Стрелок-2

— Прекратите, Дмитрий. Я вам жизнью обязан. К тому же вы, похоже, поделились своей удачей со мной.

— В смысле?

— Вы не поверите, но все мои недоразумения с казной каким-то невероятным образом разрешились. Начёт снят, протоколы испытаний подписаны... я просто не знаю, что и сказать!

— Скажите: "Хрен с ним!"

— Как?

— Очень просто. Поднимите руку, потом резко опустите и ...

— Боже правый, вы невероятны! — чуть не выпал от смеха из коляски Барановский.

— Кстати, куда мы едем?

— Ко мне домой. Паулина Антоновна ждет нас к обеду. Как хотите, но отказа я не приму.

— И в мыслях не было. Просто, нельзя ли сначала домой? Хотя бы помыться и переодеться.

— А зачем? Вы прекрасно выглядите, в своем мундире и с крестами.

— И с заплатками на шароварах!

Однако переполненный положительными эмоциями Барановский, и не подумав его слушать, потащил к себе. Квартиру инженер снимал в большом доходном доме в Сампсониевском проспекте*. Швейцар, грудь которого украшало несколько медалей, не без удивления посмотрел на прибывшего с барином унтера, однако, скользнув взглядом по крестам, лишь высоко поднял брови. Поднявшись в парадное, они скоро оказались перед украшенной резьбой дверью, в которую хозяин решительно постучал.

— — — — — — — — —

#Название по имени Сампсониевского собора, построенного в честь победы в Полтавской баталии, произошедшей в день поминовения святого Сампсония Странноприимца.

— Надо бы звонок поставить, — как бы извиняясь, сказал он своему спутнику. — Но всё как-то недосуг.

— Электрический?

— Господь с вами, откуда же взять этакую диковину!

— Напомните мне, как на фабрике будем. Сделаем.

Дверь открылась и на пороге появилась горничная в накрахмаленном переднике и чепце.

— Здравствуйте, Владимир Степанович, — сделала она книксен и приняла у него шляпу и трость.

— Проходите, Дмитрий, не стесняйтесь. Это наша Глашенька, отдайте свое кепи ей.

Будищев внимательно осмотрел пышную фигуру прислуги и с легкой улыбкой протянул ей свой головной убор. Та недоуменно посмотрела на странного гостя, но возражать не посмела.

— Глаша, покажите где у нас ванная комната, господину Будищеву надобно привести себя в порядок.

— Пожалуйте, — посторонилась она, и когда унтер прошел мимо, брезгливо сморщила носик от въевшегося в форму больничного запаха.

Сказать, что ванна была шикарна — не сказать ничего. Огромная, так что довольно рослый Дмитрий мог бы запросто в ней утонуть, опирающаяся на пол львиными лапами, она стояла посреди комнаты, в которой можно было запросто устроить гостиную. Стоящий в углу пышущий жаром титан намекал, что с горячей водой проблем нет. Пол и стены были выложены молочно-белой плиткой, а у умывальника было вделано большое овальное зеркало.

— Ты хоть пользоваться-то сумеешь? — с легким пренебрежением в голосе спросила горничная, не ставшая церемониться с нижним чином в отсутствие хозяина.

— Хочешь спинку потереть? — тут же отреагировал тот.

— Вот ещё! — презрительно фыркнула Глаша и величественно выплыла из комнаты.

— Знойная женщина — мечта поэта! — ухмыльнулся ей вслед Дмитрий.

Не успел он разобраться с кранами, "знойная женщина" появилась вновь с полотенцами и парой нового белья, вероятно, пожертвованного Барановским.

— На-ка вот, переоденешься. И не забудь занавеску задернуть, а то мало ли...

— Спасибо, красавица. А ты всегда такая сердитая?

— Я чай, в хорошем доме служу, и потому никакого баловства не позволяю! — с достоинством ответила девушка.

— Это правильно! — с готовностью поддержал её Дмитрий. — Я вот тоже человек до крайности серьезный и положительный.

— Уж я вижу, — скривила губы горничная. — Поторапливайся лучше. Скоро на стол подавать, а господа сказали, что без тебя не сядут. Рубаху свою с портами в угол кинешь, я прачкам отдам.

Молодой человек не без сожаления во взгляде проводил глазами Глашу и коротко вздохнул. Как и абсолютное большинство представительниц женского пола в эти времена, она слыхом не слыхивала о фитнесе, диетах и тому подобных глупостях, но от её пышной фигуры так и веяло здоровьем и какой-то первобытной красотой. Щеки её были румяны и без косметики, соболиные брови сроду никто не выщипывал, а густые темно-каштановые волосы и не подозревали, что на свете существует перхоть.

— Эхма, кабы денег тьма — купил бы деревеньку, да девок любил помаленьку! — хмыкнул Дмитрий, а потом, прислушавшись к организму, вздохнул. — А воду, походу, надо было холодную набирать!

Приведя себя в относительный порядок, он вышел из ванной комнаты и едва не налетел на стойко ожидающую его служанку. Та, ни слова не говоря, сделала ему знак идти за собой и решительно направилась по коридору. С тылу фигура девушки была ничуть не менее примечательна, и наблюдать за тем, как она движется было довольно занимательно. К несчастью, путь их скоро закончился и засмотревшийся на соблазнительно двигавшуюся Глашу Дмитрий оказался в просторной гостиной, где собралась семья изобретателя, во главе со своим патриархом — профессором Степаном Ивановичем Барановским.

— Здравствуйте, молодой человек, — приветливо обратился тот к немного растерявшемуся Будищеву. — Весьма рад знакомству. Мой сын мне о вас рассказывал много лестного.

— Взаимно, — только и смог ответить Дмитрий, отвечая на крепкое рукопожатие.

— Ну-ну, не тушуйтесь, — правильно понял его состояние профессор. — Мы люди простые и не кусаемся! С моим племянником Петром, вы, я так понимаю, знакомы. С невесткой Паулиной Антоновной и её детьми — тоже. Мои младшие сыновья заняты службой и не смогли присутствовать, но с ними вы познакомитесь в другой раз. А теперь нам нужно с вами поговорить. Где бы это...

— Пойдемте ко мне в кабинет, — предложил внимательно прислушивающийся к их разговору Владимир Степанович.

Мужчины извинились перед дамами и вышли. Кабинет инженера-изобретателя Барановского носил на себе отпечаток его мятущейся и беспокойной натуры. С одной стороны, он был совершенно обычен. Посреди большой стол, рядом бюро и секретер. Стен не видно из-за книжных шкафов, причем литература — в основном техническая, немецкие, французские издания, реже — английская и русская. Но в углу стояла чертежная доска с неоконченным наброском какого-то механизма. На полках, помимо книг, стояли модели пушек, необычного вида паровоз, и непонятная модель, тем не менее показавшуюся бывшему унтеру знакомой.

— Вы знаете, что это такое? — живо спросил профессор, заметив любопытствующий взгляд Будищева.

— Наверное, подводная лодка, — пожал плечами Дмитрий. — Только странная какая-то.

— Великолепно! — Восхитился Степан Иванович. — А как же должна, по-вашему, выглядеть "не странная" подводная лодка?

— Ну, не знаю. Перископа, наверное, не хватает.

— Что, простите?

— Ну, такой трубы, которую можно поднять из подводного положения и осмотреться. Пока на какую-нибудь хрень не налетели. Еще хорошо бы рубку повыше, а то зальет первой же волной.

— Любопытно! — заинтересовался Барановский-старший, от волнения не обратив внимания на простонародное словечко, вырвавшееся у их гостя. — А изобразить ваши идеи, так сказать, графически, вы сможете?

Хотя умение рисовать никогда не было сильной стороной Будищева, кое-чему на уроках черчения он все же научился. А в библиотеке техникума, где он учился до армии, помимо всего прочего, были шикарные подшивки "Техники молодежи" и других научно-популярных изданий.

— Можно попробовать, — пожал плечами отставной унтер-офицер и решительно снял с чертежной доски ватман с неоконченной работой.

Затем выбрал из стоящего подле стакана с острозаточенными карандашами один и уверенной рукой принялся наносить на девственную белизну листа чёткие линии, сплетающиеся в самый настоящий эскиз. Толпящиеся рядом члены семьи Барановских были людьми творческими, а потому следили за работой Дмитрия с неподдельной заинтересованностью. Несмотря на раздиравшее их любопытство, ни один из них не стал прерывать молодого человека, пока тот не закончил, и лишь после этого раздался сакраментальный вопрос:

— Что это?

— Значит, так, — начал объяснения Будищев. — Это примерная схема подводной лодки. В центре — прочный корпус. Он сделан так, чтобы выдерживать максимальное давление. Вокруг него — легкий корпус, его предназначение — обеспечивать лодке аэродинамику.

— Вероятно всё-таки — гидродинамику, — машинально поправил его Владимир Степанович.

— Ваша правда! — ничуть не смутился георгиевский кавалер и продолжил объяснения. — Прочный корпус разделен водонепроницаемыми переборками на изолированные отсеки. Отдельные для механизмов, людей и вооружения.

— А вот тут...

— Цистерны балласта.

— А это что за трубы?

— Это трубы торпедных аппаратов в боевом отсеке.

— Каких аппаратов? — удивился Степан Иванович.

— Ну, для стрельбы торпедами.

— Вероятно, наш друг имеет в виду самодвижущиеся мины Уайтхеда, — пришел на помощь своему гальванеру Петр Викторович.

— Иван Федорович* именно так предлагал назвать самодвижущуюся мину, — задумчиво пробормотал Барановский-старший. — "Торпедо"... но вы говорите так, будто такие аппараты уже есть.

— А что, ещё нет? — широко улыбнулся в ответ Будищев. — Ну так, будете патентовать, про меня не забудьте!

— Но как их запускать, ведь вода проникнет внутрь подводного судна? — попытался вернуться к теме Владимир.

— Вот тут крышка и вот тут крышка. Плюс устройство, не позволяющее им открываться одновременно.

— Гениально! — не удержался от восхищенного возгласа изобретатель.

— И все это — всего лишь за двадцать пять рублей в месяц, — горестно вздохнул Дмитрий.

Увы, пришедшие в возбуждение господа предпочли не расслышать намек, а возможно просто не сочли подобное жалованье неподобающим для гения, и продолжили бурное обсуждение. Тем временем, отошедший в сторону Будищев продолжил осмотр. В угловом шкафу за стеклом стояла винтовка, немедля привлекшая его внимание. Судя по всему, перезаряжалась она с помощью скобы Генри, как английские винтовки системы Пибоди. Дмитрий хорошо знал эту систему, поскольку именно с таким оружием воевал на Балканах, захватив его в качестве трофея. Но все же, несмотря на сходство, были и довольно существенные отличия.

— Вы, как я погляжу, не только митральезы и пушки конструируете? — поинтересовался он у хозяина кабинета.

— Пустое, — отмахнулся Владимир Степанович. — Подавал этот образец для участия в конкурсе, но, несмотря ни на что, приняли все равно Бердана с усовершенствованиями Горлова и Гуниуса.

— Бывает, — хмыкнул унтер и, вернувшись к Барановским, спросил: — Кстати, а что за двигатель был у вашего "Наутилуса"?

— Пневматический, — тут же ответил фабрикант, бросив быстрый взгляд на кузена.

— Какой?! — округлил глаза Будищев, и на лице его отразилась сложная гамма чувств — от изумления до неприкрытого скепсиса.

— Пневматический, — повторили ему и принялись, перебивая друг друга, объяснять принцип действия и достоинства пневматических механизмов.

— Это, значит, когда подводная лодка будет подходить к противнику, её будут выдавать тысячи воздушных пузырьков?

Такого довода Барановские, бывшие все как один энтузиастами пневматики, не ожидали и крепко призадумались. С одной стороны пренебрежение к пневматике показалось им ересью, а с другой крыть было нечем. Выручило всех появление Паулины Антоновны.

— Господа, не угодно ли вам сделать перерыв и отобедать? — спросила она, заглянув в кабинет.

Владимир Степанович с готовностью поддержал столь своевременное предложение.

— Действительно, пойдёмте — поедим, а после вернемся к обсуждению нашего проекта.

— С удовольствием! — отозвался Пётр Викторович.

За большим овальным столом Будищеву отвели почетное место между Степаном Ивановичем и его сыном — Владимиром. Остальные, включая детей, группировались вокруг них. Паулина Антоновна, как радушная хозяйка, потчевала собравшихся изделиями своей кухни — в том смысле, что она нахваливала, а Глаша разносила блюда, приготовленные кухаркой. Последняя, впрочем, свое дело знала, и обед вышел на славу.

Все это время Дмитрий держался непринуждённо, ел, что давали, не забывая нахваливать, выслушивал тосты в честь спасителя хозяина дома с похвальной скромностью. От горячительных напитков не отказывался, но и не напрашивался. Некоторое затруднение вызвал выбор столовых приборов, но он справился. Во всяком случае, вилкой в щи и ложкой в рыбу не тыкал. Вообще, было видно, что ножом и вилкой молодой человек пользоваться умеет, хотя и не имел в последнее время практики.

Разговор за обедом шел о литературе, театре, а также прошедшей войне, но, памятуя о сидевших рядом с ними детях, взрослые старались не затрагивать совсем уж серьезных тем. Правда, как только речь зашла о войне, Володя встрепенулся, и со всем своим гимназическим пылом принялся расспрашивать о сражениях, в которых довелось участвовать Будищеву. Мать даже хотела сделать ему замечание, но Дмитрий, нимало не смущаясь, рассказал пару забавных случаев, приключившихся с ним на Балканах, заставив всех собравшихся смеяться.

Вообще, в его изложении прошедшая война была делом исключительно веселым и нисколько не опасным. И лишь иногда выражение лица его неуловимо изменялось, глаза становились строгими и безжалостными, как будто он в кого-то целился. Но проходило несколько секунд, и отставной унтер снова принимался шутить. Отчего Володенька с Машенькой хохотали во все горло, взрослые сдержано посмеивались, а Глаша, подававшая им перемены блюд с такой грацией, как будто прислуживала при дворе, хихикала, прикрыв рот кружевным платком.

— Ну, хватит! — решительно прекратила балаган Паулина Антоновна и обратилась к сыну: — За то, что ты не давал нашему гостю ни минуты покоя, тебе друг мой, придется отплатить ему той же любезностью. Изволь принести мандолину и что-нибудь сыграть.

— Хорошо, матушка, — с глубоким вздохом ответил гимназист и поплелся в детскую за инструментом.

— Глашенька, чай с десертом подашь нам в гостиную! — приказала хозяйка горничной и все дружно устремились на выход.

На десерт у Барановских были самые настоящие эклеры, а свежезаваренный кяхтинский** чай на вкус оказался просто восхитительным. Все это было под аккомпанемент мандолины, причем Будищев внимал игре мальчика с таким восхищением, будто перед ним играл сам Паганини. Володя даже несколько раз сбился с такта, но Дмитрий продолжал слушать со всем вниманием и даже похлопал совсем смутившемуся музыканту.

— Браво! Я думаю, молодой человек вполне заслужил пару пирожных.

Возражений не последовало, и мальчик, отложив свой инструмент, немедля напихал себе полный рот сладостей.

— А вы умеете играть? — неожиданно спросила Машенька, уже покончившая со своей долей.

— А как же, — невозмутимо тот отвечал ей и взялся за инструмент, сразу обратив на себя ещё большее внимание собравшихся.

— Просим-просим, — не без удивления в голосе отозвался Владимир Степанович и даже подвинул свое кресло поближе.