Рабыня

Я потупила взгляд. Она права. Я бы хотела ей пообещать, что их спасут, не тронут, но понимала, что это будет обман. Мы не выполнили своё задание с мужем. А значит, скольких девушек придётся пустить в расход, не известно. И пусть я сердилась на мужа, обижалась, но сейчас понимала, что он не может поступить иначе. Ну перебьёт он всех своих людей и что? Вновь начинать сначала? Внедряться в новую шайку, пытаться заставить себя уважать? И поняла, что не готова всё начать заново.

— Остя, скажи, после того раза, у вас было?

— Да, вчера.

— И как? Тебя скрутило?

— Нет.

— Сколько это продолжалось?

— Несколько часов.

— И как ты это вынесла?

Сказать, что мне понравилось? Что же делать? И обманывать не стоит. Девушка ведь мне доверяет.

— Это может быть приятно, если не думать о том, что он — насильник. Представить, что это твой муж, и он хочет воплотить свои мечты. Просто слушаться его и постараться не возражать.

Правду ведь сказала. Когда меня насиловал мой первый хозяин, у меня выбора не было. И того, кого бы любила. А когда я не знала, что Светозар и Радей одно лицо, такие мысли мне помогли.

Я разделась с Белянкой, и мы помылись в речке. После чего я помогла подобрать ей волосы под платок, чтобы не мешали, вспомнив, что в первый раз меня Светозар просто подстриг, потому что не видел моего тела. А ведь уговора на то, чтобы трогать волосы — не было. Речь была лишь о девственности.

— Постарайся ощутить прикосновения, возможно, некоторые тебе понравятся. Тогда ты можешь осторожно попросить продолжить это делать. Возможно, что хозяин не будет возражать, — давала я советы.

— Хорошо. Благодарю.

Мы с Белянкой, уже одевшись, вернулись к костру.

Тот самый душегуб, что посмел возразить атаману, протянул тому свой кушак*. (прим. авт. кушак* (Даль) — пояс или опояска, широкая тесьма, либо полотнище ткани, иногда с бархатом по концам, для обвязки человека в перехвате, по верхней одеже.)

Зар сделал жест рукой для Белянки, и она подошла. Он осторожно завязал кушаком ей глаза. На его лице не отражалось чувств вообще. Просто холодная суровая маска.

— Она твоя, на час, — Зар посмотрел на этого лиходея. — Только то, что ей понравится, Мар.

— Хорошо.

— И чтобы ни одной царапинки, и ни одного волоска не упало с её головы.

— Идёт.

И они ушли куда-то в кусты.

Вернулись спустя час. По лицу Белянки прочесть, что именно она ощущает, было невозможно.

— Проверь её, — велел муж.

А вот мужик был явно доволен. Улыбка не сходила с его лица.

Я пошла с девушкой вновь на реку, где мы помылись и я её осмотрела, как и её девственность. Всё было в порядке.

— Скажи что-нибудь.

А она покраснела как багряное солнышко на закате.

— Он сделал тебе больно?

— Нет, — она опустила глаза долу.

— Тогда что? Мне пожаловаться атаману?

— Нет, не надо. Всё хорошо. Просто...

— Что просто?

— Мне стыдно об этом говорить. Но мне понравилось, временами.

— А в остальном?

— Мы пробовали, не всё мне нравилось, потому мы не продолжали. Но знаешь, я бы не хотела с другим это повторить.

— А с Маром согласна?

— Ну, в тех же границах — да.

Когда вернулись, я передала слова Белянки атаману. Он кивнул.

— А мне можно? — спросил другой душегуб.

— Если найдётся девушка, ещё одна девушка, желающая. Потому как Белянка уже не хочет.

Желающих больше не нашлось. А муж после отошёл к своим людям и поговорил с ними. После этого мы выехали.

На следующем привале мужики повели себя довольно странно. Устроили бои, показывая свои навыки, оголённые выпуклые торсы, и естественно, девчатам разрешили смотреть. Именно разрешили, по желанию. Смотреть захотели все.

Потом двое душегубов уезжала в город, привезли девушкам подарки. Дорогие серьги, ожерелья, ленты.

Дарили не всем, а каждый одарил лишь одну девушку. Мар осчастливил Белянку. Да, некоторые из девчат остались недовольны. Но то, что было дальше, вообще не поддавалось моему объяснению. Вперёд вышла одна из неодаренных и подошла несмело к атаману.

— Я могу с вами поговорить?

Он кивнул по другую сторону от себя, мол, присаживайся. Девушка краснела, заикаясь говорила, но не понятно было, что именно она хочет.

— Остя, поговори с нею, — велел муж, а сам встал и ушёл.

— Что такое? — встревоженно спросила я.

Как оказалось, девушка всегда была лишена внимания, парни за ней не бегали, да и внешность у неё была не очень. Она довольно сильно стеснялась, и считала себя чуть ли не страшилищем. Хотя у неё были голубые глаза и красивые веснушки на лице. Да и тёмно-русые волосы были густыми и красивыми. В общем, ей понравился один душегуб, и она была не против попробовать с ним то, что ещё недавно получила Белянка. Ну, в меру, без принуждения.

— Я поняла, милая, — погладила её по спине.

Ну вот, что же творится с этими девчатами? Не помню я, чтобы подобное было, когда я была рабыней по-настоящему. Чтобы девчата сами захотели разделить ложе с похитителем... Хотя, нам такое даже не предлагали. Как знать, может, были бы желающие.

И я невольно загордилась мужем. Всё же он молодец. Порядок навёл в стане лиходеев, и как всё обставил. И все довольны. Может, я была не права, когда обвиняла его в том, что он пустил четырёх девушек на утеху. Я не помню, сколько было, когда я была рабыней. Тоже довольно много. А под конец у князя было всего шесть девчат, среди которых была и я.

Муж пообщался после с тем подчинённым. И тот оказался не против развлечься с этой девушкой Настей.

А вот после, когда я пошла проверять её, она отказалась даваться.

— Почему? Он тебе сделал что-то плохое? Угрожал?

— Нет-нет, — в страхе сказала она. Всё не так.

Девушка залилась слезами. В таком состоянии явно не стоило показываться к мужу. Как ни пыталась её разговорить, она молчала.

Когда мы вернулись, муж, увидев красное лицо Насти, схватился за саблю. Вот только девушка бросилась защищать душегуба, загородив собою. Мол, если его убьёте, то и её вместе с ним.

Какой поворот! В том, что девушка больше не девственница, я не сомневалась. Вот только, похоже, она сама захотела этого.

Муж недовольно сдвинул брови. И сделал жест своему человеку отойти.

Я постаралась незаметно отойти от места стоянки, пока мужики не вышли, сгорая от любопытства и боясь, что муж просто убьёт того. Хотя, встревать бы не стала, наверное.

А когда муж остался наедине с ним, я видела, как схватил его за шею.

— Ты что творишь! — шипел Зар.

— Я не нарочно. Она сама...

— Ты портишь товар!

— Теперь она бесполезна, понимаешь? Мне пустить её на потеху?

— Н-нет!

— И что ты предлагаешь?!

— Я-я выкуплю её свободу. У меня есть сбережения.

— Что ты в ней нашёл, ни рожи, ничего!

— Зато какая девушка, — восхищённо сказал душегуб. — А как она меня защищала!

Атаман отпустил подчинённого, а тот, схватившись за шею, достал из-за пазухи мешочек и протянул Зару.

— Зачем она тебе? Ради развлечения?

— Кажется, я влюбился...

Муж просто развернулся и, встретившись со мною взглядом, посуровел. Я тут же шмыгнула обратно. А спустя некоторое время воротился Зар.

— Так, всё, всем спать! Укладывайтесь!

Я решила лечь чуть поодаль от мужа, боясь, что он решит меня наказать за подслушивание. А после, когда он вернулся, одарил меня не очень дружелюбным взглядом, но ничего не сказал.

А среди ночи я встала, отошла недалеко от лагеря, а возвращаясь, пошла к мужу. Вот только не дошла, обомлела, увидев, как одна из девиц, обнажённая, склоняется над ним. Сперва хотела вмешаться, вцепиться ей в волосы, защищая своё, но что-то меня остановило. Наверное, желала увидеть реакцию мужа. А он притянул её к себе. Обида подступила к горлу. Я не могла на это смотреть, развернулась, и врезалась в чью-то крепкую грудь. А он меня притянул к себе, обнял. Я подняла мутный взгляд, и он поцеловал.

У меня не осталось сил ни на что, после произошедшего. И я повисла на его шее, так и не отойдя от потрясения. Меня подхватили на руки и унесли к реке. А после раздели. Безразличие захлестнуло с новой силой.

— Милая, ты чего?

— Там же ты... с другой... — всхлипнула я.

— Ага, я знал, что так будет. Девицы нынче пошли распутные.

— Но она же... а ты... то есть он...

— Пусть насладится парень женским обществом.

— Я недооценила тебя.

А муж собрал мои волосы, чтобы не намочились, и внёс на руках в воду. Постепенно прохладная водичка вернула меня к жизни, как и мужнины поцелуи. Он усадил меня на себя, чтобы я обхватила его своими бёдрами за пояс. А потом развернул вокруг себя, позволяя мне откинуться на спину. Было так легко на душе. Водичка обволакивала тело своими струями, легонько щекоча кожу. Сладостные ночные запахи щекотали ноздри. По небу то и дело проплывали облака, приоткрывая иногда серп растущего Месяца*. (прим. авт. Месяц* — название спутника земли, название луны). Я с небольшим усилием поднялась, обхватывая его за шею.

И мы любили друг друга. Вначале в воде, а после на суше. Потом муж одел меня, и на руках отнёс к лагерю, поднял меня на неподалеку стоящее раскидистое дерево. В ветвях оно образовывало огромную такую чашу. Муж постелил плащ, лёг на него, а меня уложил на себя.

А с утра пораньше он стал подниматься и разбудил меня. Уже светало. Он показал взглядом вниз. С дуба хорошо было видно весь лагерь и всех людей. Народ спал парочками. Причём некоторые девушки были голыми. В том месте, где спал муж, было целых две парочки. Неужели это охочие до атамана девушки?

Муж едва слышно свистнул, подобно пению какой-то птички.

Сразу же подскочили все мужики, бросили взгляды на девушек, после чего накрыли их плащами и ушли на другую сторону от почти потухшего костра.

А муж тем временем слез с дуба, помог мне тоже спуститься. После чего вернулся в лагерь, стал разводить костёр, взял у меня котелок, в котором я принесла воды. И я уже сама готовила еду. Если честно, меня немного раздражало, что девочки ничего не делают. Почему я должна готовить на всех есть? Ладно, мужики принесут дров, припасы, а девчонки что, княгинями заделались? Или уже и правда, наложницами? Особенно остро я это ощущала сейчас, после этой ночки, когда кто-то посмел на моё протянуть руки. Но муж сдвинул брови и помотал головой, мол, не устраивай разборок. Почему? В ответ получила лишь суровый взгляд.

Опустила глаза долу. Я спокойна. Спокойна. Потом стали просыпаться девчата. Первыми были именно те двое. Я занимаюсь своими делами, с трудом сдерживая себя. А они покраснели, глазки потупили. Сама невинность. А потом, видно, сообразив, что и слепому ясно, что они здесь делали, начали вешаться на атамана.

— Похоже, появились ещё легкодоступные девушки, которых можно пустить на утеху, — тихо сказал муж. Но я расслышала, как и они. А он продолжил: — У нас ведь много ещё неудовлетворённых мужиков.

Девчонки тут же в ужасе удрали.

А я улыбалась, пусть и повёрнутая к нему спиной, удовлетворённая местью мужа. Какая я стала мелочная.

Постепенно вкусные запахи каши с мясом пробудили всех. А спустя час мы уже ехали дальше.

До порта добрались без приключений. А вот дальше, по-хорошему, дело душегубов было передать девушек пиратам. Муж решал дела с несколькими людьми. Оставив нас под присмотром Мара и ещё двоих.

Я же, не желая общаться с девочками, села у дверей с Маром.

— Неужели тебе не надоело промышлять душегубством? Ведь рано или поздно наступит погибель.

— А тебе есть что предложить? — он улыбался.

— Тебе ведь нравится Белянка.

— И что? Она — рабыня. И мне не по карману.

— А ты знаешь, что вон ту, конопатую, выкупил ваш зеленоглазый у атамана.

— Правда? — на лице отображалось искреннее удивление.

— Ты не знал?

— Нет. Думаешь, атаман позволит потерять себе ещё одну рабыню?

Я пожала плечами. А что я могу сделать, я всего лишь наложница атамана. Он со мною не советуется, да и я стараюсь помалкивать.

— А ты разве не хотела бы свободы?

— И куда я подамся? Будь я девственница, возможно, была б возможность начать всё заново. Хотя и тут вы житья не даёте. Скажи, вот зачем всё это? Убийства, грабежи, пленные? Ради денег? Зачем они тебе? Не лучше ли жить с любимой женой, растить собственных деток и заниматься тем, что по душе и не вредит никому?

— Много болтаешь, — огрызнулся Мар. — И как тебя Зар терпит?

— Думаешь, нам есть, когда болтать?

На что мужик усмехнулся, понимая к чему я клоню. Мы какое-то время просто молчали.

— Ты его ненавидишь? — вдруг спросил он, а увидев непонимание на моём лице, продолжил: — Ну, нашего атамана. Знаю, он бывает жесток, но справедлив.

— Почему я должна его ненавидеть?

— Он изнасиловал тебя. Тогда, на площади.

А я вспомнила, как Озар меня впервые изнасиловал. Обида всколыхнулась в душе. С трудом удалось закусить дрожащую губку. Я не стала больше говорить, просто развернулась и ушла к девушкам, постаравшись скрыть слёзы. А ведь я так и не простила. Да, понимала, что уже много воды утекло. Я успела полюбить, принять, пойти на безрассудство. И я не сделаю ему ничего плохого, ведь он самый дорогой мне человек, наравне с Любиком, но отчего же так больно до сих пор?

Я села в уголок, как перед тем, как вызвалась добровольцем, и сидела. Девочки стали допытываться, что случилось, но я не обращала на них внимания. Что-то на душе так плохо было. Надоело всё. Ничего не хочу.

Вскоре пришли мужики и погнали нас на корабль. Всех. Почему? Не сказали. Просто погнали. Мы были заперты в трюме, лишь приносили еду. Снаружи доносились возмущённые голоса, но я не могла разобрать, что там, да и не хотела.

Вырвал меня из оцепенения голос Белянки:

— Позовите Зара!

— Больно языкатая девка! — послышалось в ответ.

Но её не тронули. Пока что. Через какое-то время отворили люк в трюм:

— Кто меня звал?

— Я! — вышла вперёд Белянка.

— Что хотела?

— Остя... она ещё перед погрузкой на судно как-то сдулась. Уже несколько дней ничего не ест, сидит в углу и в пустоту глядит.

Муж спустился в трюм и подошёл ко мне, взял на руки и полез по лестнице вверх. Свежий влажный воздух отнюдь не освежил меня, заставляя сжаться комочком и вспоминать, как девушек кидали на расправу пиратам.

— Скоро всё закончится, милая, — прошептал Зар мне на ухо, поднося меня к борту судна. — Посмотри какие волны. А ещё, погляди...

Я послушалась, и сердце забилось быстрее, как увидела выпрыгивающих из воды красивых морских животных.

— Это сосуны*. Они млекопитающие, дышат воздухом, как люди.

(прим. авт. сосун* — дельфин).

Я даже попыталась встать. Муж опустил меня на ноги, придерживая за стан. Не знаю, сколько прошло времени, пока стая сосунов от нас не отстала. Солнце клонилось к закату, а я по-прежнему смотрела на водную поверхность до самого небосклона.

А после Зар отвёл меня обратно в трюм. В его взгляде я видела сожаление и невозможность поступить иначе.