Почти физически ощутила она угрозу, когда двинулась, пригибаясь, вперед. Сухая почва под ногами крошилась, приходилось осторожничать, чтобы не попасть ступней в одну из широких, длинных трещин, тянувшихся параллельно берегу. "Без малого готовый оползень. Немного дождя и..." Неприятное место, Наоми не хотелось быть здесь.
Остановилась, выпростала из кармана куртки моток тонкой, очень крепкой веревки. Криво усмехнулась. "У меня заскок. Вывих в мозгах. Хочу быть готовой к новому бегству, хотя это уже ни к чему. Но сейчас очень кстати..." Привязала конец к выступающей коряге, другой к своему поясу. Опустилась на четвереньки и поползла, медленно разматывая веревку, пропуская между плотно сжатыми пальцами. Свалиться ни в коем случае нельзя. Подтянуться обратно — на этом шнурке — никак не получится.
Увидев над кромкой берега два вертикальных черных цилиндра, она сразу поняла все. Не задумываясь ни секунды, не теряясь в догадках. Теперь следовало немедля убираться так же тихо и тем же путем, каким пришла. Но, желая ухватить всю картину в целом, она привстала и увидела "Громовержец" буквально в ста метрах от берега.
Низко сидящий в воде длинный корпус, орудийная башня, две высоких черных трубы. Несколько человек на палубе, огражденной металлическими перилами. На флагштоке алая полоса материи — вымпел мятежного второго адмирала. Наоми разом присела, сообразив, что ее голова на фоне светлого неба над обрывом представляет собой совершенно неуместное зрелище, а так же — прекрасную мишень.
Сердце тяжко билось. На короткое время силы оставили Наоми. Ее больше напугало не опасение оказаться замеченной с борта "Громовержца", а то, что таинственный корабль выглядел до мельчайших подробностей таким, каким увиделся ей во сне. Вон башня щерится двумя длинными стволами, под ними стояла она в своих ночных грезах, которые с пугающей быстротой становились теперь явью. Скорей отсюда... Она повернулась, подобрав под себя ноги. Некрутой склон не помешает ей вернуться. Выбрала слабину троса и приготовилась сматывать его, как вдруг ощутила легкую дрожь...
Вскочила, как подброшенная пружиной и, не помня себя, кинулась вверх по склону, по шевелящейся под ногами земле. Вздыбившийся перед нею пласт почвы сбил ее с ног, левое колено пронзила острая боль. Наоми никак не могла поймать руками свою страховку, боролась отчаянно, с животным упорством. Ее тащило вниз, и она знала, что край пропасти уже близок. Слышала только зловещий треск осыпающейся земли. "Страховки нет!" — мысль пронзила ознобом тело, погасила волю. Наоми приготовилась соскользнуть в пустоту, услышать свист воздуха в ушах, увидеть солнце, описывающее в небе огненную дугу и ощутить мгновенный страшный удар. Матросы с "Громовержца" найдут ее размозженное о прибрежные камни, изуродованное тело. "Мамочка"... — твердила она себе, — "Мамочка, мамочка!" В последнюю, поняла это, секунду мелькнула в голове нелепая мысль: "Так и не получится увидеть Пини сегодня..."
Тонкий трос натянулся, крепко привязывая ее к жизни. Вместе с тем прекратилось и движение оползня. Наоми осторожно выбросила вперед левую руку, уперлась здоровым коленом, обретая опору. Наверх ползла, забыв о времени. И путь ее был бесконечным...
Ее больно схватили за волосы, рывком поставили на колени, чья-то грубая ладонь зажала рот, подавив зародившийся было крик. Двое. Того, кто держал ее, перегнув через колено, она не видела. Второй, совсем молодой, кровь с молоком, быстро спеленал ее сетью-липучкой. Впившись в одежду своими мельчайшими колючками, сетка надежнее любых пут лишила Наоми возможности сопротивляться.
Повалили на спину. Костлявый, худой, чью крепкую хватку она уже испытала на себе, заталкивал кляп ей в рот. Наоми понимала всю бессмысленность борьбы, но извивалась, мычала, мотала головой; один раз извернулась укусить худого за палец. Тот даже не вскрикнул, но закатил ей такую оплеуху, что потемнело в глазах.
Сразу убивать ее не станут, иначе не возились бы столько. Сперва Наоми решила, что будут насиловать, но и это не входило в планы напавших. До сих пор они не произнесли ни слова, объясняясь жестами. "Джойлик". Язык моряков, воров и немых был ей хорошо известен. Два года назад, заброшенная в этот невероятный для нее мир, она научилась ему раньше, чем смогла объясняться вербально.
— "Девка, Лар!"
Наоми не видела, что отвечал молодой, которого старший именовал "Лар".
Догадалась внезапно: "Сокращенное — Ларион!" Старший показал еще что-то, но тут Ларион подхватил ее, взвалив себе на плечо. Ей осталось только разглядывать широкую спину да туго обтянутый штанами зад Лариона. Он нес ее, придерживая грубовато небрежно за ноги. Старший шел впереди, помогая Лариону выбирать дорогу. Наоми слышала его осторожные шаги, Ларион же с ней в качестве трофея, ломился следом. Метров четыреста прошли к югу, здесь берег был гол, и ветер свободно гулял над ним. Ларион остановился и ссадил Наоми. аккуратно поставив ее на ноги. Наоми отметила с тайным удовольствием его раскрасневшееся лицо, жадный взгляд.
Выждав, пока пройдет головокружение, она огляделась. Высокие скалы громоздились над берегом, каменистым, надежным, никаких тебе внезапных обвалов... Внизу виднелся "Громовержец" в маленькой бухте — не слишком надежном убежище от непогоды. Совсем близко, смотри же — вбитые в скалу клинья, распорки удерживают барабан подъемника.
Ее, по-прежнему завернутую от плеч до пояса в почти невидимую сеть, крепко привязали к крестовине, упор для ног она нашла сама. Старший — худой и злобный, пристроился рядом, тесно прижавшись к ней, и ухмыльнулся, обдав несвежим дыханием. Наоми отвернулась, насколько позволяли путы. Море и "Громовержец". Что ее ждет? Скалы стали неспешно расти ввысь, спуск начался. Шум прибоя становился все громче, наконец, Наоми ощутила на лице прохладные брызги. Худой отвязал ее, Наоми предпочла сидеть молча на камнях и слушать море, пока следом не спустился Ларион. Ее усадили в лодку, она зацепилась пострадавшей ногой, и какое-то время ее занимала только боль.
Окрашенные в серый цвет борта "Громовержца" сходились кверху, к палубе под углом в сорок пять градусов. Металлические ступени трапа лежали прямо на наклонном борту. Ларион, как прежде, легко подхватил Наоми и взбежал с нею на палубу. Его товарищ не торопясь, последовал за ним.
Она стояла под любопытными и удивленными взглядами, Ларион освободил ее от кляпа и этой проклятой сетки. Тело уже горело там, где раньше к нему прикасались колючие нити. Забывшись, ступила сильно на больную ногу и чуть не упала. Никто вокруг не сказал ни слова, когда сильная рука Лариона поддержала ее.
— Спасибо, Ларион, — она говорила тихо, как же еще, когда все словно воды в рот набрали. Ответом был его изумленный возглас.
— Уже успели столковаться? — еще один человек появился на палубе.
Наоми не медлила с ответом. Сперва джойлик:
— "Только тебя здесь знаю"
И вслух:
— Здравствуй, Арни!
<< <
6. ВЫБОР
Несмотря на невидную внешность и небольшой рост, Тойво Тон был в Тире первым человеком. Всего-то надо: владеть самым большим из кораблей и не позволять никому публично себя поносить. Что он и делал. Владел лучшим кораблем, прежний хозяин которого умер от желудочных колик. Ну, а Феб, прекословивший ему на последнем совете, тоже умер. Когда пуля входит тебе в лоб и отрывает затылок — не очень-то поживешь. Тойво тогда поинтересовался: какие еще есть возражения. Возражений не было. Двадцать лет неустанной борьбы подходили к концу. О будущем думалось со спокойной уверенностью.
Вагнок — ключ... Затем Гана — город грез, сколько лет он мечтал овладеть ею. И... власть. С подчинением Норденка он сможет по праву назвать себя хозяином Мира. Конечно, не надолго. Но он и не собирается коптить небо столько лет, как Вага. На его Тойво, век — хватит и... можно будет дать волю тайной страсти, которую так долго в себе подавлял. Инстинктом чуя, что она поглотит его всего и разрушит. И он держался, доставляя себе лишь редкие радости.
Последний раз был два, нет, уже три года назад. Девочка, которую он тогда выбрал, умирала долго и подарила ему высокое наслаждение. Но... он не должен часто расслабляться. Все это — потом. Сверхличность — он может позволить себе свой взгляд на жизнь и смерть этих ничтожеств. Твари, рождающиеся, чтобы жрать, пить, гадить и исчезнуть, не оставив следа. Плесень, которую он, Тойво, стирает, когда считает нужным. Великий чистильщик Мира. От гниения и грязи, лени и сытости. Мир станет другим, когда Тойво Тон выполнит свое предназначение. И еще один шаг к этому скоро будет сделан.
Тойво стоял на пороге своего дома, такого же скромного, как и все в Тире: каменный первый этаж, деревянный второй. Солнце клонилось к горизонту, в небе громоздились облака, подсвеченные снизу цветом крови и золота. Гавань Тира — извилистый рукав, далеко вдавалась в берег и заканчивалась городом и портом, составлявшим почти единое целое. Шторм отгулял, так и не докатившись до Тира, и оставил по себе, ненадолго, память в виде крупной зыби. Далекий дребезжащий звук затих, затем возник снова: громче и ближе. Эстафета посылала сообщение.
Тойво сошел с деревянного некрашеного крыльца, неспешно направился по пыльной короткой улице к пирсу. "Ретан" уже четверо суток стоял наготове. Пора пришла.
Она не жаловалась, хотя он видел, что каждый шаг причиняет ей боль. Жестом Арни приказал ей войти и захлопнул дверь каюты. Щелкнул замок, теперь его можно открыть только изнутри.
— Что скажешь, хромоножка?
Она не отвечала, оглядывая спартанскую обстановку командирской каюты: два дивана у боковых стен, ближе к иллюминатору — стол с раскрытой переплетом кверху книгой. Затем ее странные темные глаза уставились прямо на него.
— Извини... Можно, я сяду?
Уселась напротив него (ему тоже пришлось сесть, чтобы не остаться стоять перед нею дурак дураком...), со вздохом вытянула ноги, откинулась на кожаную спинку дивана. Просторные брюки, куртка из мягкой серой ткани, короткие сапожки. Куртку скинула, задвигав плечами, бросила небрежно рядом. Расстегнутый ворот белой рубахи открывал шею, сквозь тонкую ткань светились соски небольших, упругих грудей. Широкий черный пояс подчеркивал талию. Волосы пребывали в живописном беспорядке, зная это, она часто поправляла их рукой.
Флуорлампа под потолком постепенно разгоралась, и все четче проступало перед ним в светлеющем полумраке знакомое до боли и, в то же время, уже почти забытое лицо! Вообразить на миг: это его давняя верная подруга, много пройдено вместе и многое впереди... Чуть не зажмурился от готовых подступить слез. (Проклятые нервы!) Ерунда. Сон наяву о несбыточном. Нет этого. И никогда не будет.
Она все молчала, и он решился заговорить первым.
— Сколько... тебе лет?
— Двадцать два, — отвечала охотно, глядя на него с явным интересом, — А тебе?
— Прибавь десять... уже много... — он не собирался отвечать на ее вопрос, но понял это, лишь когда слова сорвались с губ. "Надо допросить ее, нельзя отвлекаться!"
— Дедушка Арни... — она засмеялась и вдруг переменила тему разговора, — Охота была тратить на меня время твоего лекаря?
— Это его работа. Гаяр — хороший врач. А я не мог разговаривать с тобой, пока ты корчишься от боли.
Она осторожно положила ладонь на левое колено. Под серой тканью брюк скрывалась тугая повязка, наложенная умелыми руками Гаяра. (Он предлагал ей дать еще и обезболивающее, но получил отказ). Арни приготовился задать главный вопрос, но не успел. Наоми наклонилась вперед, стаскивая с ног сапожки, поморщилась, снимая левый, поставила на грубый ковер сдвинутые вместе изящные босые ступни.
— У тебя всегда здесь жарища? — откинулась на диван еще больше, почти полулежала, заведя руки за голову.
— Нет... — пробормотал он, потянувшись к переговорной трубке машинного отделения.
— Денис!
— Да, шеф. Уже скоро, — тенорок Дениса звучал глухо.
— Короче?
— Еще на час работы...
— Хорошо. Через час я выброшу тебя за борт.
— ...
— Потому что ты попросишь еще час...
Денис истово поклялся в нерушимости своего обещания, но Арни не дослушав, с треском захлопнул крышку переговорника.
Наоми улыбалась.
— Денис твой — записной врун. У него уже все готово. Час он берет про запас, на всякий случай.
— Что ты понимаешь!
— Извини. Опять лезу не в свое дело.
— Да! Я уже многим тебе обязан..., — в горле пересохло, по кончикам пальцев побежали мурашки. Она перебила неожиданно зло:
— А чего на меня пыхал! Я тебя трогала, полудурок? Радуйся, что по стенке не размазала!
Напряглась, готовая вскочить.
— Сам виноват! Я ни при чем.
— Неужели?!
— Да! Я сказала то, что Вага уже знал. Он только решал: кончать тебя сразу или потом. Боялся, что нехорошо обернется... для него. А ты смылся из Гнезда, стал недосягаем. Промолчи я — ты бы остался и вскорости умер. Молодой, красивый, как жаль...
Последние слова вырвались у нее так искренне, что обида Арни растаяла. Он вдруг заметил, как ему с ней легко. Наоми в открытую выставляла его идиотом, но делала это и грубила — по-дружески, как хорошему знакомому, который, она знает, простит ей такие закидоны. Он встал, отвесил иронический поклон.
— Благодарен за бесценную помощь!
Наоми подняла к нему усталое, юное лицо.
— Так-то. Еще будешь хамить — в глаз дам.
Хлопнула рукой по кожаной обивке.
— Иди ко мне.
Он уселся рядом с нею на жалобно скрипнувший диван. Наоми не отстранилась. Ее теплое бедро прижалось к нему.
— Скажи... Ты был ужасно зол на меня. Проклинал. Ненавидел. Я для тебя — злой ангел... Бог знает, что ты подумал, когда меня подняли на борт, а ведь я в этих местах случайно. Наверняка меня уже ищут, думают, заблудилась сдуру. Скажи мне... Я — кажусь отвратительной? И как веду себя, и как одеваюсь...
— Нет, что ты... Смотришься... трогательно.
Она засмеялась.
— Так потрогай.
Ткнулась лбом ему в грудь. Затем осторожно встала, повернулась, упершись ладонями ему в плечи.
— Я тебе нравлюсь?
И стала клониться к нему, все ближе, ближе...
Не веря себе, Арни сжал ее в объятиях, зарылся лицом в густых волосах, вбирая тепло и запах гибкого тела. И произнес полушепотом, задыхаясь, самые дурацкие слова на свете:
— Я тебя люблю!
Не было ни неловкости, ни смущения. Наоми без стеснения давала понять, чего ей хочется, и открывалась ему каждым изгибом жаркого тела. И он открывался ей навстречу, слыша ее тихий шепот:
— Как мне хорошо с тобой, как хорошо... Ты замечательный мужчина, великолепный мужчина...
Ее низко склоненное над ним лицо, волосы, щекочущие шею, маленькие, сильные ладони. И плотно смеженные веки с тенями ресниц, и струйка пота, стекающая между грудей, частое, прерывистое дыхание. Гладкие, крепкие бедра... И упругие толчки мокрого, горячего лона. Все сильнее, все яростней...
И, когда ее вулкан начал свое безудержное извержение, он выгнулся с силой, входя в нее как можно глубже, кричащую, восторженно бьющуюся. Он тоже кричал, оглушенный небывалым блаженством. Руки Наоми подогнулись, и она упала на него, распластавшись, как лягушка. Хриплое дыхание, почти рычание вырывалось из ее полуразомкнутых губ.
