И опять Пожарский

Воевода согласно закивал. О чем разговаривали, Пожарский с Бутурлиным Козьма не слышал. Но только вышел через час князь Василий Матвеевич, сияющий как начищенный пятак. В руке же держал красивый золотой кубок изукрашенный каменьями.

Событие двадцать первое

Знаменщик (иконописец наиболее опытный, создающий рисунок будущей иконы) Иоаким Прилукин собрал отличную артель иконописцев. Личником был Семён Гагин, он рисовал лики святых так, что от них нельзя было глаза отвести. Платечником работал Иван Рябых, изображённые им ризы переливались всеми красками, словно святой только что пошевелил плечами, и одежды его чуть ворохнулись, заиграли на солнце самоцветами. Травщик был ещё юн, Фёдор Софрин, только второй десяток разменял, но травы и ветви дерев, выписываемые им, смотрелись как живые.

На стоглавом соборе более полувека назад были утверждены "новгородские таблетки" образцы написания икон, но сейчас после смуты многие настоящие иконописцы были либо убиты, либо умерли, не оставив после себя достойной смены, и по дрогам расписывать немногие появляющиеся храмы ходили сплошь богомазы. Они и писали без левкаса прямо по дереву. Такие изображения настоящие иконописцы презрительно именовали "краснушками". Рецепт левкаса (грунта) у каждой настоящей артели был свой, сколько-то мела, сколько-то рыбьего клея и льняного масла. Да, дело было не столько в рецепте, сколько в умении левкасчика тонко и равномерно наносить слой за слоем. Иоаким был отменный левкасчик.

Сейчас Иоаким сидел с князем на завалинке у избы вершиловского старосты и обдумывал его предложение. Предложение было необычным. Как зарабатывала себе артель на жизнь? Всё просто, идёшь из села в село, из города в город и предлагаешь в церквях, монастырях и соборах свои услуги, демонстрируя несколько написанных артелью икон, как образец своих возможностей. Договариваешься об оплате и, помолившись, начинаешь работать.

Княжич предлагал иное. Он построит для них просторный дом с отдельной комнатой для приготовления красок и отдельной комнатой для письма. Построит каждому дом или один большой на всю артель и приставит к ним женщин, чтобы те обстирывали их и готовили еду. Писать они будут только иконы. Отвлечёт их княжич только раз, когда артель плотников построит в Вершилове настоящую церковь со звонницей и куполом. Денег на всё необходимое для изготовления красок Пожарский будет давать отдельно от уговорённого помесячного заработка. Еда и услуги женщин тоже за его счёт. Платить он им будет по четыре рубля в месяц на всю артель, а внутри артели они могут делить заработанное как захотят.

Вечные бродяги, они не привыкли к оседлой жизни. Здесь же уют, забота и очень приличные деньги.

— Что же с теми иконами, княже, ты делать станешь? — почти согласился знаменщик.

— Хочу, чтобы в каждом дому, у отцовых крестьян, были красивые лики в красном углу. Хочу, чтобы в храм наш Вершиловский со всей губернии народ шёл помолиться и на работы ваши полюбоваться, — улыбнулся Иоакиму боярич.

Вот сидел перед ним обычный отрок, а улыбнулся и взглянул иконописцу в глаза и словно патриарх того по волосам погладил.

— Хорошо, княжич, благое это дело, когда в каждом дому лик святого есть. Только если всегда сидеть на одном месте и не видеть икон чужого письма, то и совершенствоваться не сможешь, погрязнешь в копировании, — высказал сомнение Иоаким.

Пётр Пожарский утвердительно кивнул.

— Правильно говоришь. Какой же выход?

— Надо нам время от времени хотя бы в Нижний Новгород или Владимир выбираться.

— Нет проблем, пока тут дома строят, можете в Нижний Новгород съездить, лошадей дам, подводу дам, денег на еду и на всё что для красок нужно дам. Скажите сколько надо и собирайтесь.

— Что ж, по рукам княже. Думаю, не пожалеешь ты о своей затее.

— Образ Богоматери Одигитрии Дионисия видел ли?

— Как не видеть, княже, и Богоматерь и фрески его в Феропонтовом монастыре на Белоозере имел счастие лицезреть.

— Сможешь ли повторить сию работу Дионисия? — Пёрт перекрестился.

— Что один человек сделал, второй всегда повторить сможет, — спокойно и уверенно в себе проговорил знаменщик.

— Добро, как вернётесь из Нижнего с неё и начинайте.

Событие двадцать второе

Пётр Пожарский стоял на взгорке возле церквушки села Вершилово и оглядывал окрестности вместе с четырьмя артельными старостами. Трое были плотниками, один печник.

— Ну, что "косопузые", — улыбнулся княжич, — Слушайте мою хотелку.

Что плотников сейчас называют "косопузыми" бывший генерал узнал только сегодня. Пришёл к нему староста вершиловский Игнашка Коровин и сообщил, кланяясь, что косопузые и печники сегодня к полудню прибудут.

— Какие такие косопузые? — не понял Пётр.

— Эх, боярич, да, ты не знаш. Плотников так кличут. Они топор за поясом на пузе носят, их и перекашиват, вот тебе и "косопузые".

Плотники подошли поближе.

— Смотрите. Тут, возле этой церкви мне нужен храм с тремя куполами и колокольней. Сможете.

— Сможем, княжич, не впервой. Скажи сколько саженей в высоту, сколько в длину и ширину, — переглянулись старосты.

— Не знаю. Но чтобы сто человек в тот храм могло на службу поместиться без давки.

— Понятно, княжич, сделаем. К весне на Пасху должны закончить.

— Замечательно, — порадовался Пожарский, Теперь второе. Мне нужен терем в два этажа, вот здесь, где мы стоим. Думаю, саженей десять в длину и столько же в ширину.

— И это не чудо, сделаем, — уверенно замотали головами плотники.

— Подождите, не закончил ещё. Прямо в центре должна быть круглая печь на всю высоту, а терем должен быть разделён на горницы так, чтобы в каждой горнице был кусок этой круглой печи. Понятно ли? Я потом на бумаге нарисую.

— Хитро! — присвистнул староста печников, — не делал такого, да и не слыхивал. А ты, княжич, откуда про такую печь узнал.

— Есть такая страна на западе, Голландия называется, так вот там такие печи и строят и называются они из-за этого "голландки", — Пётр не знал, строят ли уже в Голландии эти печи, но по-другому свои знания объяснить не мог.

— Хитро, — повторил печник, — "Голландки", — попробовал он на вкус новое слово, — ничё, если на бумаге изобразишь, смогём, чай не дурней басурманов.

— Смотрите, — снова обратился Пётр к плотникам, — Вот там, справа от новой церкви, которую вы построите, должен появиться дом длинною в тридцать сажен и шириною восемь саженей и в два этажа с двускатной крышей. Внутренне устройство я вам потом тоже на бумаге нарисую. Это будут кельи нового женского монастыря.

— Сурьезная работа, только и с ней справимся, — за всех ответил самый здоровый "косопузый".

— С другой стороны, как бы закрывающее площадь, получившуюся точно такое же здание. Это будет школа.

— Ого, — синхронно "огокнули" плотники.

— Там будет несколько горниц и в каждой горнице должна быть печь, так как дети будут учиться зимой.

— Чему же ты детишек учить станешь, княже, — печник хитро улыбнулся, — всех в монаси, что ль определишь.

— Грамоте, книжки читать, письму, цифирям разным, языкам басурманским, плотницкому делу, печному делу, кузнечному делу, воинской науке, корабельному делу, — серьёзно ответил Пожарский.

— Не много ли для мальцов? — не поверили все хором.

— Учиться будут с семи лет и до семнадцати. Десять лет, — ещё больше испугал их бывший генерал.

— И кто же это за них десять годков платить станет? — не поверил опять печник.

— Бесплатно всё, — пожал плечами княжич.

— Бесплатно, — хлопнул себя руками по ляжкам один из косопузых.

— Да, учить буду бесплатно, а учителям платить буду, — окончательно вогнал в ступор строителей Пожарский.

— А возьмёшь ли мово сынка в учёбу, княже, — нашёлся первым печник.

— Переезжай в Вершилово. Строй себе дом. Работы для вашей артели я на десять лет вперёд найду. Тогда, как школу построите, так и веди своего сына на учёбу, а если сам грамоте не разумеешь, то будут уроки и для взрослых, по вечерам. Вечерняя школа.

— Да врёшь ты все, княже! — не выдержал печной мастер.

— Ну, ты полегче, дорогой. Всё ж, с князем разговариваешь.

Печник бухнулся на колени:

— Прости, князь батюшка, задел ты меня. Не доводилось мне до сего дня ангелов вживу видать. Показывай, где дом строить.

— Хорошо. Теперь про дома. В четыре стороны от площади будут дороги. Вот на каждой дороге друг напротив друга, с обеих сторон, на расстоянии двадцати сажен и стройте дома. По десять с каждой стороны улицы и того восемьдесят домов. Нижний венец должен лежать на камнях, чтобы в землю не врастал. Высота дома внутри должна быть две сажени. Размер дома четыре сажени на четыре сажени, в центре каждого дома голландка и будет ещё печь, чтобы хозяйка еду готовила. Обе печи должны топиться по белому, то есть иметь трубы. Во дворе обязательно баня, тоже с белой печкой и конюшня на две — три лошади и коровник на две — три коровы. Крыша на доме должна быть двускатная сначала сделаем деревянную, а потом заменим на черепичную. Всё ли понятно.

— Нет, княже. Кто ж будет жить в этих хоромах, — опять печник.

— Если переедешь, один твой будет.

— Зимой дров не напасёшься на такую хоромину.

— Топить будем горючим камнем. Слышали про такой.

— Слышать-то слышали, только, вот, где его взять? — недоверчиво почесал затылок мастер.

— Я знаю, где взять. Это не всё. В отцовых сёлах, деревушках и починках стоит 165 дворов, рядом со старым домом нужно будет построить точно такой же дом со всеми конюшнями и коровниками и баньками. Вот теперь, наверное, всё.

— Что же, у тебя и крестьяне будут в этих доминах под крышей из черепицы жить? — пооткрывали рты плотницкие старшины.

— И с двумя печами, в дому топящимися по белому? — вторил им печной мастер.

— Ну, да, — спокойно выдержал их непонимающие взгляды Пётр.

— Княжич, — после долгого молчания первым начал тот самый здоровенный косопузый, — Ты ещё вьюноша и, может, не понимаешь, сколько это стоить будет?

— Сколько вам нужно задатка, чтобы вы начали строить?

— Ну, плотогонщикам надо заплатить, лесорубам опять, на такую прорву работы топоры бы новые заказать, — начал перечислять один из косопузых.

— Сейчас получите пятьсот рублёв, начинайте работы завтра же, первым надо строить кельи для монашек и мой терем. Но вас ведь много. Разбейтесь на бригады и стройте со всей возможной скоростью. Не бойтесь, работы ещё будет много. Думаю, вы и сами захотите перебраться в Вершилово.

Событие двадцать третье

Воевода Нижнего Новгорода князь Василий Матвеевич Бутурлин приехал из села Вершилово будто окрылённый. На следующий же день он устроил стрелецкой полутысяче сбор в кремле. Там, собрав сотников и их командира полутысячника Ивана Прокопова, объявил, что завтра будут воинские учения. Проходить они будут так. Полный десяток, без всякого исключения на больных и немощных, бежит две версты. Победитель заносится в особливый список. Стрельцы поворчали, повозмущались, что, дескать, враг у ворот, а они как дети малые бегать будут. Ничего, на смутьянов прикрикнули, те поворчали ещё чуток, но пробежали. Дальше, чудней. Пятьдесят стрельцов, что оказались в особливом списке, подвергли ещё одному испытанию. Устроили пальбу из пищалей по мишеням с пятидесяти саженей. Каждый стрелял три раза. Десять худших отсеяли. Затем оставшимся сорока стрельцам выдали учебные тупые сабли и устроили им попарно схватки. Победителей занесли в следующий особливый список, а проигравшие ещё раз рубились на саблях между собой. Десять победителей добавили к последнему особливому списку и обрадовали, что из них сформировали показательный отряд. Теперь они каждый день кроме понедельника будут бегать по две версты. В понедельник будут стрелять по мишеням, и рубиться на учебных саблях. И не дай бог, кто в понедельник будет с трясущимися руками с похмелья. Высекут. Народ начал возмущаться.

Князь построил три десятка лучших своих стрельцов и объявил, что им, как лучшим полагается от князя награда — один рубль серебром. Недовольство поуменьшилось. Но через неделю снова нашлись недовольные. Тогда князь снова собрал лучших и объявил, что по истечению трёх месяцев пробежек и других тренировок, пять лучших получат ещё по рублю, а победитель забега аж три рубля. Но и это ещё не всё, среди оставшихся 470 стрельцов через три месяца снова проведут состязания по бегу и десять победителей получат по рублю, а самый лучший два.

Когда княжич Пожарский уговаривал его, пойти на эту авантюру, воевода не очень верил в успех. И что же он увидел через неделю. Все его стрельцы, как оглашенные целые дни носятся взапуски, как мальчишки. Прекратили практически пить и бузотёрить. Требуют огненного зелья на тренировки и рубятся до синяков и шишек на учебных саблях. Все предсказания Петра сбылись, да ещё и с избытком. Воевода нарадоваться не мог. Если же прибавить, что деньги были не его, а Пожарского, то вообще — красота.

Второе, что сделал князь — это посетил острог. Вместе с двумя десятками татей, что привёз Пётр Пожарский, в остроге сидело без малого пятьдесят воров и душегубов. Воевода собрал их во дворе острога и объявил, что теперь они будут хлеб себе добывать трудом. Им выдадут кувалду и камни. Эти камни нужно будет разбить в крошку. Кузнецы по команде воеводы изготовили два сита. Вечером все надроблённые камни просеивали. Те, что оставались на первом сите, отправляли назад на дробление, те, что застревали на втором грузили в телеги и отправляли в Вершилово. Ну, а то, что просыпалось сквозь второе сито, тоже насыпали в телеги и отправляли в Вершилово. Пайки же душегубам и татям улучшили за счёт закупаемых на деньги княжича продукты и улучшили серьёзно.

Государев дьяк Фёдор Фёдорович Пронин тоже был доволен. Нашлась работа возчикам, они подвозили камень к острогу и вывозили получившуюся крошку в Вершилово. Получившие задаток плотники полным составом укатили в Вершилово, но заказали кузнецам сто новых топоров, причём из хорошего шведского железа. Кузнецы кинулись к купцам за железом. Печники заказали обжигальщикам огромное количество извести. Песок повезли в Вершилово возами. Город просто опустел. Создавалось впечатление, что весь Нижний Новгород работает на Петра Пожарского.

Событие двадцать четвёртое

У Петра кончились деньги. Ну, строго говоря, кончилась мелочь. С наличными монетами вообще была полная, с точки зрения генерала Афанасьева, неразбериха. Существовал талер, монета весом чуть меньше 30 грамм, из истории бывший генерал помнил, что весила она 27 грамм и вес этот не случаен, так как золото относилось к серебру как примерно 1 к 11, а золотая монета весила 2,5 грамма. Вот и получилось 27 грамм. Рубль, на который все мерилось на Руси, как монета не существовал, была четверть гривны, такая серебряная палочка весом примерно в те же 25 — 27 грамм.

Из захваченных у атаманов Сокола и Медведя (зверинец, блин) неправедно нажитых богатств серебряных рублей и талеров было около полутора тысяч. Было ещё почти три тысячи золотых монет. Кроме маленьких серебряных палочек достались Петру и большие, как пояснили ему стрельцы это гривна. Весили гривны около 200 граммов, и бывший генерал никак не мог понять, почему, если рубль это четвёртая часть гривны, то он должен весить 50 с лишним грамм, а весит грамм 25 — 27. Оказалось, что рубль это четвёртая не новгородской и киевской гривны, а московской. Тёмный лес.