Эти и еще многие другие доводы были приведены с тою силой убеждения, которую рождает искреннее рвение. Маркиза Мойя также употребила свое красноречие, чтобы убедить королеву. И благородный дух Изабеллы восторжествовал. Она словно впервые осознала всю грандиозность проекта и заявила о решении снарядить экспедицию.
Возникло все же минутное колебание: к предприятию Колумба сдержанно относился король, да и финансы государства были истощены войной. На их пополнение требуется время. Может ли она обременять опустошенную казну расходами на дело, которое не одобряет государь? Сантанхель с тревогой ждал разрешения сомнений Изабеллы. В следующий момент тревога его рассеялась. С воодушевлением, достойным и ее самой и обсуждаемого дела, она воскликнула: "Я берусь за сие предприятие ради короны Кастильской и заложу свои драгоценности, дабы изыскать необходимые средства!" То была минута наивысшей славы Изабеллы: она навеки стяжала лавры покровительницы первооткрывателя Нового Света.
Сантанхель, желая не дать угаснуть этому благородному порыву, заверил ее величество, что нет необходимости отдавать в залог ее драгоценности, поскольку он готов ссудить нужные средства. Его предложение было с охотою принято. Средства действительно поступили из сундуков Арагона — семнадцать тысяч флоринов были выделены казначеем Сантанхелем из сокровищницы короля Фердинанда. Впрочем, несколькими годами позднее этот рачительный монарх позаботился о том, чтобы вознаградить свое королевство: в виде компенсации сделанного займа часть первого золота, доставленного Колумбом из Нового Света, была употреблена на золочение сводов и потолков в тронном зале великолепного дворца в Сарагосе, древней Альхаферии, где некогда обитали мавританские короли.
Королева спешно отрядила верхового гонца, чтобы вернуть Колумба. Тот догнал его в двух лигах от Гранады, на мосту Пинос, в горном урочище, известном кровавыми схватками между христианами и неверными во время мавританских войн. Когда гонец передал, что было ему поручено, Колумб заколебался: он слишком хорошо помнил бесконечные проволочки и двусмысленность обещаний, которые получал. Однако, узнав о выказанном королевою воодушевлении и о данном ею безусловном обещании, он немедля повернул обратно в Санта-Фе, безраздельно поверив в искренность государыни.
Глава 8
Соглашение с государями Испании
(1492)
По возвращении в Санта-Фе Колумб был тотчас же принят королевой, и ее благосклонность вознаградила его за все прошлые унижения. Выказанная ею доброта рассеяла облака сомнений и недоверия. Король, наконец, тоже дал согласие. Его упорство было преодолено благодаря посредничеству разных лиц, среди которых, в частности, называют его главного камергера и фаворита Хуана Кабреро, но в основном уступчивость его объяснялась уважением к мнению королевы. Изабелла отныне стала душою великого предприятия. К тому ее побуждало возвышенное и искреннее рвение, король же, как и во всех своих делах, оставался холоден и расчетлив.
Одной из первейших задач Колумб ставил себе распространение Христовой веры. Он предполагал достигнуть оконечности Азии, проникнуть в пределы обширной и великолепной державы Великого Хана и посетить подвластные ему острова, о которых он читал восторженные рассказы Марко Поло. Описывая эти богатые полудикарские страны, он напомнил их величествам о выраженной когда-то склонности Великого Хана к принятию христианства и о миссиях, которые посылали римские папы и благочестивые государи, чтобы наставить Хана и его подданных в католическом учении. Он видел теперь себя на пороге этого великого свершения. Он полагал, что открытие нового пути приведет к незамедлительному установлению сношений с этим огромным государством, что оно может быть быстро приведено в подчинение церкви и таким образом свет Откровения, как предсказывает Священное Писание, будет донесен до самых отдаленных концов земли. Фердинанд с удовлетворением выслушал его. Религию он сделал средством в достижении выгод; свершившееся завоевание Гранады показало ему, что распространяя власть церкви, можно под благочестивым предлогом приумножать собственные владения. Как было принято в те времена, любая страна, не признававшая истин христианства, становилась законной добычей христианского завоевателя. И весьма вероятно, что убедили Фердинанда рассказы Колумба о богатстве Манджи, Катая и прочих владений Хана, а отнюдь не стремление к обращению его самого и полудиких его подданных.
Побуждения Изабеллы были благороднее: это было горячее стремление совершить подвиг спасения ближних. Таким образом, оба испанских государя — хотя и по разным побуждениям — поддержали намеренье Колумба, и впоследствии, при отправлении в плаванье, ему даны были послания для Великого Хана Тартарии.
В своих пылких устремлениях Колумб не остановился на этом. Он пользовался теперь свободным, беспрепятственным доступом к государям, его душа все больше воспламенялась чаянием богатств, которые будут добыты по совершении им открытий, и он вновь предложил уделять эти прибыли благочестивому делу освобождения Гроба Господня из-под власти неверных. Король с королевою посмеивались его неумеренным порывам, но вслух выражали согласие и заверяли его в своей готовности к выполнению этой священной миссии даже и без ожидаемых им прибылей. Однако то, что представлялось им кратковременным порывом Колумба, было потаенным, выношенным замыслом. Никто и в наше время не обращает внимания на то примечательное обстоятельство, что освобождение Гроба Господня было одним из важнейших его намерений, предметом его помыслов на протяжении всей остававшейся жизни, торжественно провозглашенным в его завещании. Он, собственно, считал это одним из тех свершений, для которых был избран небесами, и впоследствии рассматривал великое свое открытие лишь как приготовление, ниспосланное Провидением перед выполнением этого дела.
По достижении взаимного понимания между Колумбом и государями королевскому секретарю Хуану де Коломе было поручено составить перечень статей соглашения. В них предусматривалось следующее:
1. Колумб получает пожизненно и для всех своих наследников и преемников звание Адмирала всех земель и континентов в океане, которые сможет открыть либо приобрести, со всеми привилегиями и прерогативами, предоставленными главным адмиралам Кастилии в пределах их округов.
2. Он назначается вице-королем и генерал-губернатором таковых земель и континентов и пользуется привилегией выдвижения трех кандидатов на пост губернатора каждого острова либо провинции, выбор из числа которых оставляется за государями.
3. Он имеет право оставлять в свою пользу одну десятую часть всех жемчугов, драгоценных камней, золота, серебра, пряностей и всех иных предметов торговли, находимых, покупаемых, получаемых меною, либо переходящих в его владение в пределах его адмиральства, с исчислением их стоимости исходя из общей суммы за вычетом издержек.
4. Он, либо его заместитель, является единственным судьей по всем тяжбам и спорам, возникающим в связи с торговлей между этими странами и Испанией, при условии, что главные адмиралы Кастилии осуществляют ту же юрисдикцию в пределах их округов.
5. Ему дозволяется теперь и во все последующие времена брать на себя одну восьмую часть расходов на снаряжение судов для таковой торговли и получать одну восьмую часть доходов.
Последняя статья, дававшая Колумбу право нести восьмую часть расходов на экспедицию, появилась вследствие предложения, сделанного им в ответ на упрек, что он требует себе одних только выгод, никак не участвуя в затратах. Он выполнил это обязательство благодаря помощи семейства Пинсонов и добавил к флотилии третье судно. Таким образом, восьмая часть суммы, потраченной на снаряжение крупной экспедиции, предпринятой великой державою, была внесена тем, кто задумал ее и рисковал жизнью ради ее успеха.
Эти договорные статьи были подписаны Фердинандом и Изабеллой в городе Санта-Фе близ Гранады 17 апреля 1492 года. Грамота о привилегиях, или патент аналогичного содержания на имя Колумба, была выдана государями в городе Гранаде тридцатого числа того же месяца. Этим документом звания и прерогативы вице-короля и губернатора также провозглашались наследственными, причем Колумбу и его наследникам жаловался титул дона — этим отличием в те времена пользовались лишь люди знатные и владетельные, хотя с тех пор достоинство его и снизилось, ибо ныне в Испании оно стало распространенным обращением.
Все королевские акты, изданные в связи с этим событием, подписаны вместе Фердинандом и Изабеллою, но все расходы несла Кастильская корона, и на протяжении жизни королевы обосновываться на новых территориях дозволялось едва ли не исключительно кастильцам.
Снаряжение флотилии было возложено на андалузийский порт Палос-де-Могер. Населению этого города, вследствие какой-то его провинности, по решению королевского совета надлежало каждый год выставлять для королевской службы две каравеллы. Указом от 20 апреля властям Палоса предписывалось не позднее десяти дней по получении этого указа подготовить к выходу в море две каравеллы и предоставить их вместе с командами в распоряжение Колумба. Одновременно последний был уполномочен изыскать и экипировать третье судно. Командам всех трех кораблей было положено обычное жалование военных моряков с выплатой за четыре месяца вперед. Им вменялось в обязанность идти в направлении, какое именем их величеств укажет им Колумб, и подчиняться ему во всем с тем единственным условием, чтобы ни он, ни они не причаливали в гавани Сан-Жоржи-да-Мина на побережье Гвинеи или где-либо в новооткрытых владениях Португалии. Выполнение их обязательств перед короною должно было удостоверяться грамотой Колумба.
Государи издали также распоряжение местным властям и людям всех званий и состояний в прибрежных областях Андалузии обеспечивать снаряжаемые суда припасами и содействием по умеренным ценам; за чинимые препятствия предусматривались взыскания. Поставки для флотилии не подлежали обложению пошлинами, и все уголовные процессы против лиц либо имущества любого лица, привлекаемых к участию в экспедиции, приостанавливались на время их отсутствия и на срок в два месяца по возвращении.
Перед отъездом в Палос Изабелла явила Колумбу знак самой сердечной благосклонности: 8 мая сын его Диего получил альбала, или патент пажа наследного принца Хуана, с назначением денежного содержания. Такой чести удостаивались лишь сыновья знатных вельмож.
Так, не раз вкусив томительного ожидания, не раз пережив крушение надежд, способное довести заурядного человека до отчаяния, удовлетворенный, наконец, в самых дерзких своих желаниях, Колумб покинул 12 мая королевский двор и в приподнятом настроении отправился в Палос. Пусть тот, кто избрав великую и достойную цель, падает духом перед лицом трудностей, помнит о том, что от зарождения замысла Колумба до его исполнения протекло восемнадцать лет, что большую часть этого времени он провел в почти безнадежных ходатайствах, терпя нужду, презрение, насмешки, что лучшие его годы были растрачены в борьбе, и что когда его настойчивость увенчалась успехом, ему было без малого пятьдесят шесть лет* (* Как отмечалось выше, большинство современных историков полагают годом рождения Колумба 1451; следовательно, в 1492 году ему было около 41 года (Прим. перев.).). Да придаст мужества дерзающим его пример.
Глава 9
Приготовления к экспедиции в порту Палоса
Еще раз явился Колумб к воротам монастыря Рабида, но теперь он пришел с победой. Достойный приор встретил его с распростертыми объятиями и предложил гостеприимство под кровом обители на время пребывания в Палосе. Благодаря положению своему и нраву, Хуан Перес пользовался влиянием в округе, и он использовал его для содействия экспедиции. В сопровождении этого верного друга Колумб отправился 23 мая в Палос, в церковь св. Георгия. Там городской нотариус в присутствии алькайдов и рехидоров* (* Вероятно, В.Ирвинг имеет в виду алькальдов; алькальд — городской голова или судья (алькайд — начальник тюрьмы или гарнизона). Рехидор — член муниципального совета (Прим. перев.).), и многих жителей огласил королевский указ, предписывавший городу снарядить две каравеллы и передать их в распоряжение Колумба, и была выражена готовность к выполнению его.
Однако, едва только стали известны обстоятельства похода, как по городу распространилось замешательство, близкое к испугу. Жители города считали корабли и экипажи обреченными на гибель. Владельцы судов отказывались рисковать ими в столь отчаянном предприятии, даже самые смелые из моряков и думать не хотели о невиданном и безумном плавании вглубь пустыни океана. Из уст в уста передавались питаемые невежеством и суевериями жуткие истории и небылицы о неведомых морях, и все предостерегали друг друга от участия в этой пагубной затее.
Ничто так убедительно не говорит о дерзновенности Колумбова предприятия, как этот переполох среди моряков, из которых многие были отважнейшими мореходами своего века. Несмотря на властный тон королевского указа и на изъявление готовности магистратами города, неделя проходила за неделей, но ничего не делалось во исполнение воли государей. Настоятель Рабиды поддерживал усилия Колумба всем своим влиянием и красноречием — но напрасно: ни одного судна получить не удалось.
Тогда государями были изданы более суровые предписания, датированные 20 июня: магистратам на побережье Андалузии повелевалось представить для королевской службы, хотя бы и принудительно, любые пригодные для этого суда, которые принадлежат испанским подданным, и обязать штурманов и экипажи следовать курсом, указанным Колумбом. Для надзора за выполнением этого указа был прислан Хуан де Пеньялоса, чиновник королевского двора, получавший двести мараведи в день, покуда исполнял это поручение, причем сумма эта должна была взыскиваться с тех, кто выказывал бы неповиновение, сверх иных штрафов, предусмотренных в указе. Этот указ был введен Колумбом в действие в Палосе и в соседнем Могере, но успеха он не добился. В обоих городах возникли волнения, дошло до потасовок и настоящих беспорядков, но толку не было никакого.
В конце концов вмешался уже упоминавшийся Мартин Алонсо Пинсон, богатый и предприимчивый мореплаватель, который проявлял действенную личную заинтересованность в экспедиции. Какого соглашения Они достигли с Колумбом относительно его вознаграждения, мы не знаем. В показаниях, дававшихся много лет спустя по поводу тяжбы между сыном Колумба доном Диего и короной, несколько свидетелей утверждали, что Пинсон должен был разделить с Колумбом его долю в доходах; но в свидетельствах по этому процессу столько противоречий и очевидной лжи, что отделить от них истину невероятно трудно. Поскольку непосредственных доходов экспедиция не принесла, никаких претензий такого рода не высказывалось.
