Магия вероятностей

— Вы о нём знаете? — удивился тот.

— Да, принц Винсент рассказал мне.

— А что ещё он рассказал вам о Жаргале? — на лице короля мелькнуло некоторое неудовольствие.

Наверняка, это неудовольствие связано с вседозволенностью, которой ранее пользовался маг. Не хочет его величество повторения этого и в моём случае. Видимо, Жаргал был тем ещё затейником в молодые и зрелые годы...

— Что он чрезвычайно стар и почти не проводит сеансов магии.

— Всё так, — кивнул король, — Жаргал полагает, что дни его на исходе. И когда он узнал о появлении нового мага вероятностей, сначала не хотел даже верить. Но потом заговорил о том, что желает видеть ваш артефакт обмена. И лишь нехотя согласился с тем, чтобы увидеться с вами и поделиться магическим опытом, если у вас есть этот артефакт. Вы действительно имеете его и взяли с собой, как я наказал передать своим посланникам?

— Действительно, ваше величество. Тут Жаргал не ошибся.

— Что это за артефакт такой, не просветите ли нас? Что и на что он обменивает?

— Пожалуйста, простите меня, — к этому вопросу я уже подготовилась, пока мы ехали в столицу, — Сам этот артефакт является родовой реликвией Кадней, а направление его действия — семейной тайной. Мне очень жаль, но я не могу сказать вам об этом.

Ну не могу я врать королю, так, как я врала остальным в академии. Чревато тяжёлыми последствиями, если это вскроется.

— Вот и Жаргал тоже темнит что-то, плетёт о простом желании увидеть артефакт, который будто бы когда-то принадлежал ему, — досадливо сказал король.

— Что бы он там ни менял, вряд ли при его помощи можно выменять что-то значительное, — сморщила носик королева, — Иначе род Кадней пользовался бы какой-нибудь особенной славой или процветал. А в действительности он угасает и скоро совсем исчезнет — у них ведь нет ни одного потомка мужского пола, носящего фамилию Кадней.

— Вы совершенно правы, ваше величество, — я всё-таки рискнула назвать так эту даму, вряд ли фаворика осмелилась бы пройтись на грани оскорбления аристократического рода в присутствии короля, — этот артефакт не способствует ни процветанию, ни наоборот. Мне передали его родители лишь потому, что я маг и старшая дочь.

— Филис, а ты ведь активировала его в академии. Помнишь, ты потеряла сознание и в больницу ещё попала тогда. И ты говорила Ханту, что артефакт оказывает ментальное воздействие и улучшает память, — дёрнул чёрт его высочество за язык.

— Прости, Винсент, — улыбнулась я, — Но в присутствии монарха не могу утверждать, что я нисколько не слукавила тогда.

— Но ты не заметил, у Филис после того случая что-нибудь изменилось? Память например, или цвет глаз? — спросила Винсента принцесса.

— Разве что характер, — улыбнулся его высочество, а потом вдруг задумался. И задумчивость его всё крепла.

Это не укрылось от глаз короля, но он решил не углублять вопрос. Во всяком случае, в моём присутствии.

— Что ж, сегодня уже поздновато для визитов, да и вы, леди, наверняка нуждаетесь в отдыхе с дороги. Но завтра с утра прошу уважить нетерпение древнего Жаргала, навестить его вместе со своим артефактом. Скажете прислуге, когда будете к этому готовы, вас проводят. И приглашаю вас, присоединяйтесь к нашим дальнейшим трапезам, пока гостите в резиденции.

Встаю, приседаю в поклоне. Все расходятся, а Винсент идёт ко мне.

— Надо поговорить, — сказали мы друг другу одновременно и рассмеялись.

ИНТЕРЛЮДИЯ

И-и-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

В совсем глухом и заросшем зеленью дальнем углу королевского парка, окнами на реку, а не на канал, смотрел низкий каменный дом. Когда-то давно этот дом был значительно выше, к его высокой входной двери даже вело крыльцо с вытесанными из камня ступенями. Но за много-много лет дом так врос в землю, что входная дверь не раз уже была сменена на другую, меньшей по высоте, и от прежнего дверного проёма осталась чуть ли не половина. Крыльцо давно уже скрылось под землёй, и к дому ведёт лишь тропинка, к самой двери. А ступени появились уже внутри дома. Вниз. Или вверх. Смотря на то, входишь ты или выходишь. И окна, глядящие на реку, стоят прямо на земле. Хотя и реку-то почти не видно сквозь листву ползучих диких вьюнков. Можно, конечно, было бы приказать оборвать их, да впустить в дом яркий свет солнца, только зачем это надо — смотреть всё время на реку?

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

В центре самой просторной комнаты дома прямо на вытертом ковре с непросматриваемым уже узором, на подушке под костлявым задом, сидит человек. Морщины так избороздили его лицо, что угадать, какими были когда-то его черты, нет никакой возможности. Рядом с ним валяется клюка, на которую он будет опираться, чтобы встать с пола на ноги. Неподалёку, возле стены с окнами стоит стол с наклонной столешницей и стул — там удобно чертить. Человек слегка покачивается сидя — вперёд и назад, и поёт. Его пение непривычно для слуха обычных людей — очень низкие горловые звуки тянутся, вызывая вибрации в окружающих предметах.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Вот и Жаргал, как его дом. Раньше был высоким и статным, да глядел соколом. Дом этот поставил по себе. А теперь Жаргал врос в себя, стал очень маленьким, но по-прежнему проходит в дверь, не сгибаясь дополнительно, и как дом, не желает видеть реку. Дом оказался его верным и единственным родным существом, хотя он и не живой. А вот Жаргал — пока живой. А значит, может вспоминать далёкое прошлое, когда не было ещё этого дома, и вообще никакого дома не было у Жаргала, а была только огромная степь да сильный низкорослый конь. А ещё были люди, и великий человек среди них — Даян-хан. Бату-Мункэ Даян-хан, так его звали. И не было большего счастья Жаргалу, чем служить этому человеку и сражаться по взмаху длани его. С набегу, с пронзительным криком, привстав на коне, попадать копьём в незащищённые кольчугой места и пронзать проклятых тайшей и воинов ойратских ханов, утверждая главенство кровных потомков Тэмужина, величайшего Чингис-хана, над всеми племенами степей.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Жаргал и сейчас помнит тот пьянящий густой запах крови и внутренностей, который парил над огромным полем битвы при Далан-Терджине. Полем великой победы хитроумного Даян-хана. Того счастья, что испытывал тогда Жаргал, чудом не получивший в той битве ни одной серьёзной раны, не испытывал ни один смертный на свете. Это и решило его судьбу. Глупый мальчишка из другого мира, обладатель дара ментальной магии и артефакта, украл, присвоил счастье и судьбу Жаргала себе. Пожелал вселиться, глупый, в тело самого счастливого человека во всём сущем, молодого, сильного да здорового. Вот и перенёс свою душу прямо в красную от пролитой крови степь. Это уже Жаргал узнал от дружков того мальчишки, когда оклемался и местную речь выучил. И убийство этих дружков не помогло Жаргалу утолить жажду мести за своё украденное счастье.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Много лет пришлось прожить Жаргалу в этом мире, постигая магический дар, что оставил ему подлый мальчишка. А когда, наконец, понял, как он сможет воспользоваться артефактом обмена душ, который бережно хранил у себя, то посчитал неощутимо пролетевшие годы и узнал — нет ему возврата в своё прежнее тело, умер он уже там. Воины степи почти никогда не доживали до старости. Так горевал тогда Жаргал, что ум потерял. Стал пить вино, чтоб забыться, а потом продал артефакт заезжему коробейнику, да ещё и свиток к нему написал, что это за артефакт и как он заряжается. Потом, когда в себя пришёл, то как ни искал — коробейника того и след простыл. Погиб, скорей всего, от руки разбойника. А артефакт или успел перепродать, или с собой в землю унёс. Расчёты вероятностей отказывались подсказать Жаргалу, как вернуть артефакт себе. То есть выходило — что ни делай, а никак не вернуть.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Пришлось тогда Жаргалу смириться и крепко подумать, как устроить свою жизнь в этом мире. Хотелось вновь быть рядом с каким-нибудь великим человеком. Да вот беда — не желали тут великие люди воевать, мира они желали. И от него потребовали всё время говорить, как тот мир сохранять. Вот и прожил Жаргал жизнь в холе, в золоте и в мире. Но всю свою очень долгую жизнь он тосковал только по ровной степи да по войне. Годы Жаргала подошли к концу, как ни питай себя магией, как ни рассчитывай вероятности. Да и рассчитывать уже давно перестал, чувствуя, что истекают его последние дни.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Однако поманила вдруг Жаргала надежда — объявился в этом мире новый маг вероятностей. Значит, снова какой-то маг-менталист получил в руки тот самый артефакт да применил его к себе, украл чью-то судьбу, обменял на свою. А тот, обмененный, своим перемещением души изменил имевшийся у тела магический дар, стал рассчитывать вероятности. Жаргал как узнал об этом, впервые в жизни в ноги королю повалился, заклиная всем, чем можно, лгал, обещая совершить самый главный сеанс магии для короля, даже если это окончательно оборвёт его жизнь, только добыть ему тот артефакт, что есть у этого нового мага — сам-то он слишком немощен, чтобы забрать своё сокровище обратно. Хоть и не боялся Жаргал скорой смерти, а если появилась возможность обменяться душами с чужим молодым телом, нужно во что бы то ни стало сделать это. Вернуться в степь и прожить жизнь заново. Он это заслужил от судьбы, как никто другой. Лишь бы дожить, лишь бы успеть...

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

ГЛАВА 10

— А ты не боишься приглашать меня к себе в комнаты, да ещё вечером? — лукаво улыбнулся Винсент, — Тут всё-таки не академия, всем леди полагается блюсти свою репутацию.

— Считаешь, мне есть чего бояться?

— Просто хочу, чтобы ты знала, этот дворец живёт обсуждением таких наблюдений, от самой младшей прачки до монаршей семьи.

— Как любой изолированный коллектив, — махнула я рукой, — Вдобавок, насколько я поняла сегодня, наше поведение в академии тоже ни для кого тут не секрет.

— Филис, я серьёзно. Одно дело знать эти секреты и шушукаться о них, и другое — наблюдать своими глазами, что какая-то леди даже не пытается создавать видимость соблюдения приличий. Так не принято, это выглядит вызывающе.

— Вызывающе чего именно? — продолжала провокационно улыбаться я, стоя с Винсентом в одном из дворцовых коридоров.

Просто я успела по нему соскучиться, вот и включила "непонимашку".

— Скандализации, непочтительности, развязного поведения по отношению к себе... — поддержал принц мою игру.

— Стоп-стоп, хватит! — хихикнула я, — Поняла, мне такого не надо. Только где нам поговорить так, чтобы было прилично, точно никто не подслушал и не отвлекал своим пробеганием мимо нас?

— Предлагаю пойти в парк и сесть на скамейку так, чтобы нас было видно из окон любому, кто этого захочет.

— Ведите, ваше высочество.

Ситуация забавляла. И сами порядки с этой необходимостью соблюдения внешних приличий и попустительством к скрываемому поведению, и то, что Винсент так печётся о моей репутации. Но в принципе, объяснимо — общество простит тебе любовные интрижки, но не простит неуважения к себе, к своим сложившимся порядкам.

Так что мы с Винсентом чинно, на пионерском расстоянии друг от друга, прошли в парк и уселись в полуоборот друг к другу по краям ярко освещённой фонарём скамейки. И всем подглядывающим сразу ясно — я играю по правилам, внешние приличия блюду, подрывов общественных устоев не совершаю.

— Так о чём ты хотела поговорить?

— Давай сперва ты.

— Да я, собственно, хотел назвать тебе тех, кого ты видела сегодня на ужине. У тебя ведь не было возможности официального представления, и ужин был семейным, состоящим только из близких родственников.

Принц назвал мне всех, кого я лицезрела на ужине — монаршую чету, их дочь, принцессу Маэлис, сестёр короля и королевы с мужьями. Я была ему очень благодарна за заботу обо мне. Гораздо больше благодарна в душе, чем выразило моё простое "спасибо".

— Королеве я не понравилась, — непроизвольно поделилась я своим огорчением.

— Королеве даже я не нравлюсь, — улыбнулся Винсент своей самой обаятельной улыбкой.

Думаю, она ревнует к тому, что будущий король — не её сын. А престол в этой стране женщины не наследуют. Но эти мысли я, конечно, не стала озвучивать принцу.

— А я хотела бы поговорить с тобой о моём артефакте.

— Хочешь по секрету открыть мне страшную тайну о том, как он действует?

— Не совсем, ваше высочество. У меня к тебе пара просьб в связи с ним. Пожалуйста, Винсент, не говори его величеству о том, чего не знаешь и в чём не уверен. Ведь чего не знаешь, о том и говорить не обязательно, даже если он спросит тебя, верно?

— А как-нибудь яснее можно? — поднял брови принц, — А то вдруг я сейчас подумаю, что ты говоришь об одном, а на самом деле ты о чём-то другом, имея при этом в виду что-то третье, и мы с тобой так запутаемся, что никто не распутает.

— Хорошо, говорю прямо: Ты за ужином обмолвился, что у меня характер вроде как изменился после активации артефакта, и я видела, что его величество это запомнил. Возможно, он будет у тебя расспрашивать о подробностях, и только из твоих непроверенных предположений сделает ошибочные выводы о действии артефакта. Ты уж, если тебе нетрудно, в этом случае просто сообщи ему тот факт, который и так на поверхности — я вдруг решила взяться за учёбу, и ограничься этим. Пожалуйста.

— Хорошо, я не буду делиться с дядей своими предположениями и вопросами. Но это не значит, что их у меня нет или что они не появятся дальше. Ведь ты действительно сильно изменилась тогда, если так вдуматься.

Я вздохнула.

— Винсент, у меня были причины измениться и помимо применения артефакта, не находишь? Мне, магу и влюблённой девушке, грозили отчисление из академии и брак с нелюбимым и не любящим меня человеком. Возможно, мне тогда требовалась ментальная встряска с перезагрузкой памяти, чтобы начать решать эти проблемы?

— Ты сейчас так определённо намекаешь на воздействие артефакта, что осталось неясным лишь одно — почему он называется артефактом обмена?

— Нет, Винсент, я по-прежнему о многом не договариваю. Честно скажу — мне очень хочется рассказать тебе всё. И ты будешь первым вне моего рода, кому я это расскажу, когда и если решусь. Договорились?

— Ладно, не буду уподобляться моему дядюшке и давить на тебя, — улыбнулся принц.

— Знаешь, я очень рада, что ты тут, — не удержалась я с признанием, — Без тебя мне бы во дворце намного труднее пришлось. Одна против всех, без опыта вращения в высоком светском обществе...

— Труднее — возможно, но я почему-то уверен, что ты бы справилась. Ты хорошо держалась сегодня. Да и не только сегодня, если на то пошло.

Винсент сорвал с близко нависшей ветки какого-то куста небольшое белое соцветие и протянул его мне.

— Приятно, что ты так хорошо обо мне думаешь, — улыбнулась я, принимая подарок.

— Ну наконец-то я нащупал такой комплимент, который ты примешь. А не отмахнёшься... как от браслета.