Стражи Чёрной Скалы

Просто кусок металла — не нормальное лезвие ножа. Даже не кухонного. Похоже на кусок какой-то обшивки или детали. Грубо, очень грубо заточенный — край лезвия ребристый получился. Металл, видать, паршивый, ни разу не оружейный, вот и выкрошился. Как бритвой такой штукой не побреешься, зато раны получатся куда хуже, чем от нормального клинка — тут же почти серейторная заточка получилась, а такой даже канаты можно перепиливать... А в человеческом теле наверняка оставит крайне паскудную рану с рваными краями.

Если, конечно, не сломается, как здесь.

— Кусок лезвия? — поинтересовался Юрай.

— Нет, — покачал головой Дойл. — Точнее, не кусок фабричного лезвия. Какая-то самоделка — просто заточенная железяка.

— Ладно, нам некогда тут рассиживаться и думать до каких изысков прогресса докатились местные, — выбросил я окровавленный обломок в сторону, вытер мультитул об одежду трупа и спрятал обратно. — Идём дальше.

Неожиданно где-то совсем близко послышалась гортанная речь. Не английская — арабская!

Мы моментально попрятались по укрытиям.

— "Танго", — послышался в наушнике шёпот Си Джея. — Около десятка. Идут сюда.

— Всем тихо, — произнёс я. — Не будем нарываться.

Пригнувшись, осторожно продвинулся вдоль борта БМП, выглянул из-за брони...

Так и есть. Классические бородачи — штук десять. С оружием. Прутся по улице, как по Бродвею. Главарь наверняка тот, что по центру идёт — не впереди всех, но и не позади остальных. Если что — его валить в первую очередь...

Кто из как и как выдал себя я так и не понял.

Кто-то неосторожно засветился? Кто именно?

Но факт оставался фактом — один из боевиков вскинул к плечу изрядно потёртый "мини-узи" и дал очередь в нашу сторону, а наши моментально ответили. Ну, это как рефлекс уже: стреляют в тебя — стреляй и сам.

Тишину заброшенного города моментально разорвал грохот перестрелки.

Я вскинул карабин, совместил красную точку прицела с грудью назначенного главарём террориста и дал короткую очередь, разорвавшую грудь боевику. Рядом почти сразу же упал ещё один — похоже, что его свалил Си Джей. Ещё двое тоже рухнули на землю, но, судя по издаваемым воплям, были ещё живы. Остальные сначала тупо начали разбегаться в сторону, а потом попытались огрызнуться огнём, но раскатистая очередь Дойла заставила их прижаться к земле. Кто-то неосторожно высунул ногу? Получай! А теперь ещё и сам высунулся — ещё три пули сверху.

Буквально в считанные минуты всё было кончено.

— Валим отсюда! — рявкнул я, поднимаясь на ноги. — Надо убираться!..

Пока сюда на огонёк не заглянули и прочие местные — драться с целым городом лично у меня не было никакого желания.

Мы рванули вперёд, по занесённой песком улице. Пробежали метров сто среди брошенных машин и песчаных барханов, кое-где подпёртых бетонными плитами, поддерживаемыми кусками стальных балок.

Движение по фронту! Движение справа!

За разбитым остовом легковушки — дорогущей спортивной машины мелькнула чья-то голова, замотанная платком. И одновременно с ней на крыше торчащего из земли трейлера показалось ещё двое боевиков, открывших по нам огонь. Я подкатился за ещё одну стоящую машину, встал на правое колено и двумя выстрелами снял одного из "танго". Рядом громыхнули карабин Кирка и пулемёт Дойла, накрывая остальных противников.

— Слева! — выкрикнул Си Джей. — Они идут из-за дюны!

Пулемётчик оперативно развернул своё оружие, и на склоне бархана выросла цепочка фонтанчиков песка, перечеркнув ещё двоих появившихся было врагов.

Движемся дальше — дорогу преграждает автобус. Из салона раздаётся пара малоприцельных очередей. С крыши лёжа взахлёб лупит пулемётчик "танго", но лупит бестолково — при таком темпе стрельбы даже лента на пару сотен патронов отстреливается очень быстро.

Что и происходит, собственно говоря. Враг неосторожно приподнимается, чтобы перезарядить оружие, и тут его настигает чья-то меткая пуля.

Отлично.

Рывок к стоящему впереди бетонному блоку. Перебежка. Сменить магазин, высунуться, прижать огнём сидящих в автобусе врагов. Рядом перебегает и проходит вперёд Юрай, залегает и тоже открывает огонь, не давая "танго" даже высунуться из-за края борта.

В открытую дверь влетает Кирк, зачищая огнём салон, но очередь обрывается почти сразу же — похоже, что не сменил вовремя магазин... Громыхнул выстрел из подствольного дробовика, закреплённого под стволом "эмки".

— Чисто!..

Внутрь салона и вперёд. Перепрыгиваю через тела лежащих в крови "танго". Один вроде бы даже ещё жив, хотя ему и оторвало картечью правую руку по плечо... Не жилец.

Перемахиваю через выбитое заднее стекло автобуса, добегаю до покорёженной белой БМВ. Кирк в паре метров от меня — стреляет куда-то вперёд. Рядом со мной плюхается Си Джей, выпрямляется, опирается на мятую крышу машины. Полуавтоматическая снайперская EMR делает выстрел за выстрелом, на песок летят золотистые блёстки дымящихся гильз.

— У контейнера! Они у того контейнера!

Короткий взгляд вперёд — полузанесённый песком тягач, некогда вёзший контейнер. В стенке — рваный пролом, то ли от мощного удара, то ли от взрыва. Оттуда мелькают несколько вспышек дульного пламени.

— Прикройте! — ору я, бросаясь влево.

Короткая перебежка — впереди виднеется ещё один тягач, но на этот раз с грузом небольших аккуратненьких машин серебристого цвета.

Взбегаю по склону, запрыгиваю на крышу кабины, перескакиваю на капот первой машины. Пробежка, перепрыгиваю на крышу следующей, затем третьей... Спрыгиваю вниз, перекатываюсь по песку и оказываюсь с фланга для скорчившихся за куском бетонного бордюра трёх врагов. Одной очередью срезаю всех.

— За мной!

Забегаю внутрь контейнера.

Твою мать. Твою. Мать. Как ты вляпался в это дерьмо, Саня? Какого чёрта ты тут делаешь? Вали отсюда и как можно скорее!..

Задние дверцы контейнера приоткрыты — сквозь щель внутрь падает полоса света, внутри которой кружится поднятая пыль. Одна дверца искорёжена и похоже заклинена намертво, а вот вторая вроде бы...

Свет заслоняет чья-то тень.

Резко пинаю дверцу, и стоящего за ней боевика отбрасывает в сторону. Рывок вперёд, "танго" пытается встать и тянется к выроненной "эмке"...

Я впечатал подошву ботинка в грудь боевика, а затем снёс пулей ему полчерепа. Отбежал в сторону, присев за словно бы расплющенным кулаком какого-то неведомого великана разбитым джипом. Огляделся по сторонам... Вроде бы всё чисто.

Спустя пару секунд из контейнера показались и остальные взмыленные наёмники.

В темпе пробежали метров двести и укрылись внутри очередного брошенного туристического автобуса.

Уфф...

Я наконец-то перевёл дыхание после этого неожиданного забега.

— Вроде бы оторвались... — выдохнул Кирк, приседая около выбитого окна и осторожно выглядывая наружу. Передёрнул затвор подствольного дробовика, что выплюнул на землю алую гильзу.

— Уверен? — спросил Дойл. — Кто это вообще был?

— Ясно же, как божий день — мирные жители, — хмыкнул Си Джей, отсоединяя магазин и дозаряжая его извлеченными из кармана патронами, которые обычно рассовывал куда только можно и даже, куда нельзя. — Или беженцы.

— Очень смешно, — мрачно ответил Юрай.

— Что-то это уже ни хрена не похоже на спасательную операцию, — мрачно пробурчал Дойл.

— Да уж... — я вытер вспотевшую шею. — Хорошего мало. Теперь надо идти тихо-тихо, чтобы ещё раз так не нарваться.

— Ага. А то ещё пара таких блестящих огневых контактов, и придётся винтовки использовать как дубины.

Эх, знал я, что тут задница, но не думал, что таких масштабов... Какая сволочь описывала просто попавший под удар стихии город? Ну, ладно отсутствие власти, ладно банды мародёров и дезертиров. Но тут, похоже, ситуация мало чем отличается от того же Ирака...

Гражданская война, то есть. Городская герилья во всей красе.

Дрянь. Дрянная дрянь. Дать в эфир сигнал о том, что операцию провести невозможно? Ага, как же. Для Штаба это примерно равнозначно словам "контракт аннулирован по нашей вине, хотим выплатить неустойку". Издержки наёмничества — эта операция уже наверняка оплачена, сопровождена попилами и откатами, а в случае провала крайними будем мы.

Нет, ну правда — сюда надо не одной секцией, а целой дивизией идти. При поддержке авиации и флота.

Только ведь и связаться, вероятнее всего, не выйдет. Двадцать первый век, наисовременнейшая техника, самая лучшая экипировка... А рации в Ираке работают только на коротких и ультракоротких волнах. Невероятно? Но факт. Хрен знает почему — говорят, что это федералы что-то намудрили. Может, и так, конечно... Ведь когда мы в заварухе около Эм-Наджафа участвовали, федералы действительно импульсными бомбами баловались... Уроды. Тогда у нас и ноктовизоры, и прицелы погорели намертво. И что самое досадное — мои часы электронные, я их три года таскал без единого нарекания, а тут спалили на раз. Так что хрен нам, видимо, а не экстренная эвакуация — даже и пробовать не стоит, лучше заряд батарей сэкономить. И ждать положенные на операцию семь дней, пока за нами не вернутся те отморозки на "чинуке"...

Ладно, проехали. Не о том сейчас надо думать... О чём? Ну, например, как выйти на связь со "штурмовыми стражами". С пехотным полком в этой дыре всяко веселее, чем в одиночку. Но кодов и шифров у нас нет. Если заявиться к какому-нибудь посту федералов — нас, скорее всего, выслушают. Возможно даже помогут. А если просто в эфир выйти — ни за что не поверят. И весь сленг и американский акцент тут побоку — среди "танго" тоже всяких деятелей хватало. Многие даже в Штатах учились или в армии служили до того, как к бородачам податься. Вышлют вместо контактной группы десяток шестидюймовых фугасов по запеленгованному сигналу, и всё...

Где-то неподалёку послышались звуки яростной перестрелки.

— Надо уходить, — принял я решение. — Продвинемся дальше на восток — к следующему чек-пойнту. Юрай, где он там?

— Ещё через тысячу... Подожди-ка, сержант... — наёмник придержал пальцем закреплённый на голове наушник рации. — Кажется... Кажется я принял сигнал бедствия.

Мы дружно потянулись к рациям, настраиваю их на другую частоту, потому как сигнал шёл не на стандартом диапазоне радиосвязи.

— "Штаб, это патруль Альфа! Мы атакованы! — послышался чей-то голос на фоне звуков перестрелки и взрывов. — Повторяю — мы окружены дикими! Нужна помощь!"

Прогремел особо мощный взрыв, послышался чей-то крик.

— "Чёрт!.. Капитан Уоррен ранен! Нужна помощь! Ах, ты..."

Трансляция оборвалась.

— Азимут? — уточнил я.

— Примерно на четыре часа. Через полтысячи ярдов.

Далековато. И совсем не в той стороне, что нам нужна.

— З-зараза...

Все смотрели на меня. Пристально и выжидающе.

Я знаю, чего они ждали — приказа не обращать внимания на сигнал бедствия.

Вообще-то это очень разумный и правильный приказ. Мы не спасательный отряд — нас в случае чего самих спасать нужно. Да и за кого рисковать шкурами — за каких-то федералов? Больно надо. За кого-то из своего подразделения — даже не роты, хотя бы на уровне взвода — ещё куда ни шло. А тут...

— Мэйдэй! Мэйдэй! Это патруль Альфа! — донеслось сквозь грохот перестрелки. — Нам срочно нужно подкрепление! Кто-нибудь нас слышит? Кто-нибудь!..

Но ещё я привык доверять своей интуиции. Не гадать, что именно мне нужно сделать, а так, как первым приходит в голову. Это глупо и опасно? Возможно. Вот только то, что часто называют интуицией — это лишь то, что человеческий мозг не может воспринять в полной мере. Вы что-то видите, что-то слышите, что-то ощущаете, но порог чувствительности серых клеточек у вас в голове слишком низок. Обычным диктофоном не записать ультразвук, но ведь это не означает, что его нет в природе, верно?

Так и с предчувствиями. Для обычного солдата озвучить вслух такое — нечто сродни расписаться в собственном идиотизме или трусости, спрятанной за попыткой не идти в бой. А вот для всяких разведчиков и прочих спецвойск предчувствия действительно имеют значения.

Это пункт один, если что.

— Альфа, это сержант Александер, — произнёс я в микрофон рации, моментально заработав чуть ли не испепеляющие взгляды своего отряда. — Сколько вас, какова обстановка и ситуация в целом. Сколько противников.

— Чёрт... Слава Богу... Сержант, нас... Нас тут пятеро... Четверо. Капитан Уоррен... убит. Мы ранены, но легко — просто царапины. Патронов мало. Противника — до двух десятков. Прижали нас. Долго не продержимся!

Голос был молодой, его хозяин явно был намного младше меня, а я и сам стариком не был. Но средний возраст американских солдат в Ираке сейчас значительно понизился — раньше это были мои ровесники лет по двадцать пять-тридцать, а сейчас — двадцатилетние пацаны.

Прямо как во Вьетнаме, да.

Почему так? На самом деле это очень простой вопрос.

Всё дело в том, что война — это жестокая игра для молодых. Молодёжь более податлива, и ей легче управлять. Они уже достаточно взрослые, чтобы держать винтовку и нести на себе полную выкладку, но в то же время достаточно молоды, чтобы купиться на нужные сказки. Например, о своей неуязвимости и о том, что в дерьмо всегда вляпается кто-то другой.

И, к сожалению (увы, увы мне в наш прогрессивный век!), я просто не мог закрыть глаза и уши, когда рядом кто-то просит о помощи. Тот, кому я могу помочь, что важно. Миллионы детей умирают от голода в Африке? Моя совесть спит спокойно, пока они там далеко, а не здесь рядом. Однако, когда кто-то просит о помощи совсем рядом...

Человеколюбие? Ни разу. И уж тем более ни разу не американолюбие. Честно — плевать мне сколько ещё американцев подохнет в Ираке. Если у меня есть гражданство Штатов, я много лет живу в Штатах и даже служу империалистической военщине, это вовсе не означает, что я люблю эту страну. Просто так сложилось.

Пока я вижу скупые строчки о статистике потерь — цифры и фамилии остаются для меня просто цифрами и фамилиями. Абстрактными наборами символов — людей за ними лично для меня нет. Никакие это для меня не свои.

Но когда кто-то сидит рядом с тобой в одном окопе — это уже свой. А русские своих на войне не бросают, как говаривали современные классики.

Парадокс. Голливуд регулярно радует своими ура-патриотическими высерами о спасении одного-единственного пилота силами авианосного соединения, но в реальности на беднягу скорее всего начхают и забудут. Почему? Потому что с точки зрения большинства американцев это нерационально — рисковать десятками и сотнями жизней, чтобы спасти одного человека. Возможно, уже мёртвого. Рисковать живыми ради мёртвого? Безумие!

Законы социальной математики в действии. Законы западного общества в действии. Но мне они претят. Юрай вот — хорват, а за годы в Штатах уже насквозь американизировался. Своим стал, американцем. А я вот так и не сподобился...

Что ты здесь делаешь, Саня? Какого чёрта тут забыл? Тебе некуда возвращаться в Россию, но разве тебя держит что-то в Штатах? Что-то, кроме страха изменить устоявшуюся жизнь? Брось, тебе же не впервой ломать себя и свою жизнь об колено...