04. Сказка на ночь

Чтобы такой мощью управлять, надо измениться, перестать быть человеком. Вот, хоть Дон: он-то человеком никогда не был. Лису с самого начала знакомства в недоумение приводил контраст: эта его постоянная небрежная расслабленность, чуть ли не расхлябанность — но в каждом движении чувствуется сдержанная сила, а точности и скорости остаётся только бессильно позавидовать. Так он и с драконьей мощью в себе справился на раз, не заметно, чтобы у него какие-то проблемы возникли. А Лиса теперь, может, и дракон — но только телом, разум-то всё ещё человеческий. И рада бы измениться, а не получается. И с Даром-то своим смириться никак не могла — а тут такое! Скольких слёз стоило ей когда-то пусть не понять — но принять своё состояние и положение, скольких нервов — просто научиться жить с Даром. Но тогда она сама была ребёнком, а дети сравнительно легко привыкают к обстоятельствам, да и рядом были маги и преподаватели Универа, опытные, много повидавшие. Помогли, научили. Тогда она справилась. Не с Даром — с собой. А сейчас, похоже, не справиться будет. И в Универ не побежишь к райну профессору по психологической адаптации. "Простите, райн Тиллем, я тут драконом заделалась, не подскажете, как мне дальше жить?" Обойди Жнец — поверят! Там-то Лиса и останется, а райн Тиллем со временем защитит ещё одну диссертацию. "Дракон: миф или реальность" — что-то вроде. А помочь — это вряд ли. По сравнению с этакой мощью Дар — что-то маленькое и безобидное. По крайней мере, Дар Видения сам по себе не способен никого убить, только указать — кому кара причитается. Да и сам Дар, всегда столь ненавидимый ею, был ей, как оказалось, необходим. Когда просто знаешь — врут тебе или нет — жизнь становится простой и понятной. А без этого знания всё стало так сложно, Жнец Великий, как же сложно! И надо держаться подальше от Дона, вот что. А то он её уговорит — он умеет уговаривать. Да, то, что происходит между ними с тех пор, как они стали драконами — пусть пока и не в небе, а дома в постели — это самые яркие и невероятные переживания в её жизни, слов не подобрать. Но в результате у неё опять появится прорва энергии, которую в буквальном смысле некуда девать, потому что девать надо умеючи, на что-то полезное. А у Лисы всё больше вредное получается. Яблони вот загубила, и сколько ям, её злостью и обидой выбитых, на дне Свиллы получилось — один Жнец Великий знает, и... но в этом она боялась признаться даже самой себе. А вдруг Ухты не просто так умер? За неделю до смерти он её оцарапал — нечаянно, но больно. И тот мгновенный, сразу и прошедший, но мелькнувший же, дроу вам в подпол, импульс обиды на неуклюжего старого кота... нет, не может такого быть. Ведь не может? Ведь он только через неделю умер, и Ника, после его смерти слёгшая в горячке, уже поправиться успела, и ещё несколько дней прошло до этого взрыва гоблинского, когда от обиды Лиса почувствовала, как вскипает внутри что-то злое и огромное. Такое, что и не удержать, и выплеснуть страшно, потому, что сразу поняла — всё вокруг в пыль разнесёт. Потом пожалеет, с тоски повесится — но сначала разнесёт. Она даже Ролу не уговаривала, когда та заявила, что увольняется — только кивнула молча. Рола, кажется, обиделась. А Лиса просто рот боялась открыть. Зубы стиснула и молчала, а внутри всё кипело, взрывалось и рвалось наружу... Вот тогда она и поняла, о какой такой "полной силе" говорили Ри и Роган. Только не верилось, что те же Ри и Роган смогут ей помочь эту силу обуздать. Надо же не саму мощь обуздывать, а эмоции, и прежде всего — отрицательные. Чем они помогут, если сами же эти эмоции и вызывают? Роган — постоянным ехидством, Ри — снисходительной скукой. А Лису это бесит! Не просила она такого, чем же она виновата, что не умеет? Как недавно Роган стал ей нести про материю, подвергнувшуюся воздействию магии — что она, мол, уже не совсем исходная, даже если визуально не изменилась. Видите ли, она, как в химии, приобретает валентность, но магическую. Ага, уже всё поняла! Издевается, что ли? Да у Лисы по физике, химии и математике — трояки с конфетами, и изучались те науки лет чуть не двадцать назад, что и знала — забыла, давно и прочно. Да и не требовали от неё никогда серьёзных знаний по этим дисциплинам, как и от любой Видящей. Известно же заранее, что все они будут работать судебными консультантами, используя свой Дар Видения — и зачем такому эксперту физика с математикой? А они... Блин! Вот зачем они с ней так? Видят же, что ей обидно, а всё равно вредничают. А с мощью, что в ней сейчас плещется, она их убьёт — и не заметит! И Лиса отказалась с ними говорить, и зажала себя, как в тиски, не смея позволить себе чувствовать хоть что-то. Но — не получалось. Обида на Дона, страх перед собственной силой и вина за уже содеянное, которое уже не исправишь, никак не исправишь, доводили её до тоскливого отчаяния и заставляли снова и снова искать оправдания перед самой собой. Не умер же Ухты на месте, как те несчастные яблоньки, а ещё целую неделю был вполне здоров и жрал, как всегда, в три горла, покушать он всегда был не дурак... Давно, двенадцать лет назад, она собственноручно убила бандита — и ни капельки не мучилась. Испугалась, но не мучилась. Туда ему и дорога. А одно только подозрение в том, что она как-то способствовала гибели старого чёрного прохиндея, мучает и приводит в тоскливый ужас — почему это так? И в корчму-то заходил пожрать, да поспать — а как плохо! Нашла тут его игрушку драную — ведь изревелась в кладовке, от Ники спрятавшись. Нет, не для неё вся эта мощь. Нельзя такую силу давать бессильному, у которого навыка нет с нею управляться. Просто — не умеешь, и можешь нечаянно, походя, уничтожить родное, дорогое тебе существо! Пусть даже это всего лишь кот, старый, одноглазый и одноухий — но он тебе доверял, он не опасался — и умер. Но, даже если с Ухты не виновата, и на совести только яблони — чего дальше ждать? Как легко оказалось стать монстром, чудовищем! Самой на себя страшно, жить не хочется. Она и спать-то в последнее время боялась. А вдруг нечаянно, во сне... мало ли, что присниться может? И перемогалась, одиноко сидя ночами в своей старой комнате. Пыталась читать, но... Читать что-то интересное, вызывающее хоть какие-то эмоции, было страшно — как раз из-за эмоций. А энциклопедия и справочники усыпляли ещё хуже, чем если совсем не читать. Но она старалась. Правда, в конечном счёте, всё равно засыпала. И, проснувшись, со страхом выглядывала в коридор: не натворила ли её сила дел за эту пару часов. Какая злая ирония: сколько людей с завистью смотрят на магов, готовы на что угодно, чтобы хоть кусочек силы получить. И лучшие из них мечтают всех и сразу облагодетельствовать. Как в той печальной, страшноватой сказке, что Дон переводил, из того мира: "Чтобы никто не ушёл обиженным". Наивные. Да они и представить себе не могут, что это такое. Да что там — она сама двенадцать лет назад визжала от счастья, научившись создавать крохотный файербол и радугу в ладонях! Вот на том и надо было остановиться, и о большем не мечтать даже. Детям — детские чудеса. А теперь получила во сто крат больше, просто так, ни за что — настоящее, взрослое — и только тут дошло, какой это груз. Не по росту ей такое, и не по разуму. И на работу теперь не отвлечься, нет теперь работы! Дон, сволочь, гад, предатель... Дышим, дышим, раз, два, три, медленно, вода, вода, вода, течёт, течёт, вот так... Теперь даже думать так опасно, можно навредить. И Дону, и кому угодно. Пусть он гад и предатель, но ведь сама себя потом поедом есть будет, как с Ухты. И надежды на то, что через улицу живёт Рола, Граничник, рядом с которым ничего плохого никогда не происходит, очень мало теперь. Потому, что неизвестно, спасают ли Граничники от неконтролируемой магии. От злоумышленников — да, а если зла никто не хотел? Если случайно, нечаянно? От взрыва не спасло же её присутствие? Вернее — людей-то спасло, а витражи — нет. Потому, что Дон всё-таки говорит правду: не собирался он никому вредить? Тогда Рола точно перед магическими случайностями бессильна, а значит — и перед Лисой. Вот и додумалась. Лису вообще надо запереть, изолировать, она опасна — они что, не понимают? И лезут все, и лезут. И всем что-то надо! Как Лье с Вэйт — пожрать им, видите ли! Счазз! Корчма закрыта, Дону спасибо скажите! Тьфу! Уйти бы на другой континент, пожить одной, только за продуктами и водой к Ри наведываться — так Нику некуда девать. У Дона дела всякие, Птичка беременна, ей ни до чего, а от жизни при бабушке Рэлиа у ребёнка крыша едет, потом дня по три приходится Нику в чувство приводить. Да и немудрено. Дворец, всё-таки. Когда у одиннадцатилетней соплюшки на полном серьёзе спрашивают по каждому поводу "Чего ещё желает благословенная райя?" — не удивляет, что она потом и дома такого же обращения ждёт. Ага, счазз! Так что Нику разве что с собой забрать, уж ей-то Лиса никогда плохого не пожелает... Не пожелает? Ника ведь тоже не всегда мила и пушиста, тоже бывает несносной и капризной, как и все дети. Нет, она добрая девочка, но иногда находит на неё стих — и хоть лоб разбей, не успокоится, пока своего не добьётся. Упрямая, как и сама Лиса, только Птичка с ней и могла как-то совладать. И Дон. И где они оба? Вот именно. Нет, к Ри сбежать — не вариант. И в школу тремя порталами, и... Мать Перелеска, да если ей сюда в школу ходить — там же в сплошной ночи жить придётся, это другое полушарие, тут день — там ночь... нда-а... Тоска, хоть умри. Или спи и не просыпайся. А теперь и во сне покоя не дают. Что ты губами плямкаешь, чучело страшное? Чего тебе-то надо?

Лицо злобно сморщилось и обзавелось шеей и плечами. По движениям было видно, что серая муть доставляет ему не меньшие неудобства, чем Лисе. Выпростав одну руку, незнакомец извернулся, почти лёг на спину, отвернувшись от Лисы, и стал выводить в мути буквы дракха — большие и корявые, они сразу заплывали, но Лиса, как ни странно, успевала их прочесть. Только общий смысл остался непонятным. "Убери ментальный блок" — какой блок? Что это вообще такое, и откуда его убирать? Нет у меня никаких блоков, не умею я ничего... Что ты себя по лбу стучишь? Намекаешь, что я дура? Так я это и так знаю — во, открытие совершил!

Незнакомец активно постучал себя по лбу, потыкал пальцем в Лису. Увидел, что его не понимают. Погрозил Лисе кулаком. Она показала ему язык. Немножко подумала и скроила рожу. И палец показала. Средний. С трудом руку подняла, но справилась. И показала. А пофиг. Кулаки показывает, надо же! Придурок. Достать-то не сможет, понятно уже! И вообще это сон. И хватит уже. Выспалась. Блин, ну никак не проснуться, что ж такое-то?

Нет, это ненормально, так спать нельзя. Это что-то неестественное. И как же Ника? Дон наверняка куда-нибудь срыл по делам. Правда, уже неделю дома сидит безвылазно, но у него же всегда дела, а Ника с кем? Нет, надо просыпаться. Надо на помощь позвать как-то, что ли? Помоги-и-ите! И ни звука. Тихо, как в погребе. Тихого позвать, что ли? А сможет ли Зверь явиться в сон? Нет, лучше не надо. Уж больно последствия от его визитов... кардинальные. Разбудить — это вряд ли, а корчму окончательно разнести может запросто. Он же Зверь. Нет, надо что-то другое сообразить... А ведь говорил Ри что-то про мысленную связь между всеми новообращёнными драконами. И один раз, когда смотрели, какой дракон из Лисы получился — она, вроде, даже так делала, когда перевоплотилась. Напугалась она тогда изрядно — сама себя напугалась — и больше не пробовала ни разу, но получилось всё тогда само собой. Но не во сне же? А сейчас она человек и спит. Это влияет? Срабатывать, Ри говорил, должно в пределах видимости. А в пределах видимости только вот эта, совершенно незнакомая рожа. Но тоже дракон. Но снящийся. Нда... Попробовать, что ли? Может, он знает, что происходит и что с этим делать, чтобы оно перестало происходить?

— Эй, дяденька, — изо всех сил попыталась мысленно воззвать Лиса. Со Зверями было проще: Звери сами мысли читали. А самой громко и связно думать, не шевеля губами — это оказалось так трудно, но уж надо постараться, чтобы её услышали. Она и постаралась. Дяденька схватился за голову, вытращил глаза, отшатнулся и исчез в мути с неслышным, но физически ощутимым чпоком. Тьфу, ты, пропасть, подумала Лиса, но сдаваться не собиралась и мысленно заголосила изо всех сил: — Эй, народ! Меня кто-нибудь слышит? Эге-ге-е-ей, хоть кто-нибу-удь? Отзовите-е-есь!

Один эффект от её воплей всё же проявился: муть начала стремительно рассеиваться. Прояснилась необозримая даль, залитая слабым, рассеянным, не режущим глаза светом. В окружающей пустоте висели сотни, тысячи фигур — и драконов и людей. И над ней, и под ней, и по сторонам. Среди драконов несколько зелёных разных оттенков, остальные синих тонов — от голубого до тёмного, почти чёрного. Люди были одеты либо скудно, либо странно. И все — скрюченные, все держатся за головы.

— Прекрати орать, дура, — раздался в её голове страдальческий стон. — Голова же лопается!

— Упс, однако... — смутилась Лиса. И зашептала: — А кто это вы? А где это мы? А почему вы тут? Это что?

— Ещё тише! Вообще замолчи, я сам всё объясню! — ближайший к ней, уже знакомый незнакомец, закутанный во что-то наподобие тоги, слабо зашевелился и повернулся. — Что же дракхини нескладная какая! То блоки ставит, то орёт так, что у всех головы трещат! — Лиса совсем смутилась. Незнакомца аж подбросило. — Прекрати немедленно! — взвыл он. — Всё-всё, дракхини хорошая, дракхини замечательная. Только не думай ничего, и не чувствуй, очень прошу!

— Ага. А лучше — сдохни, правда? — теперь уже обиделась Лиса. Дракхини — это надо же! Наглец! Нашел деточку! Да она с двадцати лет вполне самостоятельная, уже свои дети есть, а он — "деточка"!

— Нет, это невозможно! — незнакомец опять схватился за голову, и остальные тоже, синхронно, одинаковым движением. — Послушай, всё, о чём я прошу — три минуты! Иначе я не смогу тебе ничего сказать, ты же нас убиваешь! Попробуй дышать на счёт, носом: раз, два, три, — вдох. Раз, два, три, четыре, пять, шесть — выдох. Сосредоточься! Пожалуйста!

Заявка на тему, что она кого-то убивает, произвела на Лису впечатление, она послушалась, задышала, и действительно стала успокаиваться.

— Вот, так и считай! — жестом защиты выставив перед собой ладони, обрадовался незнакомец. Разномастные фигуры окрест зашевелились, стали подтягиваться ближе. — Главное — дыши медленно и считай, а я тебе всё объясню. Мы — у тебя в голове, мы — память рода.

Руки он всё так же держал перед собой — будто стену подпирал.

"Так это вы мне бормочете всякую чушь про отростки, пентакли и выплавку стали?", попыталась возмутиться Лиса, но тут же задавила в себе этот порыв, помня о реакции этих бедолаг на её ментальные вопли.

— Молодец! — обрадовался болезненно дёрнувшийся было незнакомец. — Очень хорошо, считай дальше, и дыши носом, дыши! Так вот, мы давно пытаемся к тебе пробиться, потому, что поняли — ты какая-то не такая, тебе не справиться с силой. Но у тебя стояли блоки — и ментальный, и магический. В результате тебе от нас доставалось очень мало информации и в изрядно искаженном виде. И мы забеспокоились — силу твоё тело приняло, как взрослое, а эмоционально ты незрела, как ребёнок. Это очень опасно! Прежде всего — для тебя самой!