Трое из Лукоморья (одним файлом)

— Ты цела? — спросил у Дары Ярослав.

— Кажется да. Хорошо, что вы успели меня поймать, — выдохнула девочка.

— Знаешь, давай-ка перейдём на ты, — предложил ей Ярослав. — В нынешних обстоятельствах так будет проще.

— Я, конечно, жутко тронута, но не могли бы ты и ты, наконец, с меня слезть? — поинтересовалась я сдавленным голосом.

— Ой! — Дара соскочила на землю, и Ярослав поспешил последовать её примеру.

— Ох, как хорошо! — воскликнула я, с наслаждением дыша полной грудью. — Сколько же вы весите?

Я прикусила губу, слишком поздно сообразив, что могла задеть Дару за живое, но Ярослав к счастью взял огонь на себя.

— А ты что, всем лежащим на тебе мужчинам обычно задаёшь этот вопрос?

— Нет, обычно я выбираю, кого именно пустить в такое положение, заблаговременно, — отозвалась я.

— И что же, ты выбираешь исключительно худосочных задохликов?

Несмотря на ехидность вопроса, он протянул мне руку, помогая подняться на ноги.

— А что такого? Я люблю худеньких, — ответила я, отряхиваясь.

Наступило время оглядеться. Увы, увиденное глаз не радовало. Яма была достаточно глубокая, пара саженей, не меньше. Вроде бы и ничего сверхъестественного, но так просто отсюда не вылезти. Хорошо хоть руки-ноги не переломали. Земля здесь была влажной, пахло сыростью, кое-где торчали хвосты дождевых червей. В общем, место не самое приятное, хотя собрав воедино все сухие листья, можно было бы придать ему ощущение некоторого уюта.

— Что это, волчья яма? — с сомнением спросила я.

— Похоже на то, — подтвердил Ярослав.

Он уже успел пройтись по кругу, внимательно осматривая стенки ямы и проверяя на прочность торчащие кое-где корни. Увы, проверку корни не прошли, по большей части оставаясь у проверяющего в руках.

— Как будем выбираться? — поинтересовалась я.

— Прекрасный вопрос! — Ярослав явно пребывал в плохом настроении. — Самое время для того, чтобы немного полетать на метле. Как тебе идея?

— Идея хорошая, жаль только, что я оставила метлу дома.

— Что ж ты так недальновидна?

— Так ведь и ты не додумался прихватить с собой верёвку, ведь верно?

— А кто из нас собирал вещи? — огрызнулся он, но как-то вяло: видимо, всё же чувствовал и свою вину. — Чёрт бы побрал этих охотников!

— Вот только вылезем отсюда, и я обязательно с ним договорюсь, — пообещала я.

— А как насчёт какого-нибудь другого волшебства? — спросил он. — Вроде того, что было тогда, с тараканом?

— А что ты предлагаешь? — нахмурилась я. — Хочешь построить лестницу из тараканов и по ней вылезти наверх?

— Я не полезу! — категорично заявила Дара. — Я лучше здесь жить останусь!

— Нет, но уж если мы не можем отсюда вылезти, может, тараканы нас хоть как-то развлекут, — съехидничал Ярослав. — Станцуют там, или на задних лапках походят.

— Эй! — раздалось сверху. — Вы там живые?

Мы дружно задрали головы и, щурясь на солнечный свет, попытались рассмотреть того, кто стоял на краю ямы. Из-за солнца видно было плохо, но, судя по силуэту, это был довольно высокий человек крепкого телосложения, в дорожной одежде.

— Пока ещё живые, — откликнулся Ярослав. — Но есть шансы умереть с голоду...— он бросил взгляд на сумки с вещами, — ...недели через четыре.

— Ага. А я тут мимо проходил, вдруг вижу — в земле дыра. Думаю, стало быть, кто-то в яму провалился.

— А ты местный? — спросил Ярослав.

— Да нет, что вы, — отмахнулся тот, кто стоял наверху. — Я так, путешествую. Вот, бродил тут поблизости. Лес этот мне больно понравился.

— А, понятно. Значит, какого...зачем местные эту яму вырыли, поди, не знаешь?

— Почему, знаю, — охотно ответил путник. — Это они на троллей ловушку поставили. Подумали, дескать, тролль — он тяжёлый, неповоротливый, и в яму непременно упадёт.

— А разве в этих местах водятся тролли? — изумлённо спросила я.

— Да нет, конечно, — последовал ответ. — Но деревенские отчего-то думают, будто водятся.

— Да с чего они это взяли-то? — возмутилась я.

У местных, понимаете ли, какие-то дурацкие суеверия, а мы из-за этого в яме прохлаждаемся. И спина болит, и дышать по-прежнему тяжело. Ничего серьёзного, конечно, но это так, ведьминское везенье. Зато теперь было понятно, почему ловушка не сразу сработала. Она была рассчитана на вес тролля, не человека, и потому настил обвалился только под тяжестью нас двоих.

— А кто их знает? — пожал плечами путник. — Удобно, наверное. Корову со двора увели — тролль сожрал. Ребёнок заболел — тролль сглазил. Ну, а уж мужики, когда напьются, те троллей просто толпами видят.

— Ну да, они и чертей видят, и ведьм на мётлах, — согласно кивнула я, покосившись на Ярослава.

— Ну вот, что-то в этом роде. А вы сами-то не тролли?

— Нет, мы не тролли, — заверил его Ярослав. — Со мной женщина и девочка, — о том, что женщина является ведьмой, он предусмотрительно умолчал. — Слушай, мужик, не поможешь нам? А то, боюсь, своими силами нам не выбраться.

— Да о чём разговор, конечно, помогу, — заверил путник. — Я же для того и подошёл. А это...вы точно не тролли?

— Да точно, точно! — хором закричали мы.

— Ладно, я сейчас, только верёвку достану.

Ожидание длилось не долее минуты. Затем силуэт путника снова загородил солнце, и к нашим ногам упал конец прочной белой верёвки, какие часто носят с собой путешественники. Первой наверх полезла Дара. Ярослав сразу подсадил её повыше и поддерживал до тех пор, пока мог до неё дотянуться. Руки у девочки оказались сильные, и поднималась она вполне ловко.

Однако стоило Даре оказаться наверху, как раздался громкий, пронзительный визг. Ярослав чертыхнулся и быстро полез вверх. Я придерживала верёвку, а как только воин выбрался на поверхность, поспешила следом. Громкая нецензурная ругань Ярослава застала меня на полпути. Я постаралась ускорить темп, попутно готовя пару наиболее универсальных заклинаний, которые могли пригодиться при самых разных обстоятельствах. Между тем наверху повисло тяжёлое молчание. Ни криков, ни ругани, ни звуков борьбы слышно не было.

Выбравшись из ямы, я резко кувыркнулась в сторону и вскочила на ноги, поворачиваясь в направлении потенциального противника. Окинула взглядом открывшуюся мне картину и...расхохоталась. Дара полулежала на земле, приподнявшись на локте, испуганная, но целая и невредимая. Рядом с ней стоял слегка побледневший Ярослав. А напротив них, краснея и опуская в землю виноватый взгляд стоял самый обыкновенный тролль.

— Я не виноват, они сами испугались, — сказал он голосом нашего спасителя и виновато развёл руками.

— Не обижайся на них, просто они никогда раньше не видели троллей, — попросила я, с трудом сдерживая смех.

— Да что же я, не понимаю, что ли? Я понимаю, — смущённо заверил нас он. — Я и сам знаю, что забрёл далеко от родных мест. Ну, так уж сложилось. Зато здешние леса мне страсть, как нравятся.

Я снова против воли захихикала. Ситуация и правда была комическая. Местные жители старались, рыли яму, покрывали её ветками, присыпали листвой. А единственный тролль, совершенно случайно забредший в эти края, не только не попался в эту ловушку, но ещё и выручал из неё незадачливых путников.

— Ты небось из Везгарда, с тамошних гор? — спросила я.

— Оттуда, — радостно кивнул тролль.

Мэгги подошла к нему, энергично виляя хвостом, и тролль осторожно, словно боясь ненароком обидеть, погладил её по лохматой голове.

— А где это? — спросила Дара, уже благополучно поднявшаяся на ноги и больше не казавшаяся испуганной.

Тролль неопределённо махнул рукой.

— Далеко, — сказал он. — На другом конце острова. На северо-востоке, там наши горы доходят до самого берега.

— А люди там есть? — продолжала расспрашивать девочка.

— Есть, а то как же, — кивнул тролль. — Но только мы в самих горах живём, а люди всё больше в долине. И на склонах пару деревень построили, но тоже в самом низу. К нам они редко заходят.

— И как вы с ними, ладите? — поинтересовалась я.

— Ну, это когда как, но всё больше ладим. Попривыкли мы друг к другу, обжились каждый на своём месте, и нормально.

— Ну, раз там привыкли, то если понадобится, и здесь сладится, — заметила я. — Но пока-то здешние люди троллей видеть в трезвом состоянии не привыкли. Не боишься, что пойдут на тебя с вилами?

— Да ну, что мне их бояться? — отмахнулся тролль так, будто я спросила, не боится ли он комаров. Неприятности доставить, конечно, могут, но не так, чтоб серьёзные.

— Да и потом, как часто местные мужики бывают в трезвом состоянии? — подключился к разговору Ярослав. Немного помявшись, воин протянул троллю руку и сказал. — Спасибо за помощь. И это...ты уж, мужик, не сердись. Мы и правда не со зла, не ожидали просто.

Тролль расплылся в улыбке и с чувством пожал протянутую руку.

Все засобирались в дорогу, тролль в своём направлении, мы — в своём. Уже после того, как мы распрощались и успели сделать несколько шагов, тролль снова нас окликнул.

— Это...Я тут подумал... — неуверенно сказал он. — В общем, вдруг вам пригодится. Тут неподалёку, часа четыре назад, один человек про вас спрашивал. Не у меня, конечно, меня-то он не видел, а у старика одного деревенского.

— Про нас? — переспросил Ярослав, кидая на меня многозначительный взгляд.

— Ну, это я так думаю, что про вас, — поправился тролль. — Вообще-то про мужчину он ничего не говорил, но вот ведьму упомянул, и девочку с ней. Сказал, лет двенадцати. Я, правда, в человеческом возрасте не очень разбираюсь, но мне подумалось, что, может, это про вас.

— Может, и про нас, — подтвердил Ярослав, нахмурившись. — А что-нибудь ещё он говорил?

— Да нет, вроде бы больше ничего не говорил. — Тролль нахмурил брови, припоминая. — Только спросил у старика, не видел ли он вас. Тот говорит, нет, мол, таких не видел. Ну, и всё. И первый ушёл.

— А что-нибудь ещё ты про него запомнил? — спросила я. — Как он выглядел, во что был одет, как говорил?

— Да вроде бы обычно говорил, и выглядел обычно, — развёл руками тролль. — Обычного человеческого роста, тёмные волосы, а больше-то я со спины и не разглядел. Разговаривал, правда, так...важно, словно знатного сословия человек. А, вспомнил! У него ещё плащ был такой необычный. Оранжевый.

— Тебе это о чём-нибудь говорит? — спросила я у Ярослава. — Знатный человек в оранжевом плаще?

Ярослав немного подумал и покачал головой.

— Не припоминаю. Вообще-то в городе плащи самых разных цветов носят, бывают и оранжевые. Хотя цвет, конечно, не самый распространённый. Будем иметь в виду.

Поблагодарив тролля и помахав ему рукой на прощанье, мы снова зашагали в направлении побережья. Лес вскоре кончился; дальше лежали луковые поля. Эта диковина существовала только на нашем острове и только в этой его части, неподалёку от побережья. Поговаривают, что именно она и дала нашему острову название — Лукоморье. Куда ни кинь взгляд, со всех сторон от нас возвышались огромные пузатые луковицы, каждая приблизительно в человеческий рост. Во всём, не считая размера, лук как лук: и характерный горьковатый запах, и шарообразные луковицы, сплюснутые в верхней части, золотистого, коричневого, либо красноватого оттенка, и длинные зелёные перья. (Под землёй располагались только корни и нижняя часть луковицы). Под ногами время от времени шуршала слетевшая с растений шелуха.

— Хороший парень этот тролль, — заметил Ярослав, перекидывая сумку с правого плеча на левое. — Вроде бы такой здоровый, а при этом мягкий и вежливый.

— Да уж, — согласилась я. — И выбраться нам помог. А ведь мог бы просто сказать, дескать, не рой другому яму, и мимо пройти. Мол, это ваши, людские дела, сами в них и разбирайтесь.

— И что же, они все такие культурные?

— Да нет. Не так всё просто. Но в общем-то все они разные, как и люди. Просто немного другие. Другой темперамент, другая мораль.

— Что значит "другая мораль?" — поморщился Ярослав. — Мораль всегда одна.

— Вот уж ничего подобного, — возразила я. — Моралей на свете столько же, сколько и разумных существ.

— То, о чём ты говоришь, — это не мораль, — не согласился он. — Это система ценностей, которая у каждого своя. Люди позволяют себе отходить от морали, каждый по своим причинам. Причины могут быть оправданными и не очень, но мораль от этого не меняется.

Он был настолько убеждён в собственной правоте, что у меня начали зудеть кончики пальцев, так захотелось поспорить. А поскольку нам всё ещё предстояло несколько часов пути, которые надо было чем-то занять, я не видела причин отказывать себе в удовольствии.

— А что такое, по-твоему, мораль? — спросила я. — Эдакая единственная и неоспоримая истина, существующая в мире сама по себе, независимо от людей? И откуда же она там взялась? А я так скажу: мораль создаёт общество. Отчасти она, может, и строится на незыблемых общечеловеческих истинах — если такие, конечно, вообще существуют, но допустим. Но в огромной степени мораль — это всего лишь инструмент, средство, которое общество использует, чтобы само себя прокормить и поддержать. Чтобы заставить отдельных людей жить так, как ему, обществу, удобно.

— И что же в этом плохого? — откликнулся Ярослав. — Общество — оно для чего, по-твоему, существует? Тебя послушать — так это эдакий монстр, дракон с тремя головами, который так и норовит человека съесть. А на самом-то деле общество как раз из этих самых людей и состоит.

— Съесть не съесть, а поглотить — так точно, — фыркнула я. — И по-любому что удобно, то не всегда "правильно".

— А например?

— Ну вот например, какой должна быть хорошая девушка? Кроткой, милой, доброй, скромной, работящей. Так?

— Так, — подтвердил воин. — И что тут плохого?

— А что хорошего? Ведь я сейчас описала существо, которым легко манипулировать и которому без труда можно сесть на шею. Вот девочек и учат с рождения, что надо быть именно такими. Не потому что так хорошо, а потому что удобно. И заметь, удобно не для них, а для окружающих. Так ведь, Дара?

— Не без того, — отозвалась девочка. — Но я не кроткая. И не хочу быть кроткой. А тётя говорит, таких замуж не берут.

— Что ещё за глупости???

Эти слова вполне могла бы произнести я. Однако произнёс их Ярослав. Я склонила голову на бок, по-новому приглядываясь к спутнику.

— А вот так их и учат, — заметила я. — Замуж не выйдешь, никому нужна не будешь, одна останешься. Шантаж, да и только.

— Про кротость не знаю, — сказал Ярослав, — но в доброте-то что плохо? Или в скромности?

— А что в скромности хорошего? — возразила я. — Если у женщины есть достоинства, то почему бы ей ими не гордиться? Я про таланты, а не про то, о чём ты сейчас подумал, так что глаза-то подними повыше! А тут выходит, что знать себе цену — плохо, это ведь гордыня! Любить себя — тоже плохо, эгоизм! Инстинкт самосохранения — нормальное, казалось бы, явление, — так нет, опять плохо, потому как трусость!

— А я не согласен. Ты что-то путаешь, хотя так сразу и трудно сказать, что именно. Вот взять хотя бы трусость. Трус — это не тот, у кого есть инстинкт самосохранения, не тот, кто боится. Думаешь, храбрый не боится? Не боится только дурак, который неспособен осознать опасность. А коли так, его и уважать-то не за что. А храбрый — это тот, кто боится, но умеет, когда надо, свой страх преодолеть, подчинить своей воле.