Белый тигр

Сразу "мухой" помчался к своему старому другу и непосредственному начальнику. Тот занимал немалый пост — заместитель начальника Главного полит. управления, по фамилии Вассерман.

— Гы-гы-гы, га-га-га.

О нашем секретном эксперименте они знали немного, но и этого хватило для разжалования и отправки их рядовыми красноармейцами на фронт.

Лаврентий Павлович сначала хотел расстрелять, но я отговорил, а заодно вытащил нашу болтливую девчонку из внутренней тюрьмы НКВД.

Тогда же посоветовал Берии избавиться от старых аббревиатур, пока расшифруешь и выговоришь полностью НКВД — язык отвалится. Логика в моем предложении железная, раз ликвидируем институт комиссаров, тогда какие на хрен наркоматы. Министерства и точка.

Берия идею подхватил с лёта, значит вместо НКВД будет МГБ.

— А менты, в смысле милиция — МВД — вставил я. — И по армии, Лаврентий Павлович, ведь это анахронизм — петлицы, шевроны, просто убожество какое-то. — Во всем мире — погоны, одни мы убогие с такими знаками различия. — Побоку всю идеологию, если она мешает в практических делах. — Офицеры и рядовые бойцы — вот как должны называться командиры и красноармейцы. — В фронтовых условиях, когда дорого время, приказы должны быть короткими и точными, пока командир будет выговаривать — красноармеец Иванов, сделайте то-то, их обоих убьют. — Боец Иванов, кратко и точно. — Естественно, офицерскому составу, в полевых условиях — погоны цвета хаки. — Блестящие к парадным мундирам, иначе потери будут большие, от снайперов. — Лаврентий Павлович, вы практик и умный человек, поэтому меня поймете, избавьте армию от дармоедов — от политруков. — Оставить их до уровня батальона и хватит, в ротах и взводах пусть комсорги работают. — Тоже самое в гражданской жизни, экономика не должна зависеть от идеологии компартии.

— Вы что же, Владимир Михайлович, против решающей роли партии — с непроницаемым лицом спросил Берия.

— Лаврентий Павлович, да я вообще за запрет компартии, вы ведь знаете, но не в данное время, сейчас рановато.

Берия — прагматик до мозга костей и на мои антикоммунистические выпады не реагировал, тем более он знал с наших слов о будущем России. А в том, что мы говорили правду — не сомневался, проверено на сто рядов.

В той откровенной беседе посоветовал ему начинать искать себе смену и не просто умного способного, а честного патриота. Да и команду ему нужно соответствующую подобрать.

— Ваш преемник обязан передать свой пост в семидесятом году самому способному и отвечающему всем человеческим качествам лидеру из наших будущих детей. — Команду он подберет себе сам, я думаю. — Видимо, придется создать особо секретный отдел в МГБ, подчиняющийся только двум руководителям — Первому секретарю и министру МГБ.

— Опоздали, Владимир Михайлович, отдел уже создан. — А почему вы заговорили о моем преемнике?

— Видите ли, Лаврентий Павлович, дата вашей гибели пятьдесят третий год в нашей исторической хронологии. — Сейчас история пойдет несколько иным путем, но она достаточно гибкая штука — лучше подстраховаться. — Ваш преемник четко должен знать — он правит от сих до сих, за непослушание — кирдык — я полоснул ребром ладони по шее.

— Совершенно с вами согласен, но вы меня, товарищ Романов, раньше времени не хороните — шутливо погрозил пальцем Берия.

— Ни, Боже мой, ни синь пороху — замахал я руками.

Мы плотно пообщались еще с часок и расстались довольные друг другом.

От генерального секретаря Л.П.Берия, я поехал в Министерство обороны, на совещание. Оружейники меня порадовали — сделали таки противотанковую пушку, отвечающей сегодняшним требованиям. Орудие с 60 мм длинным стволом, по их уверениям, пробьет боковую броню Pz-VI — "Тигра".

На полигоне посмотрим, показывайте дальше.

Они предоставили чертежи модифицированного танка "Т-34М" и нового танка "Т-40" с орудием 100 мм.

Зенитный комплекс "ЗУК" — находился в стадии рабочих чертежей и через неделю начнет сходить с конвейера.

С гранатометом возятся до сих пор, коммулитивную гранату придумали, только летит она не всегда в цель. Обещали в ближайшее время, недостатки устранить.

Автомат "АК-74" — поставили на поток — к сожалению выходит малыми сериями. На мой вопрос — почему? Оружейники замялись сначала, а потом представили мне приказ за подписью зам. наркома обороны Лисицкого — автоматы производить не более ста единиц в месяц, во избежание несчастных случаев среди рядового состава и окончательной проверки и обкатки в фронтовых условиях.

Вот мразь, не иначе выкормыш Тухачевского, б...дь, закопаю урода.

Позвонил Берии и зачитал данный приказ.

— Лаврентий Павлович, мое мнение, это не саботаж, а голимое предательство.

— Согласен с вами, Владимир Михайлович, мы примем меры.

Я положил трубку.

— Товарищи, данный приказ аннулируется, "АК-74" нужен армии в больших количествах. — Делайте что хотите, применяйте штамповку, рационализацию, но заводы должны выпускать не меньше двух тысяч в месяц, причем с увеличением выпуска ежемесячно.

По радиофикации танков и самолетов ничего сделано не было из-за того же преступного приказа Лисицкого. Четвертовать мало гада.

Пинков оружейникам в нужном направлении надавал достаточно — заряд бодрости на ближайший месяц они получили. На полигоне действительно новая 60 мм пушка с расстояния семьсот-тысячу метров, пробивала 62 мм броню, что и требовалось доказать.

Похвалив оружейников, капнул каплей дегтя в их кружку с медом — срочно пушку в серию и не дай Бог кому-то застопорить выпуск.

— Возникнут проблемы, вот мой телефон, имейте ввиду, за саботаж лично расстреляю. На такой радостной ноте закончилось наше совещание.

Между тем фронт встал, положение стабилизировалось, немцев остановили в трехстах километрах от Москвы — в нашей истории они стояли гораздо ближе. Не знаю чем вызвано разночтение, может нашей информацией, а может вообще нашим появлением. Во всяком случае, сибирские дивизии хорошо вооруженные в белых полушубках и валенках успешно перемалывали живую силу противника.

На руку нам сыграл Дедушка Мороз — немецкие солдаты замерзали насмерть и не одна фрау и фройляйн голосили, получив похоронку с Восточного фронта.

Для верхушки Рейха, остановка и барахтанье немецких войск под Москвой — подействовало как удар кувалдой по лбу быка. Геббельс заткнулся и пару дней не выходил в эфир.

Между тем, незаметно подкрался Новый год и вот в канун праздника первая победа — разгром немецко-фашистских войск под Москвой. Тевтоны дрогнули в первый раз, было над чем задуматься. Потери немецких войск превышали все мыслимые прогнозы — в безвозвратных потерях первые миллионы солдат и офицеров фатерлянда. Прогнозы немецких стратегов покончить с Россией — рухнули. Фюрер бесновался. До его воспаленных мозгов стало доходить — его обули по полной программе, кинули словно фраера ушастого.

Эти уроды, амерканцы с англичанами и япошками все в белом, один Адольф по уши в дерьме и ему же его расхлебывать.

Была бы возможность, он бы лично перегрыз глотки им всем. А впереди — Сталинград и Курская дуга, Германия полной ложкой хлебнет горечь потерь и ужасов окружений частей вермахта. Прозвенел первый звонок для немцев под Москвой — они на свою голову не придали значения, а зря.

Если успехи наших войск видны налицо, то наши дела в санатории оставляли желать лучшего. Нет, процесс учебы шел нормально, наши курсантки преображались на глазах, повзрослели, изменились походка, движения стали более экономичными, появилась грация кошек. Они на глазах прогрессировали, на уровне автоматизма срабатывали рефлексы при смене обстановки. Казалось радоваться нужно...

После обеда ко мне в номер приперся Скуратов, потрепались о том, о сем.

— Командир, мне давеча, выпускница школы такой лихой афоризм преподнесла, думал, с кровати свалюсь.

— Ну-ка выдай.

— Какой красавицей не будь, все равно тебя е...уть.

Лениво хохотнули.

— Вот тебе и пуританское советское воспитание.

— Ладно, ты мне зубы не заговаривай, чего приперся?

— Владимир, нам нужен отдых, а то пропадем на боевом посту.

— На кровати, в объятиях симпатичной девушки? Уточнил я.

— Вот, вот, в объятиях — скривился Семен.

Я с тобой согласен, Сеня, заездят нас бабы. — Неделю отдохнем, вот встретим Новый год и отдохнем. — Да, как твои щенята?

— Нормально, после праздника заберу их в санаторий.

Людмила, кроме любовных утех дарила мне главное — знания. Она упорно учила меня пользоваться новыми способностями организма. Объяснила широчайшие возможности "третьего" глаза — видеть не только энергетические столбы, бьющие из недр Земли, но и переходы в другие реальности. А пользование телепортом оказалось настолько простым делом и как я раньше не допер, не понятно. Многому Людмила меня научила — начинала с главного — умения ставить мозговой блок. От этого порой зависит наша жизнь — она постоянно вдалбливала сию мысль в мою забубенную голову. Не ожидал, что под личиной проказливого бесенка окажется строгий, но справедливый учитель. По-хорошему, ей в ноги нужно кланяться, Стас, скотина, давно мог обучить элементарным вещам.

Но больше всего меня поразили ее лекции о Всемирной истории за последние пятьсот лет. Очень большой объем полезной информации получил и главное задаром, но многие знания — многие печали. Обществу рановато знать о всех перипетиях истории.

Занятия о теории времени и хронопереходах и прочих аномалиях, оказались для меня скучноватыми.

— Хронопереход..., коагуляция..., изменение темпорального поля... — бархатно-серебристый голосок Людмилы удаляется, мной овладевает покой и сладкая нега сна.

Вдруг, больной и неприятный щелчок по носу. Затем слышится сварливый голосок Людмилы — спишь на уроке лодырь — сто отжиманий.

— Людочка, да тебе привиделось, глаза от удовольствия зажмурил, ты же знаешь, мне так нравится твой голос.

— Ты ко всему прочему еще и врун.

Мы перепирались недолго — я ухватил мою прекрасную учительницу в объятия и закружил по гостиной, смещаясь в спальню.

На широкой кровати помирились и мирились не менее двух часов. Людмила заявила, сев на кровать и поправляя прическу:

— Так не честно, ты пользуешься тем, что я к тебе хорошо отношусь.

— Милая, ведь прекрасно, когда люди хорошо относятся друг к другу.

— Не передергивай — она погрозила пальчиком. — Отныне будешь записывать мои лекции, а потом будет экзамен — попробуй не сдать.

Интересные у нас отношения — мы не объясняемся в любви, не даем каких либо клятв, особо не сюсюкаем, а притягивает словно магнитом. И впервые в моей практике — нет моей доминанты, отношения равноправные, нет, тут я кривлю душой. Людмила явно выше меня во всем. Она очень тактична, ни разу, ни полнамека о своем превосходстве. Очень умна, да не то слово, эрудированна сверх меры, а по интеллекту на несколько порядков выше любого человека на земле. Подготовка в Ордене стоит на очень высоком уровне, но ведь и свои способности нужно иметь.

Между делом, заикнулся ей о моей возможности побывать в Ордене, с целью приобретения знаний и подготовки?

Людмила задумалась:

— Видишь ли, с технической точки зрения, никаких проблем... — и замолчала.

Я ждал неприятного продолжения и дождался.

— Препятствием может стать моральный облик человека — его душа, извини за откровенность.

— Ты считаешь, что я не достоин?

— Нет, дорогой, не считаю, но это только мое личное мнение — решение выносит Высший Совет Ордена.

— Да ладно, я особо и не настаиваю — на добрые дела моей добродетели хватает, понимаешь ли, а в Орден не гожусь. — Да не пошел бы ваш Орден в задницу, извини за выражение — так можешь и передать.

Я был зол:

— Ишь моралисты выискались, каким макаром вы тогда со злом боретесь — подставляете обе щеки, ждете, когда враг устанет вас бить и упадет в изнеможении?

Людмила, молча, оделась и ушла, больше эту тему в дальнейшем не затрагивали.

С ней все не слава Богу, вечно всякие выкрутасы, вспомнить только нашу с Семеном попытку преподать самоуверенной девчонке урок рукопашного боя.

Помню, мы в тот прискорбный день (кто же знал о печальных последствиях) опозорились по самое немогу и самое гнусное, курсанток находилось в зале немеряно.

Так вот, мы с Сеней, по расписанию проводили занятия русского рукопашного боя, хотя это не совсем верное определение. В свое время мы с ним объединили, создали некий конгломерат из русской рукопашки и боевого самбо, которым Скуратов владел в совершенстве.

В зале занятия шли своим чередом — тихо, спокойно, пока не дошла очередь до чертенка по имени Людочка. Наш трехминутный спарринг странно закончился — я обнаружил себя лежащим на мате — не понял, я че разлегся? — Запнулся за мат поди, экий неуклюжий стал.

Мне и в голову не пришло, что причина моего падения стоит рядом, скромно потупив глазки. Я правда глянул на нее с подозрением, да нет, не может быть, меня, громилу, без сантиметра двухметрового роста и шмякнула сия изящная девочка?

Публика видимо тоже ничего особо не заметила, курсантки сосредоточенно отрабатывали приемы — швыряли друг друга оземь.

И тут я произнес роковые слова — повторим спарринг? — девочка поняла меня буквально и через полминуты, немыслимым приемом бросила мою габаритную тушку метра на три.

— Писец, приплыли. — Интересно, а на суперскорости?

Попробовал с тем же результатом. Тут уже занятия прекратились — курсантки превратились в азартных болельщиц. Людмила предложила:

— Попробуйте вдвоем.

Сеня заржал, пришлось ему пыл умерить, зашипел в ухо — работай в боевом режиме.

У Скуратова вмиг глаза по пять копеек.

К этому дню я знал кто она и откуда, но и нас считал бойцами не из последних — равных пока не встречали. Встретили на свою голову.

Мы вдвоем ничего не могли поделать с девчонкой. Не знаю, по каким методикам их в Ордене готовят, но нам противостоял супербоец. Наваляла знатно. Публика неистовствовала.

Я, прийдя в себя, поднял руку.

— Заинька, мы сдаемся.

— Точно сдаетесь? — мой серебряный Колокольчик ждал ответа.

— Ой, как мы сдаемся, сапсем сдаемся.

— Тьфу ты, шут гороховый, — и пошла гордо вскинув головку.

А Скуратов, гад, по-пластунски уполз из зала, бросив меня одного.

— Да так жидко обгадиться, не ожидал-с.

Болельщицы веселились до упаду — и повод был. Конечно, сам поединок они почти не видели, но эффектную концовку лицезрели во всей красе.

— Как котят — горестно вздыхал потом Семен.

Я хоть и хорохорился, не подавая вида, но тоже чувствовал себя мерзопакостно.

В тот же вечер потребовал объяснения случившемуся у Людмилы — ответ получил маловразумительный, понял одно — их тренировали в месте с повышенной силой тяжести — об остальном молчала, словно партизан на допросе.

Перед главным зимним праздником, устроили нашим девочкам зачеты, под видом соревнований. Сначала они состязались внутри своих сотен, на лучшую десятку, а затем пять десяток оспаривали пальму первенства.