Но тот как-то спокойно это воспринял. Порылся в кармане, достал смартфон, разблокировал какой-то файл пальцем и сетчаткой, запустил видео и протянул аппарат мне.

На экране парень в спортивном костюме и бейсболке входил в магазин на заправке — не у нас, вывеска была на английском. Следующая сьемка велась уже внутри. Покупатель прошелся по рядам, набрал полную тележку еды. подошел к кассе. Негритянка за прилавком пробила покупки, что-то проговорила, вместо ответа парень вытянул вперед руку. Огненный шарик сорвался с ладони и впечатался прямо в лоб кассирше, ее отбросило назад, было видно, как лопнул и почернел череп. А местный маг как ни в чем не бывало покатил тележку на выход.

— Интерпол. Провисела активной четырнадцать секунд, потом ее удалили, — Сергей убрал телефон в карман, — этой записи полгода, с тех пор что-то подобное мелькает, но удаляют сразу же, из базы, и из сетей. Причем не в архивы, а начисто. Сначала думали, что это монтаж, но и записей много, и очевидцев. АНБ на ушах стоит.

— А у нас?

— Тоже. А теперь серьезно, это не фокус ты мне показал?

За что люблю реалистов, уж если они поверили, что чудо — это реальность, то так и будут к этому относиться. Ну и просто брата люблю, это само собой.

— Нет, Серега. А насчет родителей не беспокойся, сам небось замечал, что мать с отцом словно помолодели.

— Да, какой-то крем, таблетки. Им Артур привозил. Погоди, Артур — он тоже?

Я создал в воздухе незаконченную схему. Толстую и грубую.

— Видишь что-нибудь?

— Тебя вижу. Что еще?

— Хорошо. Руку вперед вытяни, — чуть ли не насадил конструкт ему на кисть. — Чувствуешь что-нибудь?

— Кончай мне голову морочить.

Вздохнул, развеял схему.

— В общем, у тебя дара нет. А у меня есть.

— Давно?

— Год.

Брат помолчал, реалистам тоже нужно преодолевать когнитивный диссонанс.

— И что, выходит, мы теперь в каком-то волшебном мире живем? — наконец спросил он.

— Бинго, мелкий.

— Я догадывался. Но одно дело, когда это кто-то и где-то, а другое, если родной брат. Может, еще что расскажешь?

Вкратце рассказал, без особых подробностей, где был и что видел. И даже кое-что показал, выведя голоэкран над столом. Вот это брата впечатлило по-настоящему.

— В голове не укладывается, — жалобно как-то сказал он. — Блин, мы тут живем, думаем, что событий в жизни полно, а теперь, Марк, получается, что вся жизнь тут по сравнению с твоими несколькими месяцами — просто ничто. Так ты, выходит, два раза жениться успел? А это законно? Мать-то знает?

— Только про первую. И — да, в разных мирах — не считается.

— Дела... — Серега вздохнул. — Слушай, надо что-то делать. Ладно я бы раньше проболтался, никто не поверил бы, а сейчас, если прижмут, как быть? Может, зря ты мне это рассказал?

— Не расскажешь. Нет, это не вредно, стал бы я тебе бяку ставить. А теперь давай спать, завтра тебе на работу, и мне тоже. Я тебя завезу.

Когда брат уснул — вот прям лег в кровать, и тут же в царство Морфея переместился, я спустился в подвал — на всякий случай, и там уже слепил огненный шар. Даже на голой силе и со съёжившимся ядром получилось у меня получше, чем у того парня с видео, а ведь умение и техники значат гораздо больше, чем просто сила и напор, но все равно, называется, нашел себе тихое местечко для спокойной, неторопливой жизни. Раз местные спецслужбы плотно и давно в курсе, затеряться-то я затеряюсь среди таких же новых хозяев жизни. Только не то это, о чем мечтал. Или то?

Белый мерседес появился ровно в семь — часы можно было сверять. Ирина вышла из машины, подставила лицо падающим снежинкам и что-то там напевала, покачиваясь. Камеры передавали четкое изображение на мониторы, и одновременно на модуль, я сначала погорячился, всю сеть наблюдения поселка на себя замкнул, но потом передумал и оставил только важные узлы.

Серега встал, как он считал, раньше меня, уже и зарядку сделал, педант, и облился ледяной водой. Вот кому служба в радость, в прадеда нашего пошел, который в 43-м пропал. Ну да, тот был старшим майором госбезопасности, считай — генерал-майор. Уверен, и этот дослужится лет через двадцать — двадцать пять, и столетний круг замкнется.

— Место тут чудное, — заявил он за завтраком, — сны странные снились. будто ты фокусы волшебные показываешь, космос какой-то. Признавайся — шмаль тут курили?

— Иногда сон — это только сон, — наставительно, на правах старшего брата, сказал я.

— Да, точно. Так что, в однушку не будешь переезжать?

— Обсудили же вчера.

Брат махнул рукой, мол, горбатого могила, и принялся есть. Сколько помню, он по суворовским законам жил, и завтрак съедал всегда сам, вместе с обедом и ужином. Вот и хорошо, иногда хочется выговориться, показать, что видел и знаешь, но так, чтобы не разболтали. Да и Сереге не повредит чуточку волшебства, заодно воспаление снял в ухе, а то, небось, мучился.

Котенок, появившийся с утра на кухне, фурора не произвел — брат ровно относился к домашним животным, считая их атрибутом жизни бездельников вроде меня. Если, конечно, они полезной функции не выполняли, мышей там ловить или дачу охранять. Тогда да, животные из домашних превращались в служебных и заслуживали миску корма. Эр-асу на равнодушие не обиделся, плотно пожрал, бодро и весело прошлепал по выпавшему снегу к машине, дал Ирине себя погладить, улегся точно на постеленную пеленку на своем козырном месте — прямо за водителем, и довольно заурчал.

Сергей, поняв, что заднее сидение ему не светит, уселся впереди.

— Смотри и учись, — сказал я котенку, — вот там надо сидеть, рядом с девушками красивыми.

— Ваш кот сегодня в отличном настроении, — заметила Ира, захлопывая мою дверь. Обошла машину, уселась на свое место, ворота как раз открылись, — мне кажется, или он чуточку подрос?

Кот открыл глаз и посмотрел на меня.

— Это карликовая пума, — решил я его позлить. — Вырастет до пятидесяти кило. И похоже, скоро, очень старается.

Ирина рассмеялась, достала из бардачка банку корма, протянула мне.

— Хочу внести свой вклад. Хотя он такой миленький, вот бы всегда таким оставался.

Кот поднял голову, оценивающе посмотрел на банку, потом на девушку, словно прикидывая, что лучше съесть. Потянулся к банке лапой, но тут уже я не сплоховал, потянул за колечко, а то вчера он когтем сардины открыл прямо пред Серегиным появлением. Я-то ко всему привычный, а как людям объяснить, еще придумать надо.

Серега сидел прямо, словно на параде, и не отрываясь смотрел вперед. Так ему казалось. Но постоянно скашивал взгляд влево, чтобы краем глаза поймать кусок симпатичной соседки. Вот как, вроде приличный человек, жизни старшего брата учит, а эмоции-то у него зашкаливают, гормоны в крови уже на пределе. Хотел было помочь ему, но передумал. Влюбится — хорошо, поймет, что такое настоящие, нерациональные чувства. Да даже пусть закадрит девушку, жизнь, это не только работа, принципы и правила, а еще и вот такие люди противоположного пола, которые лихо водят машину, задорно сверкают зелеными глазами и поправляют волосы как раз с его стороны. И у которых тоже с гормонами все в порядке, точно могу сказать, при виде меня эндокринная система Ирины такой активности не проявляла.

Всю дорогу я веселился, наблюдая, как два молодых человека стараются делать вид, будто ничего не происходит. Кот тоже фишку просек, мне иногда казалось, что понимает он никак не меньше людей, только что не говорит, и это, кстати, поднимает его еще выше над средним человеческим уровнем.

Брата мы высадили рядом с метро, по его настойчивой просьбе. Молодец, нечего девушку смущать громкими вывесками, да и с парковкой в центре проблема. А так вежливо поблагодарил, даже манерно немного, вылез, аккуратно закрыв дверь, и пошел в сторону метро.

— Это мой брат, а не голубой партнер, — успокоил я Ирину.

Та покраснела, пробормотала, что ничего такого и не думала.

— Телефон продиктовать? Как зачем? Ира, ты ведь ему тоже понравилась.

— Откуда вы знаете? — несмотря на волнение, водила девушка отлично, внутри-то все бурлит, а снаружи — словно робот.

— Я своего брата с детства знаю, — тактично ответил я. — С его детства. Он первый раз влюбился в девочку в детском саду, и поверь, ничего не изменилось. Пока та его сама лопаткой не огрела, так и ходил, только глазами сверкал.

— У меня лопатки нет, — рассмеялась Ирина. — Так что даже не знаю, что и делать.

— Он сам не позвонит, — пожал я плечами. — Вы уже не дети, я в ваши дела лезть не собираюсь, тем более что поколение другое, каждому свое. Сейчас у вас социальные сети, чаты и виртуальная любовь, это мы как-то без всего этого обходились, сотовых телефонов и то особо не было. Но вот в выходные следующе к родителям поеду, и он тоже. Могу на твоей машине, а могу приятеля попросить подбросить. Тут уж сама решай — никаких обид с моей стороны.

Девушка задумалась.

— Марк Львович, — наконец, решилась она, — а почему вы считаете, что мы друг другу подходим?

Внутренне я не то что улыбнулся — сощурился блаженно. И отвечать не стал.

Первую половину вторника мы с Настями плотно поработали — секретарша чего грустная была, потому что зарплата маленькая. Мне Светкиных денег было не жалко, прибавил, сразу во взгляде живость появилась, желание работать. Это пройдет со временем, но я и не собирался тут задерживаться, месяц, может два, сейчас-то уезжать нельзя, родители, можно сказать, только сына обрели, а вот попривыкнут, что я снова с ними, и уеду на юга. Ласковое море, девочки, коктейли, яхту куплю. Недельку в Вегасе в покер поиграю, и куплю, биржевые деньги сами по себе, для дела, а развлечения — для развлечения. Зима в Москве не лучшее время года, похожа на холодильник двухкамерный, у которого лаз из морозилки в холодильное отделение проделали, вот и прыгаем туда-сюда, от плюса к минусу.

Посетители были стандартные, в соотношении четыре к одному. Один с серьезной проблемой, четыре — с личными, я даже Милославской-Уфимцевой позвонил, поругался, пригрозил всех осчастливить лично, если мне новую вывеску не привезут, на которой будет написано "Медицинский центр". Ну и что, что без лицензии нельзя, ее мужу все можно, вот пусть и расстарается.

С каждым часом, приближавшим нас к обеду, а потом к вечеру, Настя-доктор смотрела на меня со все более торжествующим видом. Крепилась долго, дождалась, когда жидкий поток клиентов иссяк, и наконец ее прорвало

— А вы говорили, придет, — выпроводив последнюю клиентку, желавшую снять венец безбрачия, заявила она. Студентка преобразилась, небрежно-наставительный тон давался ей все легче, даже один раз одернуть пришлось, и вот молодец — осознала и поняла. Редкое качество для женщины.

— Куда денется. Хочешь, поспорим?

— На что?

— Ну если я выиграю, ты поцелуешь нашу секретаршу.

— Тьфу на вас, — Настя натурально сплюнула. — Вот мысли у вас, Марк Львович, неприличные. Как такое подумать-то можно.

— Так ты ни разу?

— Что?

— Не целовалась?

— С девушкой — ни разу, — гордо, от того что выкрутилась, ответила студетка.

Я открыл дверь.

— Настя!

— Ау, — секретарша уже обсудила повышение зарплаты с подругами и теперь сидела еще более счастливая от чужой зависти.

— Ты с девушками целовалась когда-нибудь?

— С языком? — уточнила Настя-секретарша.

Настя-докторша покраснела как свекла.

— Вот видишь, — прикрывая дверь, попытался я ее успокоить, — она не против, если не будешь к ней со всей страстью лезть.

Только студентка набрала в грудь воздуха, чтобы достойно мне ответить, я поднял палец.

— Погоди. Ладно, спор отменяется. Сейчас. Ждем.

— Но...

— Молча. До десяти считать умеешь? Начинай. Десять, девять...

В приемной послышался шум, дверь в наш кабинет распахнулась. На счете "три". Бодрый он, однако, старикан.

08.

— Что же вы, Виктор Захарович, не выполняете рекомендации лечащего врача? — спросил я вчерашнего пациента, который ворвался в кабинет, потрясая большим коричневым конвертом, и протянул его мне. — Вам же сказано было — послезавтра. Значит — в среду.

Пожилой мужчина силился что-то сказать, наконец собрался, вытянулся и отрапортовал:

— Легкие чистые.

Выдохнул, уселся на стул.

— Врач сказала, что это невозможно. Она меня уже четыре года наблюдает.

— Так надо было КТ сделать, а не рентген.

С торжествующим видом пациент полез в карман, вытащил флешку.

— Вот! То же самое. Я специально с собой Марину Валентиновну привез, можно ей зайти?

— Да чего там, пусть заходит, правда, Анастасия Ивановна?

Девушка растеряно кивнула.

А мужик молодец, деньги привез, в кармане за них держится. Реалист. Встал, приоткрыл дверь.

— Марина Валентиновна, зайдите.

Зацокали каблучки, в такую-то погоду, и в кабинет вальяжно, готовясь пригвоздить шарлатанов к позорному столбу, зашла женщина примерно моих лет, стройная, стильно одетая. Интересно, узнает или нет?

Нет, не узнала, и вообще — не на меня смотрела, а на человека в белом халате. Уселась на свободный стул, так что юбка натянулась и поехала вверх, обнажая роскошное бедро.

— Я бы хотела получить пояснения, госпожа Полянская. Каким это образом вы, закончив всего два курса института, лечите людей? Да еще и вводите их в заблуждение?

Нет, все-таки опыт — великая вещь. У Насти этой вещи не было, она растерялась, пыталась что-то бормотать про способности, экстрасенсорику и прочую чушь. Врач, настоящий врач, смотрела на нее снисходительно и с нескрываемым чувством превосходства. Дала выговориться, то есть наговорить столько глупостей и несуразностей, что все, будь они в суде, увезли бы Настюху в дальние северные края лет на восемь.

— Это все, что вы можете сказать? — наконец Настя захлебнулась, и Марина Валентиновна почувствовала, что вот он, этот момент, когда надо добить конкурентку.

— Хватит, — я похлопал ладонью по столу, — Марина, легкие у пациента чистые?

Марина Валентиновна зависла ненадолго, вглядываясь в мое лицо, потом неуверенно спросила:

— Марк?

— Ты как будто утопленника увидела, — улыбнулся я.

Бывшая Пашкина пассия, хирург из его родной больницы, вытаращила глаза так, что казалось, выпадут.

— Марк!

— Я, радость моя. Обнимемся?

Ну об этом Марину просить никогда не надо было, выдернула меня со стула, закружила по кабинету под изумленными взглядами моей подчиненной и моего же пациента.

— Ты жив! Нет, погоди, говорили, что ты жив, потом утонул, или наоборот. Где ты, что ты? Где Пашка? С ним все в порядке? Три месяца уже как не пишет ничего, засранец, совсем в своей Америке заважничал. Но ты-то, только посмотри, прям помолодел лет на десять, я тебя и не узнала. Ой, извините, Виктор Захарович. Помните в нашей больнице травматолога, Павла Анатольевича? Это его брат двоюродный. Так что ты тут делаешь?