— Вот по всему выходит, что они с Пустынником были знакомы ранее и он с ними имел свои счета. Ты не можешь просто зайти в ночлежку и поубивать случайных обитателей определенной комнаты, даже если ты псих. Потому что либо тебе пофигу и ты валишь всех подряд, либо ты заранее знал, куда придешь и кого валить будешь.

— Ну это уже забота Следака, а наше дело простое — доставить Пустынника в город.

На самом деле, Ковалевский на этот счет имеет свои соображения: ему лично Пустынник не уперся. Но вот сказать 'господа, вы его в город пригласили, вот сами за ним и дуйте' он не может, пайки и довольствие надо отрабатывать, служба есть служба.

Ситуация напоминала Руслану капкан — куда ни кинь, всюду клин. Он бы взял с собой не тридцать человек, а триста, но... триста человек на одного? Возникнут логичные вопросы и, что хуже, сразу найдутся люди, которые эти самые логичные вопросы не будут задавать лично Ковалевскому, а сами же дадут на них свои ответы. Руслан вот буквально видит и слышит, как очкастая стерва вроде бы невзначай роняет, что если командир охранки не может притащить в город одного подозреваемого — зачем он такой нужен? Да, будут закидоны о профнепригодности капитана, на чужой роток не накинешь платок, а на предложение показать, как надо брать 'бешеную мясорубку с автоприцелом' тридцатью людьми, последует ответ 'не моя работа'. Увы, нельзя стать мало-мальски авторитетным человеком, занять высокий пост с хорошим довольствием и при этом не нажить врагов или завистников.

Так что у Ковалевского расчет простой: в его распоряжении временное окно в два часа. Если не найдет — придется возвращаться ни с чем, потому что он так спешил, что вот просто парней свистнул, в сани прыгнул и погнал, и возможности обустраивать ночевку в руинах у него нет, ибо подготовки нет. Ну что поделать, старался, но не нашел, город большой, четыре тысячи домов, из которых несколько десятков больших многоэтажек, за два часа не обыщешь. А что на следующий день Пустынник может быть уже далеко — не его, капитана Ковалевского вина.

Не Руслан притащил в город этого психопата, потому вины за содеянное им не чувствует. Напротив, позднее он не раз будет поучительно говорить 'а помните, я предупреждал насчет Пустынника, а вы не верили', и Наумов сотоварищи будут молча утираться, не имея, что возразить.

Но это будет потом. А пока надо добросовестно Пустынника поискать. Найдется или нет — уже другой разговор, и скорее, что нет, потому как Ковалевский, заботясь о вверенных ему подчиненных, не позволит разделять отряд из опасения наткнуться на волкарей, бандитов или людоедов. То есть, он-то знает, что тут этого ничего нет, потому как Седой в эти руины уже две ходки сделал и не заметил никакой опасности. Но чудилам в Ратуше Руслан этого, ясен пень, не скажет.

Кстати, о Седом. Жаль, но он будто назло ушел в рейд аккурат этим утром, уж у него нашелся бы для Руслана дельный совет...

— Михай, — сказал он, — глянь следы. Пустынник, если его заложник ничего не напутал, тоже доехал вот до этого места.

— А что тут смотреть, вон место, где развернулись сани. А вот цепочка отпечатков. Я не знаю, какая обувь у Пустынника, но это, возможно, он... Э, шеф, смотри! Здесь дальше еще следы саней и быка, ведут в город.

— Хм... Кто бы это мог быть?

— Не знаю, но человеческие следы идут как раз по этим.

Руслан уже проклял себя за глупость: где, черт возьми, была его голова? Стоило бы сказать вознице что-то типа 'давай тут в обход, подойди к городу чуть в стороне, а то вдруг там ждут' — и все, и не нашел бы он никаких следов. А тут еще и ляпнул... И вот следы Пустынника — а они с определенной вероятностью могут привести прямо к нему. С другой стороны... Да какого черта, в самом деле?! Он, капитан Ковалевский — страж порядка в Центре, самом крупном, развитом и безопасном городе Запределья, а не хвост собачий. Что будет, если позволить кому угодно творить в оплоте цивилизации всякую дичь?! Центр перестанет быть самым безопасным городом. И хрен с Наумовым, с 'дальней', с Ратушей, с очкастой стервой — но за спиной Ковалевского его собственный дом и семья, сестра, племянник, знакомые, друзья... А также вся та куча народу, которая общими усилиями сделала Центр тем, чем он является. У него нет вменяемого способа провести рейд на 'тихой волне', потому что следы — вот они. И, по правде, Руслан уже не очень-то и хочет вернуться ни с чем. Да, встреча с Пустынником не предвещает добра, но в нем уже проснулся инстинкт далеких предков, требующих любой ценой защищать свою территорию и свое стадо. В конце концов, чуть менее далеким предкам Ковалевского, бросавшимся с гранатами под гремящие и лязгающие чудовищные машины с крестами на броне, и то круче приходилось.

А тут — всего лишь Пустынник. И даже еще не факт, что встреча немедленно превратится в перестрелку.

Отряд, изготовившись к бою, двинулся по следу.

Ковалевский бывал в таких местах по долгу службы не раз и не два, но так и не привык. Пустые глазницы окон да заунывный вой ветра, как сказал бы поэт — та еще атмосфера. В былые времена имелась у художников мода на жанр 'vanitas' — когда рисовали вместо натюрморта черепа, ржавые щиты, червей и паутину. Дескать, помни о смерти, все земное преходяще... Жалкие потуги, на самом деле, особенно с точки зрения того, кто собственными глазами видал покинутые, мертвые города, в которых можно найти не только относительно новые останки сталкеров, но и тела их прежних жителей, навеки сохраненные вечной мерзлотой. Картинка с черепом, говорите? Как дети, честное слово.

След саней, быка и нескольких человек, явно сошедших с саней и лавирующих между крышами автомобилей, торчащими из слежавшегося почти до плотности асфальта снега, провел отряд по длинной улице, вывел на площадь и завернул за угол.

Ковалевский подал знак 'стоп' и неторопливо осмотрелся. Площадь — открытое место, вышел — и ты как на ладони. Улица, простреливаемая по всей длине, тоже не самое благоприятное поле боя, но при простреле вдоль группа может укрыться за углами домов, а при обстреле сверху стрелок должен высунуться из окна либо же отряд укроется под стенами домов на той же стороне, что и стрелок. А вот на площади укрыться толком негде, да еще и сама она в поперечнике метров триста, маленькая. То бишь, стрелок с винторезом достанет их откуда угодно и где угодно.

Ладно, идти-то дальше надо... Руслан осторожно выглянул из-за угла и ничего особенного не заметил. Следы идут вдоль стены дома — а это очень сужает область поиска, потому что если бы цель путников с санями была в другом конце города — они пошли бы напрямик через площадь. А раз свернули налево — то, стало быть, держат путь в ту часть города.

Руслан махнул рукой и двинулся дальше по следу. След пару раз обогнул наполовину ушедшие в снег автобус и грузовик — верней, до половины засыпанные — и устремился к небольшой улочке.

И когда он уже почти дошел до угла, то совсем близко от себя услышал спокойный, бесстрастный голос.

— Дальше хода нет, капитан.

— Пустынник, ты, что ли?

— Он самый. Риторический вопрос: чего надо?

Ковалевский быстро оценил ситуацию. Пустынник находится прямо за углом, и, поскольку его голос доносится как бы немного сверху, скорей всего, сидит на балконе второго или третьего этажа и потому имеет колоссальное позиционное преимущество. В случае штурма в лоб ему даже не нужно стрелять, он просто уронит с балкона пару гранат, если они у него есть, и спрячется внутри здания.

С другой стороны, Пустынник не настроен сразу устраивать перестрелку.

— Встречный вопрос: что это ты в городе наворотил?

— Оказал услугу тебе и всему человечеству, прикончив трех бандитов, если ты об этом.

— Вот тут два момента, Пустынник. Во-первых, откуда ты знаешь, что это бандиты? Во-вторых, так это не делается. Ты не можешь вот просто взять и порешить кого-то на основании своих догадок, это тебе не пустошь!

— Ты прав, на основании догадок — не могу. А вот в порядке самозащиты — запросто.

— О какой самозащите речь, если никто из них даже оружие не вытащил?!

— Объяснять долго, и у меня нет уверенности в том, что ты приехал за объяснениями.

— Тут ты прав. У меня приказ доставить тебя в город.

— Не могу помешать тебе попытаться, но это автоматически переводит тебя в разряд врагов.

Ковалевский почувствовал возмущение.

— Ты вообще в адеквате?! Я, между прочим, представитель законной власти города!

— Я не чувствую за собой никакой вины, а потому любое применение силы по отношению ко мне рассматриваю как враждебное нападение, это во-первых. Во-вторых, закон, как говорили в древнем Риме, есть коллективный договор граждан. Я не заключал ни с кем никаких договоров, отменяющих мое безусловное право на самозащиту по факту возникновения такой необходимости.

— А право на самозащиту никто и не оспаривает, — ответил Ковалевский, — вопрос лишь в том, а действительно ли была такая необходимость. Если ее не было — то это убийство. Объяснять, как именно люди, не имеющие оружия в руках, угрожали твоей жизни, ты не хочешь, и я не уверен, а есть ли у тебя это объяснение. Это первое. И второе, ты согласился исполнять наши законы в тот момент, когда вошел в город. У тебя в городе нет права стрелять по своему желанию, если только ты не подвергся прямому нападению, и факт применения оружия обязывает тебя давать объяснения. Во всех остальных случаях ты обязан обратиться к службе охраны, службе внутренней безопасности или в следственный комитет. Когда ты шагнул в город — ты обязался следовать его законам и подчиняться его представителям.

— Мне этого никто не сказал. Меня просто пригласили приехать — я приехал. Никаких дополнительных условий мне никто не ставил. Оказавшись в опасной ситуации, я действовал так, как вынужден был действовать, и не считаю, что должен что-то кому-то объяснять. Более того, когда ты приглашаешь гостя — на тебе лежит обязанность обеспечить его безопасность в твоих владениях. Если ты с этим не справился — вина твоя, не гостя.

— Звучит логично и даже в чем-то справедливо. Но одно дело — как оно звучит, и другое — как все было на самом деле. Расследование ведет Следак, не я. Соответственно, всю эту ситуацию, в которую ты попал, ты должен изложить ему.

— Тогда почему ты приехал без него? И просто между прочим: я никому ничего не должен. Приехал бы Следак — не вопрос, я бы рассказал ему, как все было, мне скрывать нечего.

— То есть, Следак должен сам ездить к каждому подозреваемому?! Ты понимаешь, как нелепо это звучит?

— Проблема Следака, не моя. И я не считаю себя подозреваемым. С моей точки зрения все ясно, понятно, логично и справедливо.

— А нам не понятно и не очевидно, а объяснять ты не хочешь.

— Ваша проблема, не моя. Капитан, давай я объясню тебе прямо то, что не дошло до тебя иносказательно. Я следую своим правилам и принципам, мне дела нет до ваших законов. Понимаешь, это не я к вам приехал. Это вы меня пригласили. Если бы я приехал в город — логично, что это подразумевает согласие с его правилами. Но если ты приглашаешь меня — то ты соглашаешься уважать мои правила, мои принципы и мои свободы. Город пытается поставить себя выше меня и навязать мне свои правила — это не пройдет. Ты пытаешься говорить со мной с позиции силы — это тоже не пройдет. Мы — в пустошах, здесь не работают никакие законы, кроме законов природы. Есть неписаное правило: в пустоши можно только просить, требовать — нельзя. Ты приперся сюда с толпой вооруженных людей по мою душу — это уже само по себе дает мне полное моральное право стрелять безо всяких разговоров. Словом, дело такое: я не настроен на конфликт с кем-либо, тем более вооруженный, поэтому, если ты хочешь разрешить его мирно — убирайся восвояси. Пускай приезжает Наумов или Следак — с ними и будем разбираться.

Хм... Интересный поворот, вот только говорит ли Пустынник правду?

— Но мы уже тут, и с транспортом. В чем проблема вернуться с нами в город?

— На то есть две веские причины. Первая тебя не касается, а вторая заключается в том, что никто не будет указывать мне, куда, когда и с кем мне идти или ехать. Повторюсь: я не знаю за собой вины, а даже если бы и знал — не припоминаю, чтобы я давал тебе право быть моим судьей.

— Браво, красноречие высшего уровня! Если следовать твоей логике, то разбойники, которых мы временами успокаиваем навсегда, тоже не давали нам права быть их судьями и палачами.

— Верно. Как я уже сказал, в пустошах действуют только законы природы, и 'сильный всегда прав' — один из них. Если случается неразрешимый конфликт интересов — в дело вступает оружие. Мне, на самом деле, более-менее понятно твое желание пойти на принцип и силой заставить меня подчиняться чуждым для меня законам — собственно, в этом желании кроется причина всех войн в истории человечества. Но и у меня есть принципы. Я тоже готов отстаивать свою личную свободу силой оружия.

— Понимаешь, Пустынник, нельзя жить в городе, отгрохать себе хоромы руками его жителей и при этом быть свободным от его законов.

— Я не связан никакими законами, кроме неписаных законов гостеприимства. Я ничем не погрешил против жителей города, напротив, оказал всем вам услугу. Но вот давать объяснения или не давать — это уже решаю я и только я. И поскольку ты пришел их требовать, а верней, выбивать силой — то я тебе их не дам, просто из принципа не уступать силовому давлению. Приедет Следак и попросит — будет более конструктивный разговор.

Руслан прикинул расклад так и сяк. Вооруженное столкновение чревато потерями, и даже в случае победы ни город, ни сам Ковалевский толком ничего не выигрывают. При этом, если Пустынник внезапно говорит правду, может так статься, что Руслан вернется с головой цели и телами убитых бойцов и узнает, что с приказом поторопились, что Следак уже что-то раскопал и разобрался, и тогда не будет ни триумфа, ни даже оваций, придется что-то говорить, глядя в глаза семьями погибших, еще могут и крайним сделать, мол, посылали за живым, а не за мертвым... В то же время, если взять злость в руки и отступить — не будет ни жертв, ни других необратимых последствий. Что сказать майору? Дурачка включать не стоит, а 'исполнительного' — запросто. А вот не было приказа взять мертвым — и все, где сядешь, там и слезешь. Не согласился Пустынник с ними приехать, что поделать, а оснований считать его разбойником пока нет, тем более что в его позиции есть свой резон. А в ответ на вопрос 'почему ты не заставил его подчиниться?' всегда есть гениальный ответ 'а почему я должен исправлять ошибки дурака, который пригласил в город не вполне адекватного человека?'. И потом — Пустынник и правда живым даваться не собирается, а у Руслана нет ни приказа на ликвидацию, ни оснований делать это по своему усмотрению. За Пустынником вроде как не водилась репутация человека, применяющего оружие направо и налево, напротив, он известен как не вполне нормальный и неприятный, но не склонный к конфликтам человек, которого никто никогда не ловил на лжи. По крайней мере, в пределах поселений он такой.