Но тут меня действительно пробило на самую настоящую истерику. Я заорал всей мощью своих легких, со всей силой ужаса представляя, что меня сейчас зашвырнут на сто километров от твердой поверхности в безвоздушное пространство.

— Я не Гагарин! Я не Гагарин! Я не Гагарин! Я не Гагарин!!!

— Отойдите, Сергей Палыч, тут не железки, как видите, тут проблемы личного состава. А это уже моё дело, — послышался в наушнике голос маршала. — Слышь ты, козёлик?! Тот, который в банке? Лично мне похер: Гагарин ты, не Гагарин. Но в ТАСС ушла информация, что первый космонавт Земли — гражданин СССР и носит фамилию Гагарин. Даже если ты не Гагарин, партия прикажет — будешь Гагарин. Понял? Не слышу ответа?

— Понял, — ответил потухшим голосом.

— Ну, вот и хорошо. Сергей Палыч, начинаем обратный отсчёт.

Третий голос забубнил.

— Девять.

— Восемь.

— Семь.

— Шесть.

— Пять.

— Четыре.

— Три.

— Два.

— Один.

— Пуск!

Ложе подо мной задрожало-завибрировало, и какая-то сила стала меня выталкивать вверх, одновременно вжимая в койку.

— От млядь попал, — буркнул я в космическое пространство.

— Юра, — раздался в ухе голос Сергей Палыча, — Скажи что-нибудь в камеру. Всё же момент знаменательный. Исторический.

Мля... А тут ещё и камера есть. Полный попандос!

— Поехали, — по традиции помахал я рукой.

Действительно, какая уже разница Гагарин — не Гагарин.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 40 число 5 месяца, пятница, 08:13

В этот раз меня просто разбудили. По-домашнему так, потрясли за плечо. Молча. И даже как-то ласково.

Очень опасался, что снова увижу автобус в подмосковном лесу.

Но, едва раскрыл глаза, как меня тут же чем-то укололи.

Потом напоили из длинного фарфорового носика чистой водой. Вкусной.

Потом стали обмывать, как покойника. Слегка поворачивая и приподнимая, как куклака какого ловкими руками, нисколько не интересуясь моими желаниями и не обращая внимания на мою реакцию. К тому же руки и ноги не отвязывали. Легкий сквозняк холодил голое тело, там, где его касались мокрыми тряпками.

Делали это всё две женщины глухо одетые во всё белое. С вычурными белыми чепчиками, похожими на экзотических птиц.

— Где я? — прохрипел на этот раз вполне членораздельно.

Сам я, в той позе, в какой меня приковали к этой тяжелой кровати, видел только недавно побеленный потолок, от которого ещё пахло купоросом.

В ответ раздались непонятные слова. И я понял, что сказал свою фразу по-русски, и меня, скорее всего, не поняли. Так же, как я сам не понял того, что мне сказали в ответ.

— Где я? — повторил на английском.

— Госпиталь, — ответила та банщица, что была покрупнее телом, не переставая меня обмывать и даже не повернувшись.

Госпиталь.

Значит не плен.

Уже хорошо.

— Наташа? — во рту опять пересохло, но пить не просил потому, как ответ на этот вопрос был для меня важнее.

Но та санитарка, что телом худее, видимо была телепаткой, и перед моим ртом моментом появился длинный фарфоровый носик, который принадлежал небольшому чайнику, типа заварочного.

Я напился и снова повторил.

— Что с моими девочками?

Та, что потолще пожала плечами и сказала длинную фразу, из которой я разобрал только слово ''доктор''.

Понятно.

Ждите ответа.

Ждите ответа...

Потом меня напоили тёплым бульоном, не куриным, но вполне себе птичьим по вкусу.

И опять чем-то укололи в шею.

Здравствуй, опа, Новый год. Хотя на этот раз откидывался в бездны я не стремительно, а весьма неторопливо, так сказать, прогулочным шагом. И не совсем в темноту черную. Просто был выведен из действительности в покой. Наверное, чтобы глупых вопросов не задавал.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 40 число 5 месяца, пятница, 28:13

В этот раз разбудили меня явно уже ночью, так как весь свет в кубрике исходил от настольной лампы-ночника на столе рядом с кроватью где-то у меня за головой.

Медсестра оказалась англоговорящей. Позвенев какими-то железками за пределами видимости, она ласково проворковала, протирая мне шею мокрой ваткой.

— Ну, вот и хорошо, больной, что вы проснулись. Теперь один маленький укольчик снотворного и завтра будете, как огурчик.

— Зелёный и пупрышку? — попытался я пошутить.

— Нет, свеженький и ядрёный, — улыбнулась она, обнажив ровные мелкие зубки, появляясь в пределах видимости, — Доктор Балестерос в восхищении. Говорит, что вы обязательно пойдете на поправку, если не будете брыкаться. С переломом шеи это очень опасно.

И снова убралась куда-то с моих глаз.

А я подумал, что своими виражами наперегонки со смертью я всё-таки сломал себе шею, причем не фигурально, а натурально.

— Может не надо уже снотворного. Я и так проспал, наверное, несколько суток, — взмолился я.

— Предписано доктором, — строго заверили меня, не оставляя никакой альтернативы.

— По крайне мере скажите мне: где я?

— В госпитале, — ответили мне лаконично, но совершенно не информативно.

— Это я понял уже. А где находится госпиталь? — настаивал я на определённости.

— В Виго, — ответили мне, — Вы в госпитале Рамбама.

— Что такое Рамбам?

— Не что, а кто, — строго поправили меня, — Рамбам — это акроним от раббену Моше бен Маймон. Ещё он известен в Европе, как Маймонид. Это знаменитый врач из Кордовы. Жил в двенадцатом веке. А госпиталь принадлежит сефардской общине города. У нас очень хорошие хирурги. Так что не беспокойтесь, всё у вас будет хорошо.

Я не видел её лица, так как медсестра стояла практически у меня за затылком, а я по-прежнему был привязан к кровати. Понял, что укола мне не избежать, но до него решил выяснить главное.

— Где мои девочки?

— Спят, наверное. Не беспокойтесь за них, они сюда каждый день ходят, справляются о вашем здоровье. Даже удивительно. Первый раз вижу, чтобы столько красавиц одновременно бегало за мужчиной, который внешне не представляет собой ничего особенного. Вы певец или актёр?

— Философ, — ответил ехидно, а в душе ликуя от того, что меня девчата не бросили тут одного.

— Вы давно со Старой Земли? — поменяла медсестра тему.

— Две недели.

— Значит, ТАМ что-то серьёзно переменилась с момента моего убытия, раз стало модно бегать за философами. Куда катится мир?

С этими словами она вколола мне очередную дозу, и я поплыл на волнах препарата, вторгающегося в мою кровь. Но настроение было очень хорошее.

Я отходил почти счастливым.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 10:04

Очнулся и некоторое время лежал тихо, не привлекая к себе внимания. Надо было обдумать ситуацию, в которой оказался. Хотя при таком ''обилии'' информации, хрен что удумаешь, кроме химеры. Однако... ''Штирлиц, подумайте, — сказал Борман. Штирлиц подумал и ему это понравилось''. Вот так и я, нравится мне сам процесс думанья после этой долгой тьмы без сознания и без думанья. Прав был де Карт: ''я мыслю — значит существую''. В конце концов, на философском факультете нас учили только одному — думать. Но это было раньше, во времена ''исторического материализма''. Сейчас со студентов тупо взятки берут. ''Садитесь — пять. Профессор, может все-таки четыре? Сказал пять бутылок коньяка, значит — пять''. И так, я мыслю — значит существую. Неоспоримая истина, и похер все основные вопросы философии. Тем, кто не мыслит — они не нужны уже. Совсем. Какая разница существует этот мир только вместе со мной или существует также и без меня? Мне в этом смысле всё уже перпендикулярно и фиолетово, раз я это оценить не могу. Каждый человек в глубине души солипсист##. Осознание того, что его не станет, а все вокруг так и останется его пугает похлеще дантовского ада.

Но мне главное, разобраться на каком я свете сейчас и почему привязанный?

## Солипсизм (от лат. solus — 'единственный' и лат. ipse — 'сам') — радикальная философская позиция, характеризующаяся признанием собственного индивидуального сознания в качестве единственно несомненной реальности и отрицанием объективной реальности окружающего мира.

Зрение, кстати, порадовало меня сегодня: видел даже самые мелкие пупырышки на потолке. Не всё так плохо, как казалось. Стоило выгнать козу... Вот так вот, сломаешь пару раз шею и станешь не только толстовцем, но и истовым поклонником Диогена Синопского, которому для жизни ничего не было нужно кроме глиняной бочки.

Как-то знаменитый философ Платон увидел, как Диоген моет себе овощи на обед и попенял ему: ''Если бы ты служил Дионисию, то тебе не пришлось самому мыть овощи''. В ответ Диоген только грустно выдохнул: ''Если бы ты, Платон, умел мыть овощи, то тебе бы не пришлось служить Дионисию''. Почему же я, тоже вроде как философ, по крайней мере, по диплому, всю свою сознательную жизнь ''служил Дионисию''?

Что-то паршиво я сегодня думаю. Мысль скачет, как та коза по веткам. Информация... Необходима информация, а её нет.

К Диогену Синопскому, когда он стал уже знаменитостью Афин, как-то пришел один крендель и попросился в ученики. Диоген повёл того на рынок, выпросил у торговцев большую рыбу, сунул её в руки нового ученика и потребовал за собой носить. Новообретённый ученик два дня носил за Диогеном эту рыбу, пока она не протухла, потом выбросил её, обругал философа матерно по-древнегречески, и ушёл. Чрез месяц Диоген столкнулся с этим человеком на агоре и сокрушенно воскликнул при этом: ''Надо же, такая маленькая рыбка разрушила такую большую дружбу''.

К чему это я? А к тому, что у девочек, что идут за мной в руках такая же рыба. Или эта рыба сам я?

Дверь со стуком распахнулась. Потянуло лёгким сквозняком.

Надо мной склонился человек очень похожий на Марчелло Мастроянни в молодости. Теперь стало понятно, почему медсестра вчера восприняла меня, как ничего из себя не представляющего мужчину. Куда уж нам, лапотным, если у них тут доктора с такими мордами...

— Вы доктор Балестерос, — спросил я его по-английски.

— Нет, я Лусиано Веласко Купер, — ответил тот мне на том же языке. — И даже не доктор, а всего лишь ординатор. Магистр медицины.

— Но мне сказали, что мой лечащий врач — Балестерос.

— Правильно сказали. Доктор сейчас делает обход и скоро будет здесь. Тогда и сможете задать свои вопросы. А мое дело в настоящий момент у вас реакции проверить, чтобы доктор, когда придет, видел полную картину вашего самочувствия. Визуально видно, что вам лучше, но процедура, есть процедура, — при этом он отцепил от кровати жестянку и внимательно её рассматривал, потом прицепил её обратно на спинку кровати, улыбнулся и сказал. — Температура у вас в норме. Это очень хорошо.

Ага... Как же... Знаем. Врывается врач в ординаторскую и кричит: ''Больной перед смертью потел?'' Ему отвечают: ''Потел''. ''Очень хорошо'', — довольно потирает руки врач и уходит. Ну, что за дурь сегодня мне в голову лезет? Захотелось поделиться этим с врачом, но спросил его за другое.

— Знаете, Лукиан, вы очень похожи на Мастроянни?

— Знаю, — спокойно ответил магистр медицины, не отвлекаясь от позвякивающего раскладывания своих орудий на столе за моей головой, — Меня из-за этого не приняли в театральный институт. А теперь поглядите сюда.

Врач помахал перед глазами никелированным молоточком.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.

22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 11:25

Доктор Балестерос оказалась приятной на вид женщиной лет тридцати. С крупными чертами лица, которые её ничуть не портили. И очень пышными формами, утянутыми белоснежным халатом. Копна коротко остриженных черных волос была не покрыта ничем, вопреки обыкновению этого госпиталя, где весь виденный мною персонал был в либо в зелёных шапочках-таблетках либо в белых головных уборах, похожих на угнездившихся птиц.

Потому, как магистр Купер приветствовал её лишь небрежным кивком головы, я поначалу принял доктора Балестерос за очередную медсестру, пришедшую делать мне процедуру.

Пока она ковырялась в бумагах, я спросил Купера.

— А когда же я наконец-то увижу своего лечащего врача?

Тот уставился на меня, округлив глаза, и попытался что-то сказать, но женщина его опередила.

— Я уже здесь.

Мне стало неловко.

— Простите, сеньора, — промямлил я, коря себя за такой косяк.

— Сеньорита, — машинально поправила меня доктор Балестерос. — Сеньорита Мария Балестерос. Ваш лечащий врач. Доктор медицины.

— Доктор, когда же вы, наконец, развяжете меня, мне в этой позе уже надоело лежать, — моментально нашел я время пожаловаться. — Да и затёк весь. Скоро пролежни появятся.

— Если не будете брыкаться по своему обыкновению, то развяжем, — спокойно проговорила сеньорита Балестерос, не отрывая взгляда от бумаг. — Вам необходим покой и фиксированная поза. Трещина во втором позвонке вещь серьезная. Вы же не хотите ходить оставшуюся жизнь со скрюченной набок головой, на которой уже есть скрюченный набок нос. Хотите стать таким красавчиком?

— А у меня ещё и нос соскрюченный? — озадачили они меня.

— Ещё как, — ответила сеньорита доктор, — но мы его пока не трогали. Были более насущные моменты поправки вашего здоровья.

Она машинально поправила волосы грациозным движением правой руки и продолжила.

— Вы должны быть благодарны тому бандиту, который ударил вас коленом по носу. Этим он изменил траекторию вашего падения из автобуса и сохранил вам жизнь, сам того не желая. Если бы вы упали, как падали, вертикально головой об землю, то перелом атланта вам был бы гарантирован с разрывами мозговой ткани. Летальный исход в течение суток, даже при самой мощной реанимации. И ещё вам повезло, что вас ещё очень быстро к нам доставили. Приходилось слышать о главном правиле полевой хирургии?

— Нет, — я действительно о таком правиле ничего не слышал.

— Первая минута — бриллиант, первый час — золото, первые сутки — серебро. А дальше — дерево, — просветила меня доктор.

— Какое дерево? — не понял я юмора и переспросил.

— То, из которого строгают гроб, — пояснил магистр Купер.

— Всё равно непонятно, мы же были довольно далеко от города. На границе с Валлийским принципатом.

— Вас доставили сюда на санитарном вертолёте, — улыбнулась доктор, — Вас и ещё одну девушку с проникающим ранением груди.

— Какую девушку? — всполошился я.

— Успокойтесь, доктор Волынски, вам нельзя волноваться, поэтому пока мы вам ничего не скажем, — тут же вскинулся магистр Купер.

— Эскулапы... — протянул сурово так, но, даже не матюгнувшись, тут же, послушно принял предписанную позу, хотя хотелось очень грязно ругаться на всех знакомых языках. — Ничего вы не понимаете в людях. Если вы мне ничего не скажете сейчас, то я буду намного сильнее волноваться, и уж накручу себя по любому гораздо сильнее от неизвестности. К бабке не ходи.

— К какой бабке? — удивилась доктор.

Пришлось пояснить.

— Это присказка такая русская. Когда всё предельно ясно и гадалка уже не нужна.