Книга 2. Бледное солнце Сиверии. Часть 2

-Придёт время.., — начал отвечать Ефим. — А что?

-Грустно будет.

-Кому грустно?

-Мне... Нам будет грустно без тебя, — отвечала Олечка.

Четыре года, а была посмышлёней остальных в её возрасте.

-Глупости... Ты всё быстро забудешь, — ответил Ефим, вдруг осознавая, что говорит-то он о себе.

Ведь это он забыл и отца, и мать.

Когда же я о них поминал? В прошлом году? В позапрошлом? — вспомнить, никак не удавалось.

-Почему? Не надо умирать... это плохо.

Ефим резко встал, чувствуя, что алкоголь заполз в разум и вот-вот прошибёт слезу.

Вся семья замерла, глядя на отца, который вдруг густо покраснел. А глаза его словно остекленели.

Смерть, это плохо, — мелькнуло в голове. Смерть это небытие. Тьма чистилища. Там нет чувств. Нет ничего... Одни лишь Искры, ждущие возврата в Сарнаут...

Ефим посмотрел то на меня, то на наёмника, а потом пространно заметил:

-Ну да, ну да... Ладно, Сверр, ты иди, мне тут поговорить надо...

И я вышел вон.

Сердце предательски стучалось в груди, отдавая в ушах тугим звоном.

Ну, вот теперь-то, многое и становилось понятым. Скорее всего, у Ефима просто не было выхода, раз он мне открылся. Лишь бы потом назад не стал отматывать. Сдаст тогда и пиши пропало.

А ведь Стояна меня предупреждала. А ты, Бор, в сны не веришь. Так то оно!

На дворе стояли всё те же наёмнички, хмуро поглядывающие на меня. Я прошествовал мимо и направился к семье Глазастиков.

11

Матушки были взволнованы. Они крутились у полок, что-то разыскивая. Дед уже проснулся и сейчас сидел на скамье.

-Тебя, Бор, приглашают к себе старейшины, — несколько печально сказали матушки.

-Что-то случилось?

-Нет, просто дань вежливости.

-Почётный гость? — чуть улыбнулся я.

-Да. Нам известно про Тона Ветродуя и, кроме того... кроме того, послы Сивые говорили, что ты благородный человек.

-Нужна помощь? — прямо спросил я.

-Наверняка понадобится. Отправляйся к юго-западной стене к Дому старейшины. Тебя там ждут...

-Постой, — подал голос дед. — Позволь совет: с Задумчивыми будь учтив. Это может... помочь.

Я кивнул, ещё не всё понимая, и пошёл в указанном направлении.

Дом старейшины, Элдерхайм, поразил меня своими размерами. Даже по людским меркам это здание было весьма большим.

Он не был окрашен, как все остальные дома, в лазуревый цвет, но имел одну весьма примечательную особенность: те столбики, на которых держалась платформа дома, были выполнены в виде громадных фигур, словно на себе поддерживающих здание.

Справа и слева от входа стояли длиннобородые и длинноусые старцы с голубоватыми глазами. Одетые в капюшоны, они были людьми, а не гибберлингами. А во лбу у старцев торчало нечто сильно смахивающее на третий глаз, как у ворожеев водяников. Суровый взгляд на их лицах, казалось, проникал в саму душу.

Дальше шла злобная фигура то ли тролля, то ли орка. На оскалившей здоровенные зубы голове у него высился рогатый шлем. Матёрые кулачища сжимали круглый диск щита.

Следом за фигуркой "воина" шла фигурка бородатого и весьма носатого "гоблина". На его плечи и голову будто набросили шкуру какого-то зверя (из-за снега, припорошившего всё вокруг, трудно было определить его породу). Руки сей безусый гоблин сложил по большой важности на груди.

Последние две фигуры постоянно чередовались друг с другом. В общей сложности я насчитал четыре "воина" и четыре "гоблина". Ну и прибавьте к этому двух "старцев" подле входа.

Кто это и что это — оставалось непонятным.

Элдерхайм состоял из двух круглых частей разного размера. Та, что поменьше, типа сеней, смотрела точно на север. На входе в неё занавесей-шкур не было.

Внутри у самого входа в жилище были ещё две вырезанные деревянные фигурки. Внешне они походили на одетых в тугие куртки с обтягивающими капюшонами на голове старичков, воздевавших руки кверху в своеобразном приветствии. Всё бы ничего, но уж слишком тесны были одежды для этих фигурок, и это не могло не вызвать улыбку.

Сразу у внешнего входа в "сени" справа виднелись всё те же охранные щиты-обереги на шестах, слева — деревянная рыба.

Меня проводили дальше: за откинутым пологом начинался и был Элдерхайм. Огромная высокая зала, в которой стоял устойчивый запах каких-то приятных благовоний, с лёгкими нотками хвои. Внутреннее убранство блистало своеобразным лоском, от всего веяло степенностью и неимоверной важностью. Правда этот лоск несколько "разбавлялся" наличием гигантских бочек вдоль стен (судя по всему, с элем), полками с плетёными корзинами и железными котлами. Но это нисколько не преуменьшало нахлынувшей торжественности и величавости.

Стены снизу были сложены из камня, а выше уже из дерева. По всему периметру под потолком висели на регулируемых цепях плоские котелки светильников, внутри которых горело масло. Прямо в центре стоял громадный медный чан с углями, обогревающий довольно прохладное помещение залы. Судя по всему, отапливали тут тем чёрным углём, вошедшим в моду в столице.

Я обошёл чан и очутился возле лежащей на полу дивной шкуры непонятного мне животного. Больше всего поразил его размер. Если я правильно рассудил, то ростом сей зверь был с хорошего тролля. А его голову увенчивали мощные закрученные спиралью рога, наподобие тех, которые я видел у фигурок "воинов" снаружи здания.

Справа от входа (тут внутри тоже были те смешные фигурки старичков, поднимавших ручки к небу) шла широкая винтовая лестница, заканчивающаяся своеобразной площадкой.

Я перестал таращиться по сторонам и пошёл вперёд к столу, за которым восседали старейшины. Кстати, их столик тоже имел детские размеры.

Прямо за спинами семейки Задумчивых стояли шесты с круглыми щитами и снова неизменные бочки (очевидно элем они запаслись на несколько лет).

Старейшины в отличие от послов Сивых из Новограда, казались неприступными. В своих церемониальных одеяниях они походили на каких-то древних божков. Но что ещё поразило, так это обилие золотых украшений, и именно золотых. Они блестали в свете огней, как новёхонькие начищенные монеты.

На голове старшего из "ростка" был дивного вида шлем, издали походивший на голову кошки. Глаза ей заменяли огромные изумруды, а то, что я поначалу принял за рога оказалось ушами. Венчал этот шлем ниспадающий с макушки за спину белый конский хвост.

Я подошёл к старейшинам на почтительное расстояние и поклонился по старой традиции, а не по новомодной имперской в виде кивка головой.

Кажется, такая учтивость порадовало всех присутствующих тут гибберлингов.

-Приветствуем тебя, Бор! — проговорил старший из братьев Задумчивых. — У людей тебя прозывают Головрезом, у эльфом — Серебряным Бором. А послы Сивые упоминали тебя в своем послании, как Ховдинга, Законника.

Я вдруг понял, что фамилии гибберлингов в переводе на человеческий язык, звучат несколько комично. Все эти Ветродуи, Сивые, Глазастики, Пышки — смешно, согласитесь? Другое дело, когда говорят семья Дистир, или Танкевоск, или Фёрсиктигг. Это уже благозвучнее, хотя и выговаривать непросто.

Но это лишь моё мнение.

-Мы слышали о тебе от наших братьев из Новограда. Слышали много доброго и славного.

-Благодарю за тёплые слова. Для воина нет приятней славы, которая опережает его. Однако у меня просьба: я тут тайно, потому не хочу, чтобы люди знали моё истинное имя.

Не в моей привычке говорить подобные речи, но обстановка того требовала. Здесь, в Гравстейне, жили явно по иным канонам, нежели гибберлинги в столице. Древние традиции, аспекты жизни, взгляды — здесь чужой мир, чужие законы. Они даже традиционный календарь, каждый месяц которого носил название одного из двенадцати Великомучеников, покровителей жителей Сарнаута, не признавали.

Мне было непривычно видеть, что в таком громадном поселении обитают лишь одни гибберлинги, а людям отдали в управление лишь небольшой участочек земли у северной части посёлка, прозывавшийся тут Меннесфольг.

-Волглые рассказывали, что ты при нападении водяников на караван повёл себя достойно и практически в одиночку сохранил и плот, и то добро, которое он перевозил, — продолжал хвалебные речи старейшина.

-Добро добром, но не все уцелели.

-Это да, — кивнул головой старейшина. — Печально...

Тут к нему подошёл один из братьев и что-о шепнул на ухо.

-Ах, да! — спохватился Задумчивый и хвост на его шлеме дёрнулся в такт. — На твоём плоту перевозили сию вещицу, — с этими словами старший принял из рук подошедшего брата, судя по всему, небольшой нож. — Столичный мастер Эдд Шепелявый с братьями выковал бесподобный нож.

-Это "котта"? — спросил я, глядя на матовое лезвие.

Мне приходилось слышать о традиционном для гибберлингов ноже, который они называли "котта". Без гарды, прямой, небольшой длины, по отношению к рукояти. В общем, на вид самый простой и ничем не примечательный нож. Но вот легенд о нём и всяких историй ходило немало.

-Да, это он, — старейшина вроде как улыбнулся. — Рукоять из кости единорога. Красавец!.. Ножам дают имена, ты ведь знаешь. Но у этого оно есть.

Тут старейшина хитро усмехнулся, и его глазки-бусинки засветились лукавством.

-И какое? — спросил я, понимая, что от меня ждут именно этого вопроса.

-Законник!

И уже стало ясно, что меня ждёт подарок.

-Прими его, в знак нашего расположения, — закончил за старшего второй брат.

-Благодарю, но дело в том, что у нас, людей, не принято дарить ножи. И тем более принимать их, как подарок.

-Отчего?

-По древнему поверью, нож нужно либо изготовить, либо заполучить иным способом, чтобы не стать кровным врагом тому, кто дарит... У нас так и говорят: "Не быть на ножах".

-Да? — старейшина удивился. Но почитание мной своих древних традиций его несколько обрадовало. Оно и понятно, ведь они, гибберлинги, тут, в Гравстейне, тоже горой стоят за свои традиции. — И как быть? Неужто продавать?

Гибберлинг всунул нож в кожаный чехол.

-Вот что, — громко сказал он, — я назначаю за него цену... одну копейку.

-Так мало? Такая цена его оскорбит...

-Слова воина! — Задумчивый хлопнул себя по бедру. — Тогда назначь цену сам.

Я чуть задумался.

-Отдам за него столько, сколько есть монет в моём кошельке.

-Ну что же, цена назначена.

Я снял с пояса кожаный мешочек и бросил его брату старейшины. Тот хотел было открыть, чтобы пересчитать деньги, но старейшина его остановил, мол, цена так и останется тайной.

-Ты должен понимать, что приобрёл, — сказал он мне. — Покажите ему.

За дело взялся третий брат Задумчивых. Он аккуратно вытянул Ховдинг, словно опасаясь порезаться, и подошёл к "детскому" столу. Резким движением к себе, он снял довольно солидный кусок стружки с торца дубовой доски. Затем, положив медную монету на стол, удерживая при этом её двумя пальцами, он, как мне показалось, практически без усилий перерезал пятак напополам.

Я принял нож, оглядывая его со всех сторон. Потом лизнул темную сталь.

-Он ещё никогда не был в бою, — уверенно заявил я старейшине. — Потому он "голоден".

-Ещё бы не был! И не быть ему в бою, а на дне реки, не отбей ты плот...

Я убрал нож в ножны и засунул его за голенище сапога. Лицо гибберлинга стало несколько мрачноватым, и он вдруг заметил:

-Жаль, что таких как ты, Бор, не было на всех плотах.

Последнее он сказал с явным огорчением. Я сначала подумал, что погибшие гибберлинги были какими-то его родственниками. Но потом всё стало ясно.

-С Ингоса нам направили святую реликвию, изготовленную самим Правшой, — продолжал старейшина. — Это надо же: астрал преодолела, даже в столице никто из воров не позарился, а тут...

-Что за реликвия? — поинтересовался я.

Ответила сестра "ростка" Осторожных (то была молодая гибберлингская семья поселенцев, состоящая в кровном родстве с местными старейшинами):

-В тайне мы перевозили на Новую Землю святой манускрипт "Великое Древо"... Слышал о нём? Нет? В этой рукописи изложена и хроника от начала начал, от самых первых гибберлингов, от Аса и Эмлы, до великих опустошений. Здесь своды наших законов и традиций... Описание войн с орками...

-Отчего корабль сразу не пошёл на Новую Землю. Зачем такой длинный путь?

-Все хотели приложиться к этой реликвии. Так сказать, лицезреть её воочию. Ведь это практически единственная вещь, если не считать Копья Рона, оставшаяся от нашей прародины Исы. Мы везли её в специальном ларце... А скоро праздник Великого Мары, и мы хотели зачитать несколько глав из жизни этого славного мореплавателя.

Я всё это слушал и не понимал, зачем мне это всё рассказывают.

-Эти водяники, — теперь заговорил старейшина, — совсем распоясались. Третьего дня они пытались напасть на наше поселение, но мы отбились... Много их лодок порубили, а самих сбросили в холодные воды реки. Не думаю, что они в ближайшее время сунутся.

-Во главе водяников был Слим, — добавил брат старейшины.

-Их вождь?

-Да-да, ты слышал о нём? Страшная личность.

Тут в разговор снова вступили Осторожные:

-Говорят, на обед ему ежедневно приносят детей... Мол, это позволяет продлевать ему жизнь.

-Глупости! — сердито ответили из другой семьи, носившей фамилию Угрюмых. — Да и вообще, давно пора пойти на Крутой Рог и разобрать поселение этих голоногих жаб на доски, чтобы...

Старейшина поднял руку в знак тишины.

-Водяники не самая большая проблема, — заметил он. — Пакостники они редкие...

-А как же "Великое Древо"? — подали голос Осторожные. — Да как на нас будут теперь смотреть остальные наши братья? Мы утратили...

Но тут верх снова взлетела рука старейшины:

-Утраченного не вернёшь. Если такова воля судьбы, другого не будет. И хватит о наших проблемах. Мы и так утомили гостя.

Я чуть улыбнулся и решил откланяться. Охрана проводила меня к входу, откуда я побрёл к пристани, всё ещё не зная, что делать...

12

Очухался от нестерпимого холода. Ощущение такое, будто я находился внутри льдины.

Глаза совсем не хотели открываться. Кажется, смерзлись веки. Потянулся было рукой, чтобы их растереть, но не смог даже пошевелиться. (Может, действительно вмёрз в льдину?)

От неудобной позы затекло всё тело. Не знаю, может просто каким-то чудом, я смог себя растормошить и огляделся.

Понимание происходящего медленно-медленно затекало в разум, словно капли воды сквозь дырявый потолок мерно падающие в горшок.

Дело обстояло так: я был связан по рукам и ногам, и лежал, судя по всему, на дне какой-то лодки. По плеску волн и плавному покачиванию стало понятно, что эта лодка в реке.

Сероватое небо над головой... Утро, кажется... Холодно, зубы выбивали дробь, тело ныло...

Почему я здесь? И где я вообще?

Снова попытался пошевелиться, но меня спеленали крепко, лишний раз не дёрнешься. Да тут ещё при каждом рывке начинал сильно ныть затылок.

Неподвижно лежать на дне лодки в скрюченной позе, да ещё хлюпаясь в ледяной воде — всё это начинало злить. Обиднее было ещё то, что я совсем ничего не помнил.