1970

Я не вмешивался, ничего не говорил. А что тут скажешь? Вот жил человек, и жил — были у него идеалы, была своя правда. Знал он, что впереди, знал, что позади. И ради чего жил, боролся. Это у нас нет идеи. А у них есть. Они строят светлое будущее. "Прекрасное далеко". Знают, что до этого "прекрасного далеко" не доживут, но их дети, внуки, правнуки — будут в нем жить. И все будет хорошо! Самая читающая нация в мире, самые добрые, самые сильные, носители самой лучшей идеи в мире! Само жизнеспособной и самой ПРАВИЛЬНОЙ!

И тут вдруг появляется человек, который говорит: это все ложь. Впереди ничего. Грязь, война, развал всего, что вы создавали. И как человеку на это реагировать? Как он воспримет это известие?

Крах. Крушение! Катастрофа. И беда...

Я отвернулся к окну, и сидел так минут двадцать, или полчаса. Слушал рыдания, а потом просто сидел — прикрыв глаза, думая о своем. Зачем я здесь? Ну вот — зачем? Неужели я смогу все изменить? Один человек, не имеющий никакого веса в обществе, никаких рычагов, чтобы все поправить! В конце концов — я окажусь в той же психушке...навечно. Нет, не в той же — в гораздо более серьезной психушке. Без Оленьки. Без Зинаиды Михайловны. В состоянии овоща. Чтобы не болтал лишнего.

Я не хочу этого! Я устал! Я уже стар...слишком стар и устал. Я не революционер и не прогрессор! Хватит! Я хочу просто жить!

И не трогайте меня...пожалуйста. Иначе пожалеете!

— И что ты собираешься делать?

Слова прозвучали как эхо моих мыслей, и я вначале даже не понял, что говорит со мной Зинаида Михайловна. Честно сказать, я даже забыл о ее присутствии. Рыдать она перестала, и дышала так тихо, будто ее в комнате уже и не было. Здесь вообще было невероятно тихо — ни криков, ни шума, ни автомобильных гудков. Идеальное место обретения покоя. Как и кладбище...

— А что я должен сделать?

— Сообщить руководству страны! Генеральному секретарю! Рассказать! Предупредить! Или тебе нравится то, что с вами случилось?

— Да кому это может понравиться?! — возмутился я — как вообще можно это говорить?! Только вот сама подумай (я неожиданно для себя перешел на "ты", даже этого не заметив): ну вот пришел я, к примеру, в областной комитет партии. И говорю: я прилетел из будущего! И в этом будущем — СССР нет, страна развалилась на республики, а все предприятия захватили жулики и проходимцы всех мастей! Что дальше будет, как ты думаешь? Ага. Привет, Зинаида Михайловна! А я снова здесь! В дурке! Только вначале меня еще и поспрошают — а кто меня научил таким злостным речам? Нет, дорогая Зинаида Михайловна...это все бесперспективно.

— Подожди! А если я скажу, что уверена — ты из будущего, ты знаешь, как все будет впереди! А ты и подкинешь какие-нибудь факты. Из будущего.

— Ну и окажешься ты рядом со мной. В соседней палате. У вас же есть такая теория, что врачи-психиатры сходят с ума, общаясь с пациентами? Ну...если нет — будет! Профессиональная, так сказать, деформация. Пообщалась со мной, вот и заразилась сумасшествием.

— Ну что-то ведь надо делать! Время еще есть! За что мы боролись?! За что?! Терпели голод, холод, войну пережили — за что?!

— Нуу...так-то мы довольно сытно живем — попробовал "дать заднюю" я — у нас полно бытовой техники. Вот у меня дома два телевизора — один с экраном больше метра, на стене висит. Другой на кухне стоит. А еще один валяется в сарае — исправный, да! Ах да — цветные телевизоры, конечно. Все. Импортные — в сарае валяется немецкий, два других корейские. Книги я пишу на компьютере, на ноутбуке. Такая штука...хмм...как бы объяснить...как маленький телевизор. Плоский. В нем информация всякая хранится. Можно с него взять, и распечатать. Как мини-типография. Сейчас ведь это запрещено...а у нас у всех есть. У меня дома их три штуки рабочих — у жены один, у меня два. Телефоны у нас у всех сотовые. Помнишь, я трубку у ментов просил? Ну так вот — каждый имеет такой переносной телефон размером с мыльницу, и можно связаться с любым человеком по всей Земле. Если знаешь номер, конечно. И по видеосвязи — тоже с телефона. Или с компьютера. А еще с телефона я книги слушаю — артисты их начитали, записали, а я наушники в уши, и слушаю! В спортзале, на кухне, даже в туалете. Машины у всех, и не по одной — часто у мужа и у жены по машине. Импортные, и наши. За границу мы ездим — когда хотим. Если деньги есть. Бизнес можно делать — торговать, производить что-то. Капитализм у нас...

— Что-то я не чувствую радости в твоем голосе! — ехидно заметила Зинаида Михайловна Не больно-то ты рад тому, как у вас все...сытно! А почему? Не пояснишь?

— Не всем сытно — задумался я — а кроме того...знаешь, что мы потеряли? Нет, не духовность — духовности у нас хватает, даже через крышу. Каждый второй — патриот. Диванный патриот...но сейчас не о том. Стабильность. Уверенность в своем будущем. Когда ты знаешь — что будет через пять лет. Через десять, двадцать! И планируешь. Знаешь, что ты — молодой специалист — будешь получать приличную зарплату, встанешь на очередь на квартиру, и в конце концов ее получишь. Кстати, у нас квартиры бесплатно не раздают — как здесь. У нас за квартиру всю кровь выпьют! Банки-кровопийцы, дают деньги под грабительские проценты. А если не выплатишь вовремя — в суд, и тебя выкинут из квартиры. Просто на улицу — вместе с детьми! Можешь себе такое представить?

— Нет! — искренне призналась женщина — у нас это просто невозможно! Это нонсенс! Хотя я читала, как все это происходит ТАМ, у НИХ. Но все-таки, что ты собираешься делать?

— Жить — просто сказал я — попробую вернуться на то место, где попал в аварию. Вдруг там портал в наш мир? Сомневаюсь, конечно. Есть у меня версия о том, как я сюда попал...фантастичная, конечно, но чем она хуже других? В общем, я всегда тосковал, ностальгировал по советскому прошлому. По семидесятым. В семидесятых прошло мое детство, лучшие годы моей жизни. И на склоне лет я стал шибко думать о том, что хорошо было бы туда вернуться. В это самое детство. А когда умирал, так страшно захотел жить, что моя воля расколола пространство-время, и забросила меня...куда? Правильно — туда, куда я больше всего хотел вернуться. В семидесятые! И вот я здесь! Привет, уважаемая Зинаида Михайловна! Принимайте в гости!

— Да не в гости, а на постоянное место жительства, как я понимаю — усмехнулась женщина — Привет и тебе, пришелец из будущего. И вот что, ты должен рассказать мне все, в подробностях! Все! А потом и подумаем, что делать. Только не говори, что ты останешься в стороне. Не верю! Все равно попытаешься изменить мир. Вы, мужики, такие мальчишки...не утерпишь.

— Наверное...может быть — вздохнул я, и начал свой рассказ.

Глава 3

— Ты никому не говори! Меня прислали сюда с планеты Интарис! Но никто не верит! Они засунули меня в психушку, а я хотел передать людям секрет вечной жизни!

Мужчина наклонился к моему уху, и я отчетливо ощутил, как от него пахнет гнилыми зубами, потом и аммиаком. Похоже, что он еще и мочится под себя.

Аппетит сразу пропал, и я буквально заставил себя доесть манную кашу. Чай был теплым, и условно-съедобным. Я выпил его залпом и стал подниматься, когда мужчина поймал меня за руку и сжал ее как тисками. Я даже удивился — откуда в худом теле очкарика такая сила?!

— Сообщи Леониду Ильичу! — горячим шепотом повторил мой собеседник, и глаза его — сухие, блестящие — смотрели на меня умоляюще, как у приговоренного к смерти — Они уморят меня! Это ящеры! Ты один здесь нормальный, я знаю! Они все — ящеры! Те, что как женщины — это серые ящеры! Они самые опасные — хитрые, в душу влезают, а потом сосут мозг! Мужчины — зеленые ящеры! Это их охрана! Я их всех разоблачил, но они поняли, что я знаю, и засунули меня сюда! И сводят с ума! Они включают музыку по ночам, звуки всякие — собаки лают, волки воют...я все слышу! А мне говорят, что ничего такого нет! И тебя с ума сведут! И тебя! А ты молчи! И обратись в КГБ — они должны знать, что Землю захватывают пришельцы!

У меня по коже прошла волна дрожи. Ведь я фантаст, то есть человек с богатым воображением! А вдруг, правда? Вдруг вокруг меня рептилоиды! И только вот этот задохлик может их разглядеть! Мир-то иной, не мой мир! Да и в моем — давно уже ходит эта страшилка про рептилоидов, которые поработили Землю. Может она с этих времен и зародилась? Может этот парень как раз и создал теорию о рептилоидах? Вон он как уверенно говорит, эдак и сам поверишь!

— Что, Сычев, обострение? — голос за спиной едва не заставил меня вздрогнуть, я обернулся и увидел одного из санитаров, здоровенного добродушного парня по имени Паша. Насколько я знал, фамилия его была — Пукин, и он стоически нес на покатых плечах проклятие своей фамилии. Вот действительно — почему не изменить в своей фамилии всего одну букву? И может вместо санитара в отделении для параноиков стал бы каким-нибудь крупным чиновником! Нет, для президента у него ума не хватит, да и время не пришло, но не Пукиным же ходить по миру! Хорошо хоть не Какин, хотя уверен — и такие фамилии есть на белом свете. Вот хорошо, что мои предки Карповы — карп, очень даже хорошая рыба, приятная на вкус и любимая народом! И нечего мне ее стесняться!

— Миш, я похоже на ящера? — спросил меня Паша, и я демонстративно оглядев его со всех сторон, вдруг испуганно схватился левой рукой за голову, а правой показал куда-то за спину санитара:

— Хвост! Зеленый хвост! Он не успел его спрятать! Проклятый ящер! Похоже, он готов к кладке яиц! Сегодня он отложит свои яйца в какую-нибудь жертву! И через некоторое время из нее вылупятся личинки ящеров!

— Не, сегодня не отложу — грустно прогудел Паша — Хотел сходить к телке, да сцука на дежурство попросили остаться. Васька приболел. По-любасу загудел, внатури. Так что засовывание яйцеклада и определение яиц в нужное место откладывается на неопределенное время. Да и личинка у меня уже есть — с мамашей на юга уехала. А больше личинок мне пока не надо. Ну что, Сычев, вылупился? Эх, ученые-мученые, совсем с ума сходят от своей учебы! Шагай в палату, Сычев, укольчик ставить будем! А ты, Миша, с юмором мужик! Молоток!

Бедный Сычев, конвоируемый гороподобным Пашей, покорно поплелся по коридору, а я подумал о том, насколько может быть обманчивой внешность. Паша-то, оказался гораздо умнее, чем я о нем думал. И юмор понимает. А я вот — болван! Донес бы он на меня, сказал бы, что я вижу рептилоидов в лице администрации больницы, и началось бы выматывание нервов. Оно мне надо было? Хотел позабавиться, черт за язык дернул. Ну — вот такой я уродился, да! Нет, Паша все-таки молодец! Вот же хохмач, кто бы мог подумать?

Отправившись к себе в комнату, я уселся за стол и раскрыл общую тетрадь. Уже третью добиваю. Придется Оленьке возмещать затраты — когда заработаю денег. Тетрадь все-таки шестьдесят копеек стоит! И авторучка тоже. А может она из канцелярии больницы тащит? Хотя вряд ли...у них тут все посчитано. Хрен что унесешь. Впрочем — а что я знаю, унесешь, или не унесешь? Вообще-то я в этом году только еще родиться должен! В ноябре! А пока что только июнь. Середина июня. Почти две недели взаперти сижу. Если бы не писанина — точно бы с ума сошел. Обстановка располагает...

Увлекся, и не помню, сколько времени я писал. Очнулся от писанины только тогда, когда почувствовал запах духов и жар тела. Что-то мягкое, упругое коснулось моего плеча, и скосив глаза я обнаружил именно то, что ожидал увидеть — Оленькину грудь. Та была небольшой, но как и положено нерожавшей девице — крепенькой, не отвисшей от кормления ребенка. Потому видимо она постоянно ходила без лифчика, что по большому счету было заметно только тогда, когда Оля наклонялась — халат при этом оттопыривался, и глаза мои сами собой ныряли в соблазнительное "декольте". Подозреваю, это "шоу" она устраивала нарочно — дразня и тут же с негодованием запахивая халатик.

— Дадите почитать? — Оленька кокетливо улыбнулась, и потянувшись, уцепилась за тетрадку. Я тоже за нее ухватился, и несколько секунд мы боролись — она тянула тетрадку к себе, я — к себе. Потом Оля захихикала, и перегнувшись через меня, опираясь на меня грудью, схватила тетрадь и второй рукой. И меня аж потом прошибло! Давно не испытывал такого острого, сминающего волю желания!

Рука сама по себе держала тетрадь, не поддаваясь усилиям девчонки (Все-таки наши силы не сопоставимы. Зря я, что ли, железо тягал? Да и масса у меня...), но мозг уже наполовину отключился, оставив только функции поддержания жизнеобеспечения, да участок мозга, отвечающий за размножение.

Я развернулся, бросив тетрадь, и схватив Оленьку в охапку, впился ей в губы крепким поцелуем. Она пискнула, взмахнула руками, ударяя меня по спине, и...обмякла, прикрыв глаза, сопя аккуратным носиком. Я легко подхватил ее на руки, шагнул к кровати, опустил девушку на постель — аккуратно, как хрустальную вазу. Она не протестовала, и только когда я начал расстегивать халат, тихо пробормотала:

— Выключи свет! Ключи у меня в кармане — дверь запри!

Само собой, она не была девственницей. Хоть это и семидесятый год, но я бы не сказал, чтобы семидесятые отличались особым пуританством нравов. В сексе она разбиралась ничуть не хуже девушек 2018 года. Ну...без особых изысков, конечно, хотя я думал, что в этом времени девушки все-таки постеснительнее. А еще — почему-то я думал, что в этом времени не имеют никакого понятия об оральном сексе. Я ошибался.

Все было хорошо, и просто замечательно — кроме больничной кровати, никак не приспособленной к занятиям любовью. Кровать скрипела, трещала, и грозилась развалиться — что было бы совершенно не ко времени. Потому мы были вынуждены принять вертикальную позицию возле окна.

Впрочем — это было даже прикольно — темное окно, в котором отражаются наши светлые силуэты, за окном — огни города, видимые отсюда россыпью сияющих гвоздей, узкая, бледная спина девушки передо мной. Стоны, всхлипы, чмоканье...все, как и полагается страстному сексу.

У меня давно не было женщины, а Оленька мне нравилась. У нее, похоже, была та же проблема — только в отношении мужчин. А то, что я в два раза ее старше...так что теперь? У всех свои недостатки. Тем более что физически я гораздо моложе своих лет. Что и доказал — два раза. Мог бы и третий, но...Оля сказала, что я ее истрепал, как тряпку, и что если мы продолжим — она упадет в обморок и не сможет работать, а ей еще целую ночью дежурить. Потому лучше оставить силы на следующий раз.

Окончание монолога меня очень даже порадовало — приятно сознавать, что ты понравился молодой, красивой девушке, и что он будет...этот самый следующий раз. И что теперь в этом мире есть кто-то, кому я не безразличен.

Жить-то как-то надо? Одному-то совсем никак! Так почему не Оля? Что там у нее было до меня — мне не интересно. Я сам не первой свежести парниша, и потому предъявлять претензии партнерше, что досталась мне не девственницей — по меньшей мере, глупо. Главное, чтобы не оказалась лживой шлюхой. Ну не люблю я шлюх...собственник я. Если уж мы состоим в отношениях — так трахайся только со мной. Нашла себе другого — так шагай к нему! Флаг тебе в руки, и барабан на шею! Но только врать мне не надо, я все равно это пойму, и все будет очень плохо. И для тебя, и для хахаля. Впрочем — и для меня тоже — ведь покалечу, а закон не позволяет калечить любовников твоей женщины. Плохой закон. Но он — закон.