все медленнее, но продолжает безнадежный бой. Он никогда не сдавался, упрямец.

Танец балрогов становится стремительным: развязка близка. Тот, кто был моим другом, предал меня и теперь расплачивается за это. Жестоко расплачивается. Так, как заслуживает! Только... почему-то я совсем не чувствую радости. Или хоть облегчения. Скверно мне. Так скверно, словно это не он, а я из последних сил удерживаюсь на ногах под ударами, пытаясь сопротивляться и понимая, что все кончено.

Кончено... да когда же они его добьют наконец?! Как же долго! Невыносимо.

Вот, упал.

Нет, опять поднимается.

— Властелин!

Я отмахиваюсь: не хочу отвлекаться. Мне нужно видеть, как умирает Пламенный. Видеть... его. Напоследок.

Будь ты проклят, Феанор! За свое безрассудство, за глупость, за то, что мне приходится делать сейчас! Мы так много не успели, почти ничего из того, что задумывали! Не договорили, не создали, не совершили. И теперь все вот так закончится?!

НЕ ХОЧУ!

"Готмог!"

Не слышит. Увлечен любимой игрой.

Бичи опускаются снова, Феанор падает на одно колено. Пытается подняться... Встает. Шатается. Медленно поднимает руку с мечом. Он еще пытается драться — даже сейчас. Безумец!

"Готмог, остановись! Не добивайте его!"

Рыжие полосы рассекают воздух, впиваются в тело Воплощенного. Феанор валится вниз лицом. И не шевелится больше.

Я опоздал.

30

— Властелин.

Мелькор ответил не сразу. Всматривался в тяжелые облака на юге. Таринвитис на всякий случай проследила за его взглядом, но не заметила ничего, заслуживающего внимания.

— Да? — отозвался наконец Вала.

Но головы не повернул.

— Нам без тебя не справиться, — виновато сказала Тарис. — Глор и Дарглуин... этот Воплощенный как-то сумел повредить их мелодии.

— Да, — Мелькор подавил вздох. — Сейчас иду.

Но остался на месте, по-прежнему не глядя на майэ. Словно ждал чего-то.

— Властелин, я послал гвардейцев забрать пленника, — подошедший Саурон деловито отстранил топтавшуюся в нерешительности Таринвитис. — Куда его, в лазарет? Если так оставить, вряд ли очнется.

— Какого пленника? — Вала резко повернулся и недоуменно посмотрел на помощника.

— Этого нолдо, которого ты приказал взять живым, — чуть удивленно ответил майа.

— Жи-вым? Так он... Д-да, конечно, — Мелькор коснулся пальцами переносицы, словно пытаясь собраться с мыслями.

— Вести с границы? — напрягся Саурон.

— Нет, ничего нового, — покачал головой Восставший. И снова стал похож на себя. — Так. Феанора — в северную башню, восьмой ярус. Таринвитис, займись его ранами: орочьи средства тут не подходят. Прихвати с собой Талло, пусть он подержит раненого спящим, пока я не освобожусь. Остальных майар — в первый центральный сектор, к нам с Ирбином.

— Они уже там, Властелин.

— Хорошо. Саурон, прочее — на тебе. Все.

Глава 3

За пределом

1

— Тебе нравится убивать, мастер?

Ольвэ щурит ярко-зеленые глаза...

...зеленые? но ведь они всегда были серыми? или...

...зажимая рану в груди, и красное течет между пальцев, и сиреневая ткань туники становится багровой.

А скользкая палуба качается под ногами, я хватаюсь за борт, чтобы не упасть, — за влажные и липкие доски борта.

— Фехтовать вслепую — задача интересная, — заверяет меня Ольвэ. — Покинутым землям нужно мастерство нолдор. С тобой идут те, кто родился в Амане. Они так похожи на орков, даже забавно.

— Отойди с дороги! — я заношу меч. — Я не могу ждать! Мне нужны корабли. Мне нужен Моргот.

— Конечно, я тебе нужен, — кивает раненый. — Я освободил нолдор, как и обещал.

— Ты... не Ольвэ!

Мелькор смеется, в изумрудных глазах ни гнева, ни боли, ни страха, только радость от удавшейся шутки.

— Я убью тебя! — мне хочется выплеснуть ярость в крике, а получается почему-то шепот.

И рука больше не чувствует надежной тяжести клинка: меч исчез, растаял. Тогда я бью кулаком в ненавистное смеющееся лицо, еще и еще... но все удары почему-то проходят мимо.

— Сражайся со мной, Моргот!

— Попробуй сырое мясо, друг мой, — Мелькор одним движением выдирает кусок плоти из своей раны и с улыбкой протягивает мне. — Поверь, это очень вкусно. В Эндорэ любят мясо себе подобных.

2

— Да-а, крепко ему досталось, — заметила я, разглядывая лежащего в беспамятстве нолдо.

— Мало, — хмуро отозвался Талло. — За то, что он сотворил с Глором и Дарглуином, следовало бы совсем шкуру спустить.

— Следовало бы, — со вздохом согласилась я. — Но Властелину этот пленник нужен живым.

— Нужен, значит, будет. Э-э, Тарис, ты что? Не трать на него силы сверх необходимого!

Я брезгливо поморщилась: заскорузлые обугленные лохмотья присохли к телу Воплощенного так, что не понять было, где остатки одежды, а где плоть. От шеи до пят — сплошная рана.

— Как снимать-то их, если без Музыки? Водой, что ли, отмачивать предлагаешь?

— Вот еще! — фыркнул Талло. — Так отдирай. Проснуться я ему не позволю, так что дергаться особо не будет.

— Мелькор, вообще-то, не приказывал мучить его, — усомнилась я.

— Но и не запрещал. К тому же, ты лечишь пленника. Что поделать, это иногда болезненно.

— Ты увлекаешься, — я с упреком посмотрела на Мастера Иллюзий. — Глор твой друг, я понимаю, но из-за этого пренебрегать...

— Тарис, — Талло подошел и успокаивающе положил руку мне на плечо. — Мелькор хочет, чтобы нолдо был жив, исцелен и не просыпался до его прихода. Мы выполним это в точности. А заодно я выясню что-нибудь интересное. Воплощенный будет спать, но не слишком крепко. Он будет видеть сны.

3

В поход двинулись не сразу. Следовало запастись пищей: большая часть того, что нолдор брали с собой, оказалась потеряна вместе с кораблями. Оружие не пропало: его с самого начала держали при себе, не доверяя собратьям. Зато надо было позаботиться о теплой одежде и целебных травах. Никто не знал, сколько времени потребуется на переход через льды и какие опасности могут ждать там.

Скудная земля Арамана была неприветлива к изгнанникам. То, что всегда давалось само собой, теперь приходилось добывать ценой великих усилий. Дичь — выслеживать, плоды и коренья — искать. Горы встречали нолдор осыпями и отвесными скалами, лесные деревья переплетали ветви, мешая пройти, и рыба больше не приплывала на зов.

Чувствовать себя нежеланными гостями было непривычно и тяжело, но как ни хотелось поскорее тронуться в путь, Финголфин не торопился. Слишком важно было как следует подготовиться и набраться сил.

Мужчины охотились и рыбачили. Подростки собирали грибы и орехи. Женщины вялили мясо, пекли лепешки из диких злаков, шили плащи из шкур и вили веревки. На лед несколько раз отправляли разведчиков — проверить прочность и выбрать наиболее безопасный путь.

А потом стало ясно, что предел достигнут: идти через Хэлкараксэ со слишком тяжелой кладью было рискованно. И Финголфин приказал выступать.

4

Так вот что такое Мандос! Мелькор не рассказывал мне о своем заточении. Это был единственный вопрос, на который он наотрез отказался отвечать. И теперь я понимаю, почему.

Зеркальные стены, зеркальные пол и потолок. Ни дверей, ни окон — только коридоры из отражений, уходящие в бесконечность. Со всех сторон. И голос, идущий из ниоткуда, равнодушный, безжизненный. Голос Намо:

— Ты выбрал странный путь, Феанор. Ты хорошо помнишь его? Помнишь все, что было?

Нет, качаю я головой, я не хочу вспоминать, не стану. К чему это теперь? Я ни о чем не жалею, и случись все опять, поступил бы так же.

А зеркальных коридоров уже нет, где-то рядом шумит море, и под ногами отшлифованные камни причала, и окровавленный меч в руке, и вокруг кипит бой. Альквалондэ! Только на этот раз я не дерусь — лишь наблюдаю, тщетно пытаясь поднять немыслимо тяжелый клинок. И ноги словно к земле приросли, и кажется, одежда на мне горит сзади. Огонь никогда не причинял мне вреда, отчего же теперь так больно? И не пошевелиться, не закричать даже. Помощи тоже нечего ждать: никто не видит меня в пылу схватки.

Кровь на губах. Моя? Чужая? Неважно. Я слизываю ее и улыбаюсь, превозмогая боль. Пытаюсь улыбнуться. Это единственное, что я сейчас могу сделать.

Вопли сражающихся сменяются криками чаек, камни внизу — досками палубы.

— Отплываем.

Это мой голос. Напряженный, тихий. Но он идет откуда-то со стороны: я ведь молчу. Грызу губы, пытаясь справиться с болью. Если я мертв, почему я все еще чувствую свое тело? Почему мне кажется, будто с меня кожу сдирают?

— Мы не станем предупреждать остальных, отец?

— Нет.

Удар ветра в лицо. Запах гари. Корабль вспыхивает, словно хорошо просмоленный факел. Странно: я помню, как упорно творения тэлери сопротивлялись огню, как трудно было поджечь их. Пока я не прибег к силе Пламени.

Корабль горит. Чернеют и скручиваются паруса, весело потрескивают доски, со стоном валятся мачты.

Корабль горит, и я горю вместе с ним. Бесконечно долго. И почему-то никак не могу потерять сознание.

Будь ты проклят, Намо! Ты лишил меня силы и обрек на такие мучения, до которых даже Моргот не додумался бы. Но я все равно не сдамся! Не жди, что я стану каяться или просить пощады. Таким способом ты не добьешься от меня ничего, Тюремщик!

5

Я всё-таки спас его. Не хотел, не собирался, но спас. Того, кто десятилетиями был моим единственным другом в Амане. Того, с кем мы понимали друг друга без слов. Того, кто предал меня.

Он предал — я отомстил. Всё. Ничего теперь не изменишь.

А вот же — подарил ему жизнь в последний момент. Проклиная себя за слабость. Проклиная его за безрассудство. Не веря, что получится, что еще не поздно.

Я его пощадил. Но теперь-то что? Ненавидеть его я не могу. Простить — не сумею тоже.

Я старался не думать о Феаноре. Это оказалось проще, чем я ожидал: лечение искалеченных майар потребовало всех сил, мне было не до того, чтобы отвлекаться. Я боялся, что не выдержу боли и напряжения, я достиг предела возможностей. И все-таки справился.

Я оставил Глора и Дарглуина на попечении соратников. Теперь раненым уже не требовалась моя помощь, только искусство Ирбина и хороший уход. Я кое-как поднялся в центральную башню и приказал Ангбанду не пропускать ко мне никого. Упал на ложе и уснул — словно Воплощенный. После неудачного боя с Унголиантой такое случалось иногда.

А едва проснувшись, я отправился в северную башню. Хотя понятия не имел, что стану делать. Я не хотел видеть Пламенного. Не знал, о чем говорить с ним.

И еще я боялся. Боялся увидеть ненависть в глазах бывшего друга. Боялся слов, которые Феанор скажет, и того, что тот промолчит. Боялся не совладать с собой, если нахлынут воспоминания о предательстве.

Но оттягивать неизбежное — значило впустую терять время. Раз уж я оставил Феанора в живых, надо было что-то решать с ним.

6

Раненый спал, и Мелькор едва сдержал вздох облегчения. Хотя сам же отдал Талло приказ не позволять Пламенному пробудиться.

Феанор лежал, повернув голову к стене, и лица его не было видно. Дышал нолдо неровно, вздрагивал, черные волосы разметались.

— Что ему снится, Талло? — Мелькор отвернулся от раненого чуть поспешнее, чем собирался.

Зеленоглазый майа приподнял уголки рта:

— Огонь. Кровь. Оружие. Корабли. В общем, прошлое. Показать тебе?

— Позже. Думаю, ты узнал достаточно. Пусть он теперь отдохнет.

— Да, Властелин.

Талло подошел и легко коснулся кончиками пальцев мокрого виска нолдо. Феанор затих почти сразу, напряженные мышцы обмякли, дыхание стало спокойным.

— Я перевязала его, Властелин, — вступила в разговор Таринвитис. — И отчасти сняла боль. Довести исцеление до конца?

— Не нужно. Дальше он справится сам.

7

— Огонь и кровь, оружие, корабли, — говорил по-прежнему невидимый Намо. — Все это в прошлом.

От его слов сжигавшее меня пламя неожиданно отступило.

— Достаточно, — отозвался второй голос. — Пусть теперь отдохнет.

Мелькор? Не может быть! Что же такое произошло в мире, что Восставший явился в Мандос и там командует?!

А между тем, огонь погас, и прохладный ветерок остудил опаленную кожу. Стало легче. Я медленно опустился на землю и закрыл глаза.

Очень хотелось сказать Мелькору, что я не стану есть кровавое мясо... и что-то еще, важное, что я никак не мог вспомнить.

— Не нужно, — остановил меня Восставший. — Ты знаешь достаточно и дальше справишься сам. А сейчас спи.

И я уснул.

А когда пробудился, оказалось, что я лежу не на остывших углях, оставшихся от корабля, а на мягких шкурах. Свежий ветерок, впрочем, был и здесь. Залетал в распахнутое окно, неся редкие снежинки. Откуда здесь снег?

Я попробовал приподняться. Больно. Только вот боль другая — не та призрачная, неотвратимая, что была в Мандосе. Нормальная боль израненного тела. Живого тела.

Так Мелькор что — спас меня?!

Я кубарем скатился с ложа и застонал сквозь сжатые зубы, потревожив раны. Одежды на мне не было — только тугие повязки. Надо же... и перевязать успели! Когда? Кто? И где я, наконец?! Это не Мандос, но тогда — Лориэн? Или... Ангбанд?

Я кое-как поднялся и заковылял к двери.

Не заперто. Значит, Лориэн. Правда, владения Ирмо до сих пор были лесом... странно, что Владыка Грез создал что-то из камня. Если только Ауле ему помог...