Не быть волшебником

— Мяю-мяю, — пробасил кот, совсем как-то не по-кошачьи мяукнув.

— Ой, — испугалась Вика, — какой жуткий голос у вашего кота.

— Это да, — нахмурилась Ариэль, — пойду, посмотрю, наверно хочет, чтобы туалет ему сменили.

Летунья вышла из кухни в комнату, где ее ждал кот.

— Про туалет это было очень смешно, — тихо, чтобы гостья не услышала, сказал кот.

— Чего тебе?

— Ты не слишком увлеклась ее историей. Я вижу, куда ты клонишь.

— Куда я клоню?

— Ты хочешь посмотреть, как она это делает. Разве нет?

— Ну и что, — удивилась летунья. — Что еще делать? Микаэля еще нет. А рисовать картины — это время. Она пока начнет, а когда Мика придет, сразу увидит суть. Что время терять?

— Ну, может, ты и права, — согласился кот, — только пусть не сильно торопится. Пусть прорисует все как следует. И пусть рисует только интерьер. Нас рисовать не надо.

— Безусловно, — согласилась летунья. — Вик, послушай, — крикнула она в комнату. А у тебя краски с собой?

Возвращение домой, это всегда радость. Особенно если ты вернулся с чувством, что пропадал где-то не зря. А волшебник с учеником, явно не прохлаждались. У них получилось создать пусть простенький, но все же мир. А последние часы они потратили на строительство дома. Дом получился что надо, трехэтажный коттедж, с балконами, чердаком, и даже с маленькой башней. Костя под контролем волшебника оформил кабинет и комнату учителя, обставил мебелью. Свою комнату он сделал проще, но зато уютнее. А вот с комнатами Трюфели и Ариэль возникли сложности. Ведь если обустроить комнату кота по-человечьи, то ему там будет неудобно. А если сделать только по-кошачьи, гордый Трюфель может обидеться. Обставлять комнату молодой девушки и вовсе неблагодарное занятие. Поэтому было решено, просто переселить кота и летунью в этот новый мир. И уже с ними решать, как лучше обустроить их комнаты.

Возвращались домой они снова через дверь — не получалось у Кости выйти из своего мира иначе. Хорошо, что дверей, в придуманном им доме, было много. За Микаэлем оставался вопрос, через какую дверь они появятся в квартире волшебника. Помня о неудаче выхода через межкомнатную дверь, волшебник решил воспользоваться дверью ведущей в подъезд. Поэтому появились волшебник с учеником, так, словно где-то долго гуляли и просто пришли домой, открыв входную дверь.

— Мы дома, — оповестил волшебник, снимая обувь.

— Нет никого, наверно, — неуверенно сказал Костя, заглядывая в комнату.

— Не может быть. Скорее уж у нас гости, судя по чужой одежде.

Вслед за Костей волшебник зашел в комнату и сразу увидел повернутый к окну мольберт.

— Это еще что такое? — Микель наклонился, чтобы разглядеть картину.

— О, смотрите, — заглядывая через плечо учителя, сказал Костя. — Наша Ариэль нарисована. А вон и кот. И еще девушка какая-то спиной стоит.

— Она не просто стоит, — мрачно разглядывая картину, заметил Микаэль, — она рисует.

— Очень натурально получилось, — восхитился Костя и потрогал пальцем изображение кота.

Неожиданно нарисованный кот двинул лапой, словно отмахнулся от Костиного пальца.

— Ой, — испугался подросток, — он шевелится. — И попробовал еще раз коснуться кота.

Кот снова отмахнулся, а потом резко пошевелил хвостом, как он всегда делал, когда злился.

— Смотрите, что это?

— А это, — хмуро ответил волшебник, до того внимательно следивший за действиями ученика, — значит, что котов и летуний нельзя оставлять дома без присмотра. А то они каким-то образом могут оказаться в картине.

— Так они, что, в картине оказались? — восхитился Костя. — Ух ты! Я всегда мечтал побывать в какой-нибудь интересной картине. Иногда такие чудесные места бывают нарисованы.

— Это да. Только не забывай, что какими бы прекрасными картины не были, они остаются статичными. И наши друзья сейчас там просто заперты.

— Тогда надо же что-то делать? — испугался Костя. — Надо их освободить.

— Надо, — согласился волшебник, — сейчас этим и займемся.

Волшебник еще раз внимательно рассмотрел картину, надолго остановив свой взгляд на художнице, лица которого не видел.

— Нда, — выдохнул он. — Вот что значит "нарисовались — не сотрешь".

Глава 9.

Париж

Когда попадаешь в среду профессионалов, очень непросто сохранить спокойствие и уверенность. Это все равно, что попасть на другую планету, где ты никого не понимаешь, ничего не знаешь, и, в лучшем случае, крутишь головой, пытаясь в море терминов выловить знакомые звуки.

Так чувствовал себя Костя, находясь среди двух волшебников, один с которых, к тому же, был еще и профессором.

— Ничего не вижу нового, — разглядывая картину, произнес Александр Белый. — Изображение точно описывает твою комнату, девочки как живые, да и кот твой, вон, даже двигается, как на переливных картинках.

— С котом понятно, — ответил Микаэль, — коты живут в нескольких мирах сразу, что, к сожалению, не поможет нам его вытащить. Но, смотри, художница, словно дорисовывает комнату. Видишь?

— Честно говоря, нет. Но что ты хочешь сказать? Она пытается нас рисовать что ли?

— Это же логично — она рисует комнату, а мы сейчас как раз и являемся частью этой комнаты.

— Думаешь, специально все это сделала?

Микаэль отошел от картины и посмотрел в окно.

— Не знаю, — ответил он. — Но что-то в последнее время мне везет на такие вот случайности.

— Ладно, Мика, это все лирика. Будем вытаскивать девушек?

Микаэль повернулся к другу и уверенно кивнул головой.

— Будем. Ты знаешь как?

— Есть мысль, — ответил Белый. — Есть у меня один прибор, я его называю — выпрямитель. Взял с собой, когда ты позвонил.

— Выпрямитель?

— Да, ну когда-то думал, что двухмерное пространство, это такой сложный загиб трехмерного. И мой выпрямитель, вроде как, выпрямляет его. Но потом я понял, что принцип действия у него несколько другой. Вернее он все еще что-то выпрямляет, но явно не двухмерное пространство, а вот его побочное действие, которое я случайно заметил, как раз и извлекает изображение на свет. Но принцип у него другой. Он, вроде как, берет внешнее изображение и дорисовывает его, понимаешь, дополняет.

— Как три-дэ принтер, — решил блеснуть знаниями Костя, до этого слушавший разговор молча.

— Тогда скорее уж как графический редактор, — заметил Белый.

— Эй, редактор, — напомнил Мика, — что делать-то?

— Надо поднять картину повыше, а я на полу, под ней, включу выпрямитель. И все. Когда прибор начнет работать, наши пропащие посыпятся на пол, как из рога изобилия.

— Они же расшибутся, — ужаснулся Костя, разглядывая высокий потолок.

— Не расшибутся, — заверил Белый, — да и мы не с улицы на чай зашли — если что подлечим, а то и поймаем.

— А, правда, Саш, зачем такие кульбиты, — спросил Микаэль, — нельзя их оттуда, так сказать, горизонтально вытащить?

— Нет, не получится. Ты туда только руку засунешь, как тут же сам станешь частью картины. А сами они не вылезут, потому что являются частью этого мира. Зато есть гравитация, которая часто роняет людей, то есть хорошо умеет это делать.

— Убедил, — кивнул Микаэль, — давай сделаем.

Очень скоро, привязав веревку к картине паутинкой, изображение подвесили на крючок для люстры. Под ним профессор расположил устройство, напоминающее своей формой глобус, только очень вытянутый глобус. Спасатели расположились под картиной, чтобы успеть поймать ожидаемый груз и эксперимент начался.

"Выпрямитель" загудел, закрутился, начал дымить. От него исходили волны, собирающие гармошкой пространство, отчего помещение стало расплываться, как видеоролик с плохим качеством съемки.

— Смотрите, получается, — закричал Константин, — изображение шевелится, усы торчат.

И действительно нарисованная мебель на картине, так же нарисовано стала падать, Летунья уже была нарисована не возле художницы, а под столом, спасающейся от падающих книг, а Трюфель, кажется, нащупал дорогу домой, и всеми силами пытался протиснуть усатую морду в трехмерный мир. Выглядело это ужасно, словно преломленное солнцем в воде, тело кота, маленькое на картине, переходило в огромную мохнатую голову, которая с усилием и мяуканьем, прорывалась в этот мир. И тут выпрямитель как-то странно заурчал, затрясся, и, издав громкий хлопок, рассыпался на несколько частей.

— Что случилось? — спросил Микаэль, разглядывая обломки, — это можно исправить?

— Можно, — мрачно проговорил Белый, — только это бессмысленно. Похоже я не подрасчитал мощности. Тут нужен агрегат мощнее. Но тогда все, что свалится на него, разорвет в сильном электромагнитном поле.

— Вы ничего не можете сделать? — с паникой в голосе, спросил подросток.

— Могу, наверно, — неуверенно ответил Белый, — но это надо подумать.

— Да, давай переведем дух, попьем чайку, — успокаивающе проговорил Микаэль, — и обязательно что-нибудь придумаем. Наверняка есть способ. Пойдем на кухню.

— Ей, чайовники! — раздался рассерженный голос с потолка, — а вы ничего не забыли?

Из висящей под потолком картины, на волшебников с укором смотрела голова Трюфеля. Он так и остался в картине, успев освободить одну лишь голову.

— Вот не повезло, так не повезло, — глядя на своего кота, заметил Микаэль, — лучше бы ты лапами вперед полез, Трюфель.

— Думаешь, так удобнее бы было? — не понял кот.

— Не знаю насчет "удобнее", но было бы гораздо тише.

— Ну, что вы, в самом деле, — возмутился Костя, — снимите же его быстрее, ему же плохо.

Картину сняли с потолка, поставили на багет, прислонив к стене так, чтобы голова кота не перевешивала. Трюфель поведал историю художницы и рассказал, как они очутились в картине.

— Да уж, оставляй вас после этого, — сказал волшебник.

— Кто же знал? — жалобно заметил кот. — Мы оглянуться не успели, как нас затащило в эту жанровую живопись. Вы меня вытаскивать вообще собираетесь?

— Эх, Трюфель, знать бы как, — ответил профессор. — Мы попробовали один прибор и вот, что получилось. Новые попытки могут привести вообще к неизвестным последствиям.

— Нет, пожалуйста, — взмолился кот, — не надо этих ваших экспериментов над животными. А что, без техник не обойтись. Мика, вы же волшебники, придумайте что-нибудь.

— Мы думаем, Трюфель, думаем, — ответил Микаэль.

— А что если дорисовать выход? — предложил Костя. — Вроде как дверь или что-то через что можно выйти. Проход, какой-нибудь?

Волшебники переглянулись.

— А что, вариант, — согласился профессор. — Только кто рисовать будет. Насколько я знаю, среди нас художников нет. А нарисовать нужно так, чтобы это выглядело как часть картины.

— Да, тогда можно было бы просто оставить открытым проход в наш мир, и они бы могли просто выйти. Кстати, а где вторая картина?

— Какая вторая? — не понял Белый.

— Трюфель, — повернулся Микаэль к коту, — ты говорил, что эта горе-художница друга своего уже врисовала в один портрет?

— Да, она с этим и пришла, — ответил кот, вращая головой в попытках отвоевать у картины еще немного своего мохнатого тела.

— Ну, вот. Значит надо и на той картине этот выход нарисовать.

— Кхм, Мика, — напомнил Белый, — а ты ничего не забыл? Кто рисовать-то будет? Я таких художников не знаю. Тут же нужен, как бы, необычный подход.

— Я знаю одну художницу, — ответил Мика.

— О, нет, — протяжно простонал кот, — только не это.

— Что такое? — удивился профессор.

— Помнишь, как на месте грязной деревушки, по-моему, Лютецией ее называли, резко вырос целый город?

— Ты про Париж?

— Про него. Это вот был подарок. Сколько суеты было: кельтов прогнали, римлян еле затащили. Те упирались, в эти болота вообще идти не хотели. Но Микаэль наш втюрился в одну скульпторшу и давай Парижи строить.

— Не говори глупости, Трюфель, мне просто понравилась сама идея творческого города. Но согласись, получилось. Сколько художников, писателей и прочих творцов приютил, а то и вырастил этот город.

— Да я не о постройке городов переживаю, — ехидно заметил кот, — меня больше пугают расстройства в голове одного волшебника, который вдруг становится совершенно невменяемым.

— Так, достаточно, Трюфель. Мы все-таки пойдем пить чай, тебя, извини, не приглашаю. А потом поедем искать нам художницу.

— А я бы поел. У меня от стресса вся шерсть вылезла уже.

— Ничего, мы тебе новую нарисуем, — усмехнулся волшебник.

— Я покормлю, — успокоил кота Костя.

— Мальчик-то — золото, — замяукал кот, — как я раньше этого не замечал? Мне, пожалуйста, курочку, не сильно прожаренную, селедочки и можно молочка. Хотя нет, молоко после селедки не надо. Сначала молочка, а потом курочки и селедочки.

— Инициатива наказуема, — тихо сказал Белый Микаэлю, выходя из комнаты.

— Ничего, молодой еще, пусть учится, — посмеялся волшебник.

Пока Костя рылся в холодильнике, в поисках еды для кота, волшебники расположились за столом и заварили себе чай.

— А что это за история с Парижем? — не удержался от вопроса Белый.

— Да, что тут скажешь. По сути, прав Трюфель. Совсем тогда голову потерял. Я когда Росси встретил, готов был не то, что Париж, целый мир построить, лишь бы ей понравилось. Да собственно я кальку с их мира и взял. И даже название — "Париж" это название того мира. Хотя, конечно, наш Париж, на их мало походит. Но это нормально, он вписался в этот мир, стал частью его. А тогда мне хотелось, чтобы этот город быть точно таким же, как ее мир. Мне все в нем нравилось. Дорожки, по которым она ходила, дома, которые она рисовала.

— Она все-таки художница? Я вроде услышал, что она скульпторша.

— Ты правильно услышал, она действительно в основном скульптурой занимается. Но ты бы видел, как она рисует.

Микаэль мечтательно закинул голову, ударившись в воспоминания.

— А селедки-то и нет, — грубо прервал его мысли голос Константина, который безуспешно перерыл весь холодильник. — Трюфель, — крикнул Костя в комнату, — нет ни курицы, ни селедки.

— А что есть? — выкрикнул из комнаты кот.

— Паштет есть печеночный. Будешь?

— Конечно, буду я...ай! — послышался грохот из комнаты.

— Что случилось? — забеспокоился Микаэль.

— Фсе фпорядке, — послышался приглушенный голос кота. — Профсто мы ф картиной упали.

— Его даже в картине оставить нельзя, — покачал головой волшебник. — А я хотел без него в Париж смотаться.

— И без меня? — обиженно спросил ученик.

— Вообще-то, и без тебя, — взяв менторский тон, ответил Микаэль. — Но теперь придется брать вас обоих. Не потащу же я сам эту картину.

В дорогу собрались быстро. Мика надел свой лучший темно-серый костюм, начистил туфли и пару раз брызнул на себя одеколоном. Костя собрал в дорогу несколько бутербродов с сыром и заварил в термосе чай. Белый умчался домой дорабатывать свой "выпрямитель" и придумывать что-то новое. И только Трюфель никак особенно не собирался, жалобно взирая на всеобщую суету.

— А как мы окажемся в Париже?— спросил Костя. — Я же никогда там не был. И вообще, специально в другой мир не попадал.