Наездник

— Бедная Одесса уже видывала всё, — вздохнул Николай, — И не один раз, к сожалению. Поэтому не стоит давить на мой больной мозоль, товарищ антисемит.

— Не буду, — я перестал дурачиться. У Коли в этом, некогда мирном городе погибли близкие люди, — Прости.

Всё остальное не отняло много времени, если не считать попыток Николая самостоятельно упаковать покупки. Усадив мурлыкающего "Хава Нагилу" Лифшица в кресло, мы с Иваном сами уложили оружие в огромные прочные коробки с ручками. Попутно я обнаружил остатки упаковки с очень знакомой маркировкой и глубоко задумался. Если это то, о чём я думаю, то Николай правильно делает, что беспокоится. Впрочем, это — его личное дело. Нас всё равно трогать не станут.

— На посошок, — Иван торопливо разлил остатки по стаканам и быстро чокнулся, — И за удачно оформленное дело.

Последняя доза напрочь убила обессилевшего Колю и склад пришлось покидать под аккомпанемент его визгливого храпа. Бизнесмен, мать бы его! Бери и выноси всё, что осталось. Впрочем, мне хотя бы это дотащить до машины. Ноги, например, вежливо но решительно заявили, что груз можно доставить за два захода. Или — три. А если уж взялся за гуж, то готовься плюхнуться на задницу. Хорошо, алкоголь смягчил боль в раздробленных костях и до автомобиля я сумел добраться, ни разу не упав.

Вера успела закончить все свои разговоры и прочие важные дела. Поэтому сестра стояла у открытой двери внедорожника и курила. Судя по окуркам в грязи, уже достаточно продолжительное время. Стоило выбраться на свежий воздух и ощутить уколы мелкого дождя, как Вера отшвырнула недокуренную сигарету и подозрительно уставилась на нас. Видимо ожидала чего-то неприятного.

Ну и да, предчувствия её не обманули.

— Нализались? — коротко, но весьма выразительно, осведомилась сестра и взялась пальцами за подбородок Ивана, старательно отводящего глаза, — Пол-литра всадил, скотина, не меньше. Хрен ты у меня куда поедешь, в следующий раз. Останешься дома и будешь стрелять из той ржавой берданки, что на чердаке валяется!

— Ну, Верунчик, — якута пихнули в сторону автомобиля, — Ф-фу, злюка какая!

— Злая я буду дома, — сестра сверкнула на меня своими тёмными глазами, — и ты тоже, хорош! Я то думала, что ты этому дураку стопором послужишь, а тут — два сапога пара. Ты, балбес, объясни, как собираешься на своих кривуляках да ещё и в таком состоянии домой ковылять? Столько лет дураку, а ума не нажил! Садитесь, засранцы.

Впрочем, особой злости в голосе Веры я действительно не ощущал. Может, действительно, приберегала для домашнего использования, а может — и не сердилась вовсе, а так, бубнила, для профилактики.

Судя по тому, что дальнейшего развития тема нашего пьянства не получила, верным оказалось последнее. Вера поведала про свою беседу с Вованом — тем самым бородачом, которого я видел в окне. Тот дал сестре более развёрнутую информацию о странных пришельцах, бродивших в окрестностях посёлка.

В этот момент мы покинули обжитые земли и дорога тотчас стала много ровнее. Ничего удивительного: в людных местах асфальт успел основательно поизноситься под колёсами и траками все х мастей, а этой дорогой пользовались только охотники да рыбаки. Ну те, кому не лень отъехать от дома на два-три десятка километров. Лодыри глушили рыбу в Зелёной. Уж не знаю, как она именовалась официально, но все звали реку именно так. Очевидно, за насыщенный окрас вод.

Так вот, пятеро чудиков в оранжевых хламидах, чем-то напоминающих одеяния кришнаитов, припёрлись неделю назад и принялись колотить в двери домов своими палками.

— Изогнутые такие, хрени, — пояснила Вера, выворачивая баранку, чтобы объехать живописную лужу, в самом центре которой миловались две утки, — С утолщением на конце. Чего их, собственно, за аборигенов-шаманов и приняли.

Разговаривали неизвестные с очень сильным акцентом и вели себя так, словно все им были чего-то должны. Однако с местными подобные штуки не проходят, поэтому придурков принялись шугать собаками и обещать угостить крупной дробью, а то и чем повкуснее.

— Вообще, как-то странно, — сестра притормозила перед продавленным участком, — Такое ощущение, словно собак они испугались гораздо больше, чем огнестрела. Вован рассказывал, сам видел: Толян-Длинный с бодуна совсем озверел, когда один их оранжевых зарядил ему палкой в окно. Вышел в трусах, с Калашом, снял с предохранителя, затвор передёрнул и тычет придурку в пузо. А тот — только лыбится да машет своим дрючком. Тут вылезает Толянов ротвейлер, как обычно: с покрышкой на шее и був-був! Так дебил с лица спал и за ограду — шмыг! А уже оттуда: "Силанет не видат?"

— Что это значит? — Иван, впервые за всю дооргу, подал голс и тут же сник под косым взглядом Веры.

— Чёрт его знает. Говорю же, ищут они что-то. Или, кого-то.

Через дорогу перемахнули три оленя. Маленькие. То ли ещё не выросли, то ли в детстве плохо кушали. Наш водитель чертыхнулась и ударила по тормозам. Из леса кто-то недовольно рыкнул вслед ускользающей добыче, но носа так и не показал. Выждав минуту, Вера вновь нажала на газ.

В общем, гостей ожидал вполне закономерный приём, и они отправились несолоно хлебавши. Все успели исчезнуть без следа ещё до того, как Пётр Ефремович успел выбраться из своей берлоги. На этом вторжение и закончилось.

— Да и ещё, — Вера вывела автомобиль на ровный гладкий участок и деревья по обе стороны дороги обратились размытыми зелёными стенами. Метрах в ста от посёлка Зинка Валова нашла кусок выжженной земли. И деревья повалены, точно кто гранату кинул.

— Дураков хватает, — отзывался Иван и приподнялся с заднего сидения, — Ты нас собираешься прямиком к дому везти? Может стоило бы сначала к пристани?

Сестра прошипела нечто неразборчивое, но явно ругательное. Потом ударила по тормозам и автомобиль замер, слегка проехав развилку. Если продолжать ехать прямо, то попадёшь на биостанцию, где жили Вера с Иваном. Сейчас же машина начала сдавать назад, чтобы можно было свернуть на ответвление, ведущее к реке.

Прищурившись я смотрел сквозь грязное лобовое стекло. Хмель и большое расстояние могли сыграть дурную шутку, показав то, чего нет на самом деле. Например, три огромных собачьих туши за оградой. Тут всё в порядке: Омега, Луч и Привратник ожидали возвращения хозяев. А вот кто стоял за их спинами? Явно — человек невысокого роста. Человек, который увидев машину, тут же шмыгнул внутрь дома, точно опасался, что его кто-то может увидеть.

Никто ничего не сказал, вот и я решил промолчать. Автомобиль несколько раз прыгнул на особо крутых ухабах и замер в паре метров от дощатого настила пристани. В этот момент из-за туч внезапно выглянуло солнце и водная гладь в одно мгновение обратилась в жидкое золото. Лес, на другой стороне, сейчас больше напоминал картину, которую некий великан намалевал во время прогулки, да так и оставил. Даже сизые облака замерли на одном месте.

Красиво.

— Выползать думаешь? — осведомилась Вера и повернулась, — Пьянь, поможешь брату дотащить его погремушки до дверей. Если вздумаешь накатить хотя бы сто грамм — можешь оставаться там и месяц не возвращаться. Ясно излагаю?

— Куда уж яснее, — якут закряхтел и пополз наружу, — Ни минуты покоя! Нельзя расслабиться человеку.

— Могу расслабить. — донеслось из салона, когда я покинул машину, — Сковородой по затылку. Голова болит одинаково, а перегара — нет.

Мы оттащили коробки в лодку, отчего видавшая виды посудина здорово просела, и я с некоторой тревогой подумал, что ей предстоит ещё транспортировать пару не самых лёгких туш. Так и получилось: когда мы оба залезли внутрь, борта оказались почти вровень с мутной водой.

— Смотрите, чтобы ваше путешествие не превратилось в подводное, — с тревогой в голосе заметила подошедшая Вера, — Говорила же тебе, остолопу, купить новую моторку. Когда-нибудь утонешь на этой рухляди!

— Хватит каркать, — заметно протрезвевший Иван взял в руки весло и прижал палец к губам, — Не дыши.

М-да, если бы мы сейчас утонули, то в этом была бы определённая ирония. Пройти столько опаснейших стычек, выжить в эпицентре взрыва реактивного снаряда, не задохнуться под развалинами рухнувшей пятиэтажки и? Утонут посреди тихой речки, потому что некий любитель алкоголя зажал денег на новое плавсредство?

Судьба, как всегда в отношениях со мной, оказалась убийственно серьёзной и доплыли мы без приключений. Внутрь, правда, таки угодило несколько литров воды и до конца путешествия она весело булькала под ногами, облизывая подошвы Ивановых сапог.

— Аллилуйя! — сказал якут и поставил первую коробку на брег.

— Всё время забываю спросить, — покряхтывая я пополз наружу, — Ты вообще какой веры? Али язычник, безбожное создание?

— Агностик и атеист, — Иван поставил последнюю коробку и привязал лодку, — Посему грядущая перспектива неминуемого исчезновения пугает меня до судорог и вынуждает непрерывно снимать стресс. Вот и снимаю.

— Угу, — я поднял сумку с патронами для АК, прикинул на вес и протянул спутнику, — На, это — тебе. Как я погляжу, тут атеистов — полный посёлок и стресс они снимают всю жизнь.

— Простые люди, — кивнул якут, — Но ощущают неизбежность растворения во вселенском ничто. Душой чувствуют. Поэтому и пьют.

— А городские?

— Город пропитан ложью, — Иван шёл впереди и казалось, ноша не доставляет ему ни малейших трудностей, — Головы горожан затуманены вековой ложью проповедников.

— И Бога нет?

— Кто бы другой спрашивал, — он даже не обернулся, — Подумай сам, существуй во вселенной всеблагой, всезнающий и всемогущий бог, неужели бы он допустил даже тысячную долю всей этой мерзости?

Тут я спорить не стал. Во-первых, не нашёл подходящих возражений, а во-вторых — больно сжалось горло, мешая говорить.

— Ты вообще, хоть в курсе, — сказал я, когда пульсирующая боль в груди немного отпустила, а в пределах видимости проявилась ограда комплекса, — Что агностик и атеист, это — две большие разницы?

— Ещё одна городская ложь, — Иван старательно не поворачивал голову в мою сторону, поэтому я мог видеть только тёмный силуэт на фоне ослепительного неба, стремительно освобождающегося от туч, — Агностицизм придумали атеисты-трусы, которые переложили окончательный вердикт об отсутствии бога на других людей. Дескать, я весь такой, готовый к восприятию любой истины, а вы сами решайте, как с ней поступать.

— Постой, — я присел на свою отдыхательную лавочку и принялся рассматривать спутника. Сейчас он выглядел загадочно, точно взаправдашний шаман, а его смуглое лицо несло след знаний многих поколений предков, — Никогда прежде от тебя ничего подобного не слышал. Чёрт побери, да я вообще от тебя ничего сложнее фраз из трёх-четырёх слов не слышал.

— Это что-то изменит? — Иван сухо улыбнулся и поправил сумку, висящую на плече, — Пьяный человек склонен философствовать. А если бы я ещё накатил, то рассказал бы пришельцу с запада про косматую ведьму, которая бьёт в чёрный бубен и грызёт корни мира.

— Это из ваших баек? — он покачал головой, — Сам придумал?

— Твоя сестра лечила меня от белой горячки, — ровным голосом сообщил якут и посмотрел в сторону солнца, — Жена уехала в город с любовником и забрала с собой дочь. Я даже не знаю, где они. Начал пить. Сильно. Потом прихватило. Местный доктор сказал, что дело безнадежное и отказался везти в район. Хорошо, Вера была рядом и забрала меня к себе. Помнишь, ты ударил меня, потому что решил, будто я грублю сестре? Если на земле и есть какое-то божественное начало, то оно — в ней. Как я могу грубить богу или не уважать его? Я за неё отдам жизнь. А ведьма всегда со мной, с той самой поры. Стоит закрыть глаза или задремать, и я тут же слышу, как она колотит в бубен и хрустит корнями мира.

Мне, честно говоря, стало не по себе. Представить, что ты постоянно носишь в себе эту картину..., Впрочем, мои демоны тоже постоянно со мной и от них никуда не деться. И забыть невозможно.

— Извини, что разбередил душу, — я протянул руку. — Ты уж, будь добр, помоги мне подняться. Что-то колени бунтуют.

Но конечности-таки смилостивились и позволили доковылять до жилища. В окне мелькнули собачьи уши и за дверью послышался приглушенный лай. Степлер остался на наблюдательном пункте, со спокойствием вперёдсмотрящего изучая приближающихся путников.

— Ты его выпустил из клетки? — осведомился Иван, указывая на окно, где только что сидела Дина, — Не боишься?

Место собаки заняла приплюснутая лохматая физиономия, почти касающаяся стекла. Было видно, что Кусака возбуждённо размахивает крыльями и пытается вскарабкаться на подоконник. Обломит же, зараза!

— Не поверишь, — я поставил ношу у порога и достал ключи, — но после того случая, крылатая сволочь не сделала ни единой попытки цапнуть меня или хотя бы поцарапать. Думаю, не сменить ли имя, из-за полного несоответствия.

— Странное дело, — Иван почесал подбородок, — Веру он тоже укусил всего раз, а меня — так и вовсе не пытался. Вроде бы это что-то значит, но она говорит так неразборчиво, что я до конца не понял.

— Она, это — кто? — замки открылись, и Дина вырвалась на свободу, возбуждённо подвывая на ходу. -Та, кого вы прячете от меня? Кстати, может хоть сейчас объяснишь, в чём суть вашего заговора молчания?

Иван задумчиво рассматривал собаку, порхающую по двору, а потом перевёл взгляд на меня. Кажется, якут пребывал в некоем замешательстве.

— Вера запретила, — сказал он в конце концов, — Я с ней не согласен, но спорить не стану. В конце концов, она — твоя сестра и лучше знает, что нужно её брату. Сказала: придёт время, и ты всё узнаешь.

Дверь толкнули с такой силой, что пришлось вцепится в ручку, чтобы не плюхнуться на задницу. Наружу выбралась странная процессия: дракончик, успевший спрятать крылья, важно вышагивал, высоко подняв голову, а надувшийся спесью Степлер сидел на его широкой лохматой спине и презрительно рассматривал ничтожных людишек. Примчалась Дина и принялась облаивать нас с Иваном. Псина терпеть не может спиртного, а запах перегара выводит её из себя.

Как выяснилось¸ не её одну. Кусака вытянул шею и обнюхал меня. Потом — Ивана и оскалившись, зашипел. Степлер тут же покинул свой необычный насест и удрал в дом.

— Пойду я, — Иван сплюнул, — От греха.

7.

Дина выглядела озадаченной. Мало того, если бы собачья морда могла выражать возмущение и озабоченность психическим состоянием хозяина, то я бы видел именно это. А так, псина ещё раз внимательно заглянула в мои глаза и с видом заправского психоаналитика завертела хвостом.

— Палку, — сказал я, — Принеси палку.

Степлер казался совершенно невозмутимым, но представляю, какие бездны неизведанного притаились за маленьким мохнатым лбом. Превалирующим должна была стать ироническая насмешка. Ну и да, презрение к слабой человеческой натуре, подверженной разрушительному воздействию алкоголя.

— Палку, — повторил я, с нажимом, — Давай сюда палку.

Казалось, даже птицы, сидевшие на ветках ближайших деревьев, угомонились и понизили уровень своего пернатого гвалта. Ибо, зачем ещё они собрались вокруг, как не для того, чтобы понаблюдать за этой идиотской ситуацией. Всю степень нелепости, кстати, ощущал я и сам. Если бы мои животные умели пользоваться телефоном, то добрый доктор уже ехал бы сквозь снежную равнину, прямиком из песни Чистякова.