Наследник

— Айда в кафешку, — предложил Даниил. — Надо же отпраздновать такое дело!

— Ладно, пошли, — согласился Михаил. — А в какую?

— В Питере сегодня бардовский концерт в арт-кафе "Чужое небо" на Лиговке.

— Тогда надо в гражданку переодеться, нельзя там формой светить.

И троица друзей двинулась по коридорам к выходу, обсуждая все на свете, но только не свое задание — молчать о важном их научили еще на первом курсе. Кое-что сказать возле кабинета директора ребята позволили себе только потому, что никого рядом не было, да и каждые пять метров коридоров Академии отделялись глушащими полями. А к тому, что любую информацию кураторы в любой момент способны считать с их глашек или коммуникаторов, курсанты давно привыкли.

Навстречу друзьям попался высокий шатен с холодными синими глазами. Он вежливо кивнул и двинулся дальше. Михаил ответил и проводил однокурсника взглядом. Этот парень, Александр Коломцев, никогда ему не нравился, было в нем что-то скользкое, что-то вызывающее настороженность и даже неприятие. Возможно, он неправ, но довериться Коломцеву стало бы ошибкой, тот вполне способен идти к своей цели по головам. Поэтому Михаил старался держаться от него подальше. Соблюдал вежливость — и не более того. Интересно, куда это Коломцев пошел? Похоже, тоже к Зубру.

Выбросив из головы неприятного ему человека, Михаил с друзьями направился в общежитие — переодеваться. А переодевшись, они отправились на телепортационную площадку, откуда перенеслись в Санкт-Петербург. Никто из курсантов не знал, где на самом деле находилась Академия, ведь попасть в нее можно было только при помощи телепортации. Зато из нее можно было переместиться в любой город России, даже в Луноград, Марсополь и Титанис, столицы русских секторов на Луне, Марсе и Титане. По слухам, тайная система телепортов связывала вообще все поселения Империи. Естественно, в пределах одной планетной системы — межзвездная телепортация так и осталась загадкой для физиков. Но они надеялись со временем преодолеть и этот барьер.

— Вперед! — радостно провозгласил Даниил, взлохматив свою кучерявую шевелюру. — Сегодня я точно с классной девчонкой познакомлюсь!

— Иди уже, Казанова, — подтолкнул его в плечо Михаил.

И друзья, весело переговариваясь, двинулись по Лиговскому проспекту в направлении к выбранному кафе.

Сергей Елизарович с трудом сдерживал дрожь, следуя за конвоиром к кабинету следователя. Вызов в КВИБ-1, в общем-то, не стал для него неожиданностью, уже который год их группа диссидентов ходила по грани. Интересно, можно назвать это арестом? Вряд ли. Вежливое приглашение на собеседование со следователем губернского управления КВИБ-1, принесенное прямо на кафедру курьером в незнакомой мышастого цвета форме. Когда профессор распечатал конверт, ему показалось, что небо обрушилось ему на голову. Коллеги отпоили беднягу валерьянкой и принялись утешать, хотя поглядывали на него с опаской — от внимания квибовцев никто в среде интеллигенции ничего хорошего не ждал.

Как оказалось, преподавателя социологии дожидался на стоянке флаер без иллюминаторов, так что он понятия не имел, куда его привезли. Вышел наружу Сергей Елизарович в небольшом, ничем не примечательном дворике казенного вида. Затем оказался в здании, коридоры которого могли принадлежать любому учреждении в Империи. В конце концов профессора привели в кабинет со стенами, покрытыми деревянными панелями. Кроме стола, двух стульев и стеллажа с бумагами и инфокристаллами в нем ничего не было.

Внезапно одна стена отъехала в сторону, и в кабинете, словно призрак, возник светловолосый, совсем еще молодой человек нарочито простецкого вида. Вот только умные и жесткие льдисто-голубые глаза сразу выдавали, что он неглуп. На квибовце была темно-серая форма с двумя перечеркнутыми косой линией шпалами на погонах — профессор понятия не имел, какое звание они обозначают, никогда таких не видел.

— Добрый день, Сергей Елизарович, — добродушно улыбнулся молодой офицер. — Присаживайтесь. Меня зовут Михаил Иванович.

— Здравствуйте, — резко наклонил голову профессор, опускаясь на стул. Он с трудом сдержался от того, чтобы вытереть испарину со лба. — С какой целью меня вызвали?..

— Обсудить взгляды и действия вашей так называемой группы "Свобода", естественно, — усмехнулся офицер. — Пока вы варились в собственном соку, вас не трогали, но когда на вас вышли западные кураторы и начали финансировать...

— Нам просто помогают друзья из-за границы! — возмутился Сергей Елизарович.

— Вам дать прочесть послужной список каждого из этих "друзей" в ЦРУ и других службах? — сложил руки на столе Михаил Иванович, затем склонил голову набок, с живым интересом наблюдая за собеседником. — Мне нетрудно.

— Ложь! — отрезал профессор. — Они просто сочувствуют нашей борьбе за свободу.

На самом деле слова квибовца больно ударили его, он и сам не раз замечал странности в поведении западников и никак не мог понять, чего же им на самом деле нужно. Если они действительно из спецслужб, то многое становится ясным.

— И все-таки, — продолжил офицер, доставая из ящика стола папку и пододвигая ее к собеседнику. — Посмотрите.

Сергей Елизарович нехотя взял папку, открыл и принялся бегло просматривать лежащие там документы. Действительно, досье на знакомых ему двух американцев и трех европейцев. Все имели либо прямое, либо косвенное отношение к разведке. И трудно сказать, было ли это фальшивкой. Он сомневался, чтобы ради его крохотной группки стали бы проводить столь масштабную мистификацию, не тот уровень.

— Даже это не столь важно, — укоризненно посмотрел на него Михаил Иванович. — Хуже, что вы начали понемногу привлекать к своей деятельности молодых, студентов, засоряя им умы чуждыми нам идеями.

— Да почему же чуждыми?! — не выдержал Сергей Елизарович. — Что плохого в свободе?! Что плохого в демократии?! Народ сам должен выбирать себе правительство!

— Вы же историк и социолог... — вздохнул квибовец. — Вам ли не знать, что происходит в России при демократии. Наверх всплывают самые подлые и беспринципные люди, демагоги, способные только разрушать то, что построили до них. Они говорят много красивых слов, но что хорошего в реальности они хоть раз сделали для избравших их людей?

— Многое, — не согласился профессор. — Да, переходной период всегда труден, зато потом все станет хорошо. На Западе же эта модель работает!

— Опять за рыбу мясо... — скривился Михаил Иванович. — На Западе. Поймите, мы и они — разные цивилизации. К тому же там демократии нет, там плутократия, власть денег. Истинные правители находятся в тени, выдвигая на всеобщее обозрение свои марионетки.

— Опять эта старая идея о сионских мудрецах! — презрительно выплюнул Сергей Елизарович. — И не надоело вам это мусолить?

— Ну почему же сионских, далеко не все из них евреи, — откинулся на спинку стула квибовец, глядя на социолога, как на какое-то любопытное насекомое. — Но они существуют, это непреложный факт, нам даже известны имена многих. Мы не трогаем их, пока они не слишком нам надоедают. Если полезут, то заплатят за все. Причем, лично. И они это знают, потому не особо рискуют лезть в Россию. Жить-то хочется.

Он немного помолчал, а затем спросил:

— Скажите, чего вы и вам подобные добиваетесь? Почему любое достижение вашей родины вам как нож в сердце?

— Мы хотим свободы! — гордо выпрямился профессор. — Мы хотим сами решать, как нам жить! Без вашей указки!

— И какой именно свободы вы хотите? — в глазах Михаила Ивановича появилась усталость. — Свободы умирать от голода и холода? Ведь это основная свобода демократических стран. Там никто вам не поможет, как здесь. Там медицина только платная. Образование и жилье тоже.

— Вы не понимаете... — горько усмехнулся Сергей Елизарович. — Ну почему России обязательно надо переться своим, пусть дурацким, но своим путем? Почему не пойти по магистральной дороге, по которой идет все остальное человечество?! Ведь она единственно верная!

— Она тупиковая, — с жалостью посмотрел на него квибовец. — Вы ведь имеете доступ к западным информационным сетям? Чего там больше всего? Извращенной порнографии. Вы разговоры и обсуждения западных обывателей слышали? Там же пустота. На Западе вырастили идеального потребителя, полностью покорного властям. Там забыли о чести, достоинстве, вере и мечте. Там у людей один бог — деньги.

— Зато люди имеют право выбирать, как им жить! — отрезал профессор. — Да, там тоже есть недостатки, я не стану идеализировать, но зато там четко понимают, что человек произошел от животного, поэтому дают ему возможность самому решить, каким быть.

— А мы тянем человека к небу... — Михаил Иванович смотрел на собеседника с горечью. — Заставляем его расправить крылья... Вот, значит, что вам претит? То, что в Империи люди стремятся ввысь, к небу, а не к корыту, как свиньи...

— Вы опять не так поняли... — простонал Сергей Елизарович, всплеснув руками. — Это хорошо, что человек стремится ввысь! Но пусть он сам выберет этот путь! Понимаете, сам!

— И как же он выберет, если вокруг все живут за закону джунглей — кто силен, тот и прав? — прищурился квибовец. — А ведь это основной закон западной цивилизации. А вот еще один. Каждый сам за себя.

— Да что плохого в том, что человек заботится о себе?! — вспыхнул профессор.

— Ничего. Но кто-то из древних мудрецов однажды сказал: "Если я не за себя, то кто же за меня? Но если я только за себя, то зачем я?". Есть ответ?

— Не понимаю, почему вы считаете, что там все только за себя. Это же не так! Иначе они бы не подняли цивилизацию до таких высот!

— И чем же их цивилизация выше нашей? — насмешливо поинтересовался Михаил Иванович. — Мы во многом достигли куда большего.

— Тем, что у них полная свобода самовыражения! — запальчиво выплюнул Сергей Елизарович. — Тем, что у них отсутствует цензура! У них есть свобода слова!

— Значит, вы считаете, что любое описанное кем-либо извращение должно быть опубликовано? — прищурился квибовец. — Читал я в западных сетях сладострастное описание изнасилования детей, читал... И это вы считаете правильным?..

— Да! — сжал кулаки социолог. — Да и еще раз да! Каждый имеет право на высказывание своего мнения! Каким бы оно ни было!

— А то, что такая мерзость развращает неокрепшие умы, вы учитываете?

— Значит, у человека будет больше степеней свободы выбора.

Михаил смотрел на этого высокоученого глупца и понимал, что тот искренен в своих заблуждениях, действительно в них верит. Ну почему русскую интеллигенцию так тянет в сторону Запада, во все века враждебного России, какой бы государственный строй в ней ни был? Неужели не понимают, что все эти идеи псевдосвободы гибельны для страны? Неужели не понимают, кого хотят вырастить из молодых западники? Почему-то верят в декларируемые цели, не желая задуматься о том, что стоит за ними. Взять хоть Сергея Елизаровича. Великолепный ученый, умница, а несет такую чушь. И Михаил решил все-таки сделать последнюю попытку хоть в чем-то убедить профессора.

— Хорошо, пусть так, — он снова сцепил руки в замок, глядя в глаза собеседника, в которых горела вера в свою правоту. — Но что вы скажете на то, что у нас за сто двадцать лет ни разу не было изнасилования ребенка? А у них такое происходит постоянно — вы имеете доступ к их сетям, должны знать.

— Не было из-за страха! — отрезал социолог. — В Империи наказание за педофилию настолько страшное и бесчеловечное, что те, кто и хотел бы рискнуть, боятся. Да, такое — плохо, но вы опять же лишаете людей свободного выбора!

— А о изнасилованных детях, значит, можно забыть, да? — нехорошо прищурился квибовец. — Главное, чтобы у насильников была эта ваша свобода выбора? Так, по-вашему, получается? Вы понимаете, кем сейчас выглядите в глазах любого нормального человека?..

— О, Господи... — простонал Сергей Елизарович. — Да поймите же вы, что свобода выбора как поступить в той или иной ситуации — главное! Да, педофилия — это страшное, жуткое преступление, за которое следует наказывать. Но человек сам, по доброй воле должен отказаться от такого, а не от страха перед наказанием, как у нас!

— То есть, на детей, пострадавших от "свободно выбравших", вам плевать?..

— Да нет же! Я просто говорю, что западная модель намного правильнее! Пусть даже там безвинные страдают чаще, чем в Империи, но она все равно правильнее.

— Мне страшно смотреть на таких, как вы... — глухо произнес Михаил Иванович. — Ради своих измышлений вы готовы обречь других людей на жуткую судьбу. И не понимаете, идеалисты вы сумасшедшие, что даже если вам удастся занести сюда демократию, как сделали в девяностых годах двадцатого века, то ничего не добьетесь. Вслед за вами придут хищники, дождавшись, пока вы порушите все, до чего дотянетесь. Вам плевать, что в Империи социальная защищенность человека в разы выше, чем на вашем хваленом Западе. Вам плевать, что у нас напрочь забыли о таких понятиях, как бандитизм, насилие и почти забыли о воровстве. Вам плевать, что у нас никому не позволят умереть от голода, холода или отсутствия врачебной помощи. Вам плевать, что у нас для человека открыты все дороги — стоит лишь приложить определенные усилия, и ты добьешься многого.

— Да не измышления, а истина! — буквально взвизгнул Сергей Елизарович. — Да, пусть на Западе нет ваших так называемых социальных гарантий, зато там есть свобода, которой вы лишили русский народ! И там все равно живется лучше просто потому, что человек волен делать все, что пожелает!

— Вы так думаете? — сцепил руки в замок под подбородком квибовец. — А вы сами-то там жили? Или только бывали, как турист?

— Как турист, — с недоумением посмотрел на него профессор. — Но это ничего не меняет.

— Мда, — укоризненно показал головой Михаил Иванович. — Вижу, мы не договоримся. Поэтому у меня есть к вам предложение. Не желаете ли пожить на столь любезном вашему сердцу Западе несколько лет? Чтобы самому все увидеть, понять и на себе ощутить.

— Хотел бы я... — тяжело вздохнул Сергей Елизарович. — Я подавал на эмиграцию, мне отказали...

— Так в чем проблема? — хохотнул квибовец. — Организуем вам быстренько депортацию. Штаты вас охотно примут, как беженца от тоталитаризма. Или Европа. Живите. При этом у вас в течение пяти лет будет право на возвращение, стоит лишь обратиться в наше посольство. Правда, возвращение будет с условием, что вы прекратите лить грязь на свою родину. Как вам?

Профессор ошарашенно уставился на него и захлопал глазами. Такого он точно не ожидал. Многие из их круга мечтали уехать, но не получалось — либо не выпускала Империя, либо не принимала заграница. Особенно непонятно было последнее, ведь они — борцы с тоталитаризмом!

— Да, еще одно, — продолжил Михаил Иванович. — Возвращение возможно только для тех, кто в течение проживания за границей не сочинял небылицы о своей бывшей стране, то есть не сотрудничал с лживыми русскоязычными средствами массовой информации наподобие "Голоса Америки", "Свободной Европы" и тому подобными.