Некондиционный

А потом показалась Толпа.

Именно так — с большой буквы.

Я впервые видел столько людей одновременно, и это чертовски пугало. Тысячи. Десятки тысяч. Они выходили с одного из крупных проспектов и двигались в нашу сторону.

— Боже мой… — произнёс кто-то сдавленно, забыв отключить трансляцию, и тут же получил выговор от капитана.

— Проблемы, сынок?..

Мы ждали толпу вооруженных головорезов, настраивались на тяжёлый бой с ублюдками-маргиналами, которых не жаль отправить на тот свет, и потому увиденное было сродни нокауту. К нам шли обычные люди — мужчины, женщины, старики, дети. Разумеется, среди них был определённый процент отребья, вышедшего поживиться и утолить свои потаённые садистские желания, но в то, что они все… Как-то не верилось.

Простые обыватели. Серые, замордованные тяжёлой работой и жизнью в трущобах. Заезженные мужики и постаревшие до срока женщины, брошенные старики, оставленные без соцобеспечения. Недорого, но прилично одетые, не зверьё, на которое я насмотрелся за годы службы, — те самые «обычные граждане», кому я давал клятву «служить и защищать». Некоторые несли плакаты с надписями вроде «Дайте еды!». Первые сомнения в правильности моих действий появились именно в тот момент, когда я понял, что мне придётся стрелять в этих людей, совсем не похожих на поджигателей и убийц.

Однако в своё время я насмотрелся на различные массовые беспорядки, когда такие обыватели моментально зверели, скидывая человеческое обличье, превращаясь в настоящих монстров, способных вызвать удивление и уважение у самых матерых садистов.

— Их слишком много, кэп, — чей-то голос на полицейской волне. Пытался говорить спокойно, но в интонациях явно прослеживалась едва сдерживаемая паника.

— Тебя это останавливает? — голос кэпа невозмутим, но я уверен — ему тоже страшно. Несмотря на все попытки изобразить из себя мужика со стальными яйцами, в его черепе, скорее всего, билась мысль, что несколько десятков тысяч человек, припёртых к стенке голодом, ему так просто не разогнать и не остановить.

Толпа подходила всё ближе и ближе… Я почувствовал, что у меня начинают дрожать колени. Стравински был бледен, как лист бумаги. Наверняка мою рожу тоже перекосило от ужаса, что уж говорить о копах, находившихся на переднем крае. Мозг сверлило осознание того, что из привычной картины что-то выбивается. Что-то явно не так, и мне потребовалось почти две бесконечные минуты для того, чтобы понять — люди молчали. Им нечего говорить, и в их глазах такая обречённость....

Кто-то уже сдрейфил и явно собирается сбежать. Я видел, как некоторые копы неуверенно переминались на месте, но пока обходилось без нашего вмешательства — капитан справлялся сам, высматривая оробевших и поддерживая дисциплину.

Толпа вступила на эстакаду, а люди всё продолжали выходить с проспекта и двигаться к нам. Конца толпы никто не видел. Сколько же их там? Боже сохрани…

— Примкнуть магазины, — у капитана сел голос, что с головой выдало его тревогу, как бы он ни пытался это скрыть.

— Это безумие… Это невозможно… — услышал я чей-то сдавленный панический шёпот. Голос знаком, я хотел обернуться, но был словно загипнотизирован надвигающейся толпой, этим титаническим приливом из человеческих тел, чтобы хоть как-то отреагировать.

— Он бежит! — вдруг вскрикнул Стравински.

Я повернул голову и увидел, как отъезжает одна из машин.

О’Доэрти.

Этот мудила сбежал первым.

— …Невозможно! — пищал он тоненьким голоском, забыв отключить микрофон, и я отчётливо слышал хорошо знакомые нотки подступающего безумия. — Это… Их слишком… Хе-хе… — после истерического смешка трансляция оборвалась, но нам и так уже было не до неё. Копы, увидевшие это представление, заголосили на все лады.

— Он бросил нас!..

— Надо отступать! Они сами бегут!

— Сэр, разрешите…

Однако кэп был непреклонен.

— ТИШИНА В КАНАЛЕ! — рявкнул он так, что у меня едва не заложило уши. — Если в ОВР работают истеричные девочки, это не повод нам быть такими же! Примкнуть магазины!

Я видел, как сухая фигура поднялась из-за машины и отвесила сочный пинок сидящему рядом патрульному. Капитан метался между своими подчиненными, размахивал пистолетом и бил по головам всех, кто не выполнял приказ.

— Примкнуть магазины, я сказал! — его голос дал петуха и сорвался, но дело уже сделано — люди очнулись.

Как в замедленной съёмке, дрожащими руками я достал из подсумка на поясе огромный стальной барабан с патронами, вставил его в «Осаду» и передернул затвор. Я готов стрелять, но от одной мысли о том, что проделает дробовой заряд, попавший в столь густую толпу, стало страшно.

До нас уже доносились крики идущих людей в первых рядах.

— Не стреляйте, прошу вас! — тонким голосом пыталась до нас дозваться женщина с маленькой девочкой на руках. — Прошу вас! Мы просто хотим есть!

— Ребята, пожалуйста, не надо! — кричал мужик, одетый в синий рабочий комбинезон. Он шел с поднятыми руками, — У нас всю зарплату инфляция съела! Ничего не осталось! Не стреляйте, прошу!

Позже я понял — если бы люди были озлоблены, оскорбляли нас и кидались камнями и коктейлями Молотова, как в старые добрые времена, всё было бы по-другому. Я первым нажал бы на спуск и до конца жизни спал спокойно, без кошмаров и «мальчиков кровавых в глазах». Если бы, разумеется, выжил. Как много, оказывается, может сделать миролюбие…

— Готовьсь!.. — прорычал капитан, и сотня стволов взметнулась вверх.

«Боже, неужели он не видит, что нас сейчас просто порвут на куски? Для того чтобы остановить такую толпу, понадобится что-то помощнее сотни стволов. И на психологический эффект надеяться не стоит — люди голодают и прекрасно знают, что уже мертвы. Тут нужна армия». — Проносится в моей голове. Я почувствовал подступающую тошноту, страх свернулся клубком где-то в желудке. О’Доэрти был прав, это невозможно. И, к моему стыду, жалость тут ни при чём — нам всем здесь очень хотелось жить.

Толпа не останавливалась, люди подходили всё ближе и пытались достучаться до нас, рассказать о своих проблемах, поднимали повыше детей и плакаты «Нечего есть!».

— Цельсь! — казалось, между этими двумя секундами прошла целая вечность, за которую я успел досконально рассмотреть лица всех, шедших в первом ряду, проанализировать их мимику и интонации, с которыми они говорили, и понять...

Понять…

Понять…

— СТОП!!! Отставить! — рявкнул я как можно увереннее.

Копы застыли, озадаченно оглядываясь.

— Кто приказал?! — просипел капитан в рацию. — Кто приказал?! Тут я командую!

— Офицер Эйдер Морт, ОВР. В отсутствие начальства беру командование на себя! — я сам не знал, откуда во мне взялось столько смелости, и понимал, что придётся позже за всё ответить, но Рубикон был перейдён и мосты сожжены.

Ответом мне было невнятное сипение и чей-то крик:

— Врача! Врача! У кэпа сердечный приступ!..

Я прислонил дробовик к бетонной плите и сполз по ней на землю, закрыв лицо руками. Только теперь до меня дошло, что я весь мокрый, и пот стекает чуть ли не ручьями. Руки и колени дрожали, меня колотило, как будто в приступе лихорадки, а толпа шла всё дальше и дальше, обтекая машины и перелезая через бетонные плиты.

В центр города, который я только что обрёк на разграбление.

10.

От размышлений меня оторвал короткий вскрик Глазастика, прищемившего себе палец затвором архаичной штурмовой винтовки.

— А я говорил, что доиграешься, — флегматично пробубнил Балу, державший свое оружие не в пример аккуратнее. Ещё бы — такая мощь нуждалась в крепких руках и нервах. Забытый предохранитель, случайное срабатывание, бум! — и люди в машине превращаются либо в фарш, либо в кучки пепла. Зависело от того, какие боеприпасы в барабане — осколочные или зажигательные, с белым фосфором.

Нас, переодетых в серые рабочие комбинезоны, уже час везли по оживлённой магистрали в белом фургоне без окон с надписью «Грузоперевозки Чарли». Периодически машина застревала в пробках, и тогда от бесконечного дерганья туда-сюда становилось очень туго. Малой едва держался, казалось, ещё чуть-чуть — и он упадёт на пол и умрёт в муках. Даже я в конце концов почувствовал, что меня укачивает, и очень старался удержать ужин внутри себя.

Почти два часа ночи. Нейро-Сити светился и переливался огнями, как рождественская ёлка, засыпаемая холодным колким снегом. Мы катили на задание.

— Чертова хреновина… — Глазастик слизывал кровь с разбитого ногтя и морщился от боли.

— Ну вот. Бой ещё не начался, а кровь уже пролилась, — улыбнулся Малой, сегодня всклокоченный даже больше обычного.

— У него всё всегда так, — Балу даже не поворачивался. Сидел с закрытыми глазами и, наверное, дремал. Либо просто делал вид.

— Проштите, шэр, — не вынимая палец изо рта, сказал ему Глазастик. — Больше не повторитша, шэр. Разрешите чиштить шортиры всю шледующую неделю, шэр!

Малой засмеялся:

— Ну ты и клоун.

— Цыц, мелочь. В угол поставлю, — равнодушно ответил Глазастик, рассматривая палец, судьба которого волновала его намного больше, чем выпад Малого.

— Ой-ой. Ты сам-то намного меня старше?

— А сколько тебе? — Глазастик повернул голову.

— Шестнадцать. Скоро семнадцать будет.

— Тогда... — если бы у Глазастика были зрачки, то он закатил бы глаза, считая, — я старше тебя на шестьдесят пять лет. Так что давай-ка в угол.

— Да ладно! Ты гонишь! — сказал Малой, недоверчиво сощурив глаза. — Этого не может быть.

— Может, — вздохнул Глазастик. — Если ты… А, неважно. Забей.

— Нет уж, — запротестовал юнец. — Либо рассказывай, либо ты просто соврал.

— Слишком долгая история, — отмахнулся Глазастик. — А мы уже почти приехали.

— Врёшь, — уверенно сказал Малой. — Точно врёшь. Трепло.

— Заткнись, — покосился на него Балу, и парень тут же умолк. — Он не врёт, мы с ним давно знакомы. Он уже был ветераном, когда я только-только пришёл. А история и впрямь долгая.

«Да уж, — подумал я, искоса рассматривая Глазастика, который снова занялся покалеченным пальцем, — кругом одни странности».

Машина сбавила скорость. Я подумал, что мы снова попали в пробку, но, судя по тому, что мы несколько раз повернули и дорога пошла под уклон, место назначения было уже близко.

Остановились. Два коротких стука, донёсшихся из кабины водителя. Условный сигнал, оговорённый заранее.

— Надеваем маски — и на выход, — Балу поднялся с ободранного сиденья и, полусогнувшись, держа гранатомёт наизготовку, первым вышел из машины.

Я натянул на лицо чёрную балаклаву-«невидимку», сшитую из материала, не воспринимаемого камерами и глазными имплантатами, и последовал за ним. За спиной чертыхался Глазастик, пытавшийся унять боль в пальце, и над чем-то хикикал Малой. Он мог стоять в фургоне, практически не нагибаясь.

Глаза быстро привыкли к темноте, даже не пришлось включать «ночник».

Хлопнула дверь с водительской стороны, и к нам подошёл Азимов, нацепивший какую-то серую простыню, больше похожую на саван, но она скрадывала его очертания и не давала разглядеть, кто перед тобой — человек или андроид. Он стоял перед нами молча, смотрел единственным глазом, расположенным в центре головы, и, не шевелясь, ожидал приказаний.

Мы находились в тёмном переулке между домами. Как и многие подобные места Нейро-сити, его стены были покрыты граффити, а на земле валялись груды гниющего мусора. Я толком не мог сказать, где мы находимся, но, судя по всему, район не из спокойных — далековато от центра. Темно, хоть глаз выколи — от фонарей тут мало толку, единственное освещение — низко висящие облака, окрашенные в инфернально красные тона фонарями, окнами и вывесками. По обе стороны от нас вздымались панельные стены апартаментов. Откуда-то валил пар, с неба сыпались мелкие снежинки. Холодный ветер продувал комбинезон насквозь. Я ёжился, укрываясь от вонявшего бензином сквозняка за машиной, и удивлялся, почему не мёрзнет Балу, оторвавший у своего комбинезона рукава. Снежинки, падавшие на его металлические руки, не таяли, и я счел это забавным.

Спустя пару минут в переулок въехали три машины, прорезавшие тьму ослепительно белыми лучами дальнего света. Балу тут же взял их на прицел, скрывшись за огромным контейнером, полным мусора. Я, Малой и Глазастик встали полукругом между нашим фургоном и гостями, взяв оружие наперевес. Азимов куда-то пропал. Мы были освещены примерно по пояс, лучи света отбрасывали на нас непропорционально большие тени.

Двери открылись, из машин вылезла целая куча шкафообразных ребят с пистолетами и дробовиками, зажатыми в огромных волосатых кулаках.

Вперёд вышел Глазастик, положивший винтовку на плечо, старательно подчеркивая свою крутизну. Наверняка он представлял себя кем-то вроде Джона Рэмбо из древнего фильма, но на деле, как верно заметил Малой, оставался всё тем же клоуном.

— Привет, парни, — он жизнерадостно улыбнулся. — А где босс?

— Я тут, — из толпы амбалов выступил немолодой полный мужик в белом пальто и шляпе. — Давай побыстрее, тут грёбаный северный полюс.

— Я со своей стороны — ради бога… Как там у вас положено? Покажите товар — покажите деньги? — хохотнул Глазастик.

— Соображаешь, — хищно улыбнулся босс. — Давайте сюда ящики, — приказал он, повернувшись к своим громилам, и те утопали обратно к машинам.

Через минуту на асфальт глухо бухнулись тяжёлые цинковые ящики, поднявшие небольшую пургу.

— Открывайте, — кивнул на них Глазастик.

— Все? — недовольно спросил босс.

— Ага.

— Как скажешь, — он пожал плечами и дал знак своим людям.

Те открывали защёлки на ящиках и откидывали крышки, являя миру содержимое.

Архаичное оружие и взрывчатка, россыпи патронов и гранат, кое-какая амуниция, в основном, плохонькая — старая и поношенная, какая-то электроника, запчасти, судя по виду, от имплантатов…

— Может, тебе накладную выдать? — проворчал босс, глядя на то, как Глазастик копается в ящиках, проверяя наличие товара.

— И счёт-фактуру, ха-ха-ха!.. — Глазастик заткнулся, увидев, что кроме него никто не смеётся. — Нет, не нужно. Мы верим тебе, — он поднялся. — Ребята, тащите сюда!

Азимов достал с пассажирского сиденья чемодан стародолларов. Там было несколько миллионов, что по нынешним временам было не такой уж и большой суммой.

— Насколько мне известно, аванс в новобаксах переведён, — сказал Глазастик, передавая боссу чемодан.

— Да-да, переведён… Скажи Рутланду, что это был последний раз. Больше мы с вами не работаем, — босс ёжился на холодном ветру.

— Что? — удивился Глазастик. — Да ладно тебе, Брокки, какого хрена? Мы же сотрудничаем чёрт знает сколько времени!

— И это становится всё более опасным. Я ещё продам стволы мексикашкам или нигерам, но вам — нет, приятель. И не проси. Это уже дело решённое, — отрезал босс, отворачиваясь и направляясь к машине. — Разговор окончен!