Забытые: Тени на снегу

— Ось, а что ты всё-таки нашла в том доме?

Я невольно вздрогнула. Зим проснулся и сидел, глядя на меня в упор через костёр. Сказать — опять не поверит, не сказать — так и не отстанет...

— Это связано... с Забытыми, — ответила я с запинкой.

Знающий недоверчиво поднял брови:

— Что? С кем?

Я посмотрела на него порицающе:

— Зим, не дури. Ты же знающий. Тебе нельзя не знать историю мира и особенно период Забытых.

— Я слышал эти сказки много раз, — он улыбнулся. — И не очень-то в них верю. А ты, похоже, очень?

— Я не просто верю, — я поджала губы. — Я знаю, что Забытые были.

И знаю, что ещё будут.

— Интересно... — Зим прищурился. — В старых книгах о них почти нет упоминаний — кто такие, откуда взялись, куда пропали. Забытые остались лишь в людских сказках, ночных "пугалках" да проклятьях. Почему? И каждое следующее поколение верит в них всё меньше. И я сам, если честно, иногда думаю, что не было никаких могущественных чаровников. Были могущественные стихийные бедствия, из-за которых люди вынужденно бросили одни земли и перебрались в другие. А? Что скажешь?

— Учиться лучше надо, — отрезала я.

Зим снова улыбнулся, зачерпнул единственной кружкой чай из котелка и предложил:

— Докажи. Назови четыре памятных места. Их ведь было четверо? Стужа, Потоп, Зной и Буря. Четыре места — по одному на каждого. Где бы осталась память не стихийного свойства. Здесь, Ось. Места Обжитых земель. Которые можно навестить, увидеть и потрогать.

— Тебе, может, и существование души мира доказывать надо? — я тоже улыбнулась. — В Шамира ты тоже не веришь и считаешь его сказкой?

— Ну... — Зим чуть не поперхнулся чаем. — Ну ты сравнила...

— Вот именно, — я откинулась на стену и вытянула ноги. — И Шамир, и Забытые незримы. Знаний о них мало, одни догадки да сказки. И одна общая основа — вера. Неужели Гиблая тропа не научила тебя тому, что всё в этом мире возможно?

Он слегка смутился.

— Я не смогу ответить на твой вопрос, и ты об этом знаешь, — я прикрыла глаза. — Здесь следов Забытых очень мало — на Обжитых землях они развернуться не успели. Говорят, только пришли — и пропали. И то не все — лишь Зной со Стужей побывали. Когда люди поняли, что за напасть явилась, они, конечно, побежали. И Забытые протянули горы, чтобы запереть выживших в западне своих пределов, прошлись немного по долинам и... всё. Исчезли. Я не верю в сказки, Зим, и не буду их выдумывать в угоду тебе. Но я — знающая и верю в правду. Вот о ней могу говорить, если знаю хоть немного. Пей чай. И не тереби меня попусту.

Зим глянул досадливо, но чаем занялся. А я слушала зимнюю бурю, дышала чайными травами и дымком от костра. И вспоминала — всё, что мне рассказывали о Забытых в семье. Мама. Дед. А остальная моя семья сгорела в огне собственной силы, пытаясь обуздать её и нащупать новые возможности. Как и я когда-то. Как и многие до меня — такова участь большинства искрящих. И лишь мне Шамир дал шанс. Прежде я ломала голову — почему. А теперь понимаю: так совпало. Наверное. Может, ещё что-то было, чего я пока не могу понять в силу молодости и недоученности.

— И всё же, — снова подал голос Зим, — что ты нашла в том доме? Как оно связно с Забытыми?

Достал, хладнокровный...

Я открыла глаза и посмотрела на него в упор:

— А ты подумай. Вспомни всё, что знаешь. И докажи, что веришь. Назови памятные места, Зим. Здесь, в долине. Они есть, эти места. Найдёшь и обоснуешь — может быть, поделюсь. Ты не нуждаешься в тепле и не ощущаешь его, как и холода, так смысл рассказывать тебе, зачем нужен натопленный дом или большой костёр? Смысл рассказывать о забытом тому, кто не хочет верить, знать и вспоминать? Я донесу нужные сведения до своего наставителя, как положено. И закончим на этом.

Я накинула на голову капюшон и растянулась на лежаке. И почти сразу раздался сухой треск и запахло хвоей — Зим нервно ломал веточки. Понимая, что он не отстанет — хотя его происшествие в доме никоим боком не касается, мы не обязаны работать в парах и отчитываться друг перед другом, если не считаем нужным, — я заготовила ответ. Неприятный.

— Однако, Ось... — помявшись, снова начал знающий.

— Говорят, — спокойно перебила я, — что после Гиблой тропы люди теряют всё. Прежние знания и умения, частично память, частично — нрав. Единственное, что и остаётся неизменным, и проявляется в увеличенном виде, — то, что стало внутренней причиной смерти. Думаю, Зим, тебя сгубило непомерное любопытство. Сунул нос, куда не следует — и оказался одной ногой на Гиблой тропе. Так?

— Не твоё дело, — он резко замкнулся в себе.

— Запомни эти слова, — я расслабленно закинула руки за голову. — И говори их себе почаще, когда интересуешься тем, что тебя не касается. Извини за резкость. В следующий раз нагрублю. И будь добр, проветри. Нам-то с тобой всё ничего, мы почти бессмертны, пока честно трудимся на благо Шамира, а вот парень — человек. Может и не проснуться от дыма.

Зим недовольно засопел, и веточки так и захрустели в его пальцах. Но больше я не услышала от него ни слова, и по полу потянуло замечательно ледяным сквозняком. Я закрыла глаза и погрузилась в короткую дрёму. И хорошо бы, мама приснилась... Хотя путь ко мне ей каждый раз отыскивать непросто — Гиблая тропа и инородная сила путают даже кровные связи. Но прежде у неё получалось, и теперь получится. Обязательно.

Я проснулась резко и от странного ощущения. Чего-то не хватало... Я села, повернулась и встретила застывший взгляд Зима. Норов тоже проснулся и отчаянно тёр лицо собранным с пола снегом. Пёс чутко замер, поводя ушами. И было... тихо. Очень тихо. Сугроб больше не вздрагивал, и зима не ломилась к нашему костерку. А знающий шевелил губами, будто... считал.

— Собираемся, — велел он сипло. — Очень быстро. Это не конец. Временное затишье. Все на выход! Быстро-быстро!

Норов сгрёбся мгновенно. Только что зевал — и вот уже сноровисто собирает котелки-кружки. Я привычно прихватила тулуп. Зим одним ударом пробил стену и вышел первым. Пёс — за ним. А следом, переглянувшись, мы с извозчиком.

Знающий устремился вперёд почти бегом, и за ним пушистым хвостом потянулся растревоженный снег. Слетая с занесённой тропы, он быстро и послушно укладывался в высоченные сугробы. Тропку Зим прокладывал узкую — двум встречным не разойдись, — но нам хватило. Я даже оглядеться успела — ничего не видно из-за снежной завесы, кроме сумерек. Раннее утро. Едва светает.

Ездовой пёс живо нашёл в снегу сани, Зим шустро их выкопал и, пока Норов запрягал, расчистил дорогу. Пользуясь всеобщей отвлечённостью, я шёпотом велела Вёртке двигаться впереди нас и прогревать тропу, удлиняя проложенный путь. И пусть знающий снова меня заподозрит в непонятном. Не позволяет мне совесть ехать на чужом горбу при здоровых ногах.

Сани полетели по свежему снегу быстро и задорно. Подставив лицо ветру, я снова прислушалась к себе и поняла: предчувствие вернулось. В покое оно замерло, уснуло пригревшейся кошкой, спрятав мордочку в пушистом хвосте, а сейчас снова появилось. Зевнуло, потянулось, на вдох-выдох запустив в меня коготки, и уселось. Ждать. И я ощутила его острее, чем вчера. И снова оно почудилось неопасным.

И я тоже... подожду.

Затишье оказалось удивительно долгим — мы ехали до поздних сумерек. И, наверное, двигались бы и дальше, если бы Зим видел в темноте, как мы с псом. Но знающий скомандовал привал, хотя зима не подавала признаков злости. Ни дуновения ветра, ни снегопадов. Даже солнце несколько раз приветливо выглянуло из-за туч, и свежий снег в его лучах вспыхнул сотнями искр — на пуховом покрывале сугробов, на разлапистых елях, в морозном воздухе.

Однако едва стемнело, Зим снова нашёл какую-то поляну и обустроил очередной сугроб. Пёс за это время опять быстро сбегал на охоту и притащил несчастное пожёванное тельце. И, казалось, всё будет как вчера — и зима привычно рассердится, и ночь отзеркалит ночью.

Но — нет.

Когда голодный Норов, на завтрак и обед сжевавший мои последние бублики, скрылся с тушкой и котелком в снежном доме, Зим отозвал меня в сторону и прямо спросил:

— Сколько чар у тебя осталось?

— Мало, — честно призналась я. — Пять-семь. Из них лишь три — сильные. Вернее, они были бы сильными в мой сезон. Сейчас... увы. А что? — и насторожилась. — Кто?

Знающий оглянулся на сугроб, наклонился ко мне и тихо ответил:

— Дети зимы. Голодная стая.

Я невольно сглотнула.

— Где?

— Пока далеко, но я их уже слышу. Думаю, к середине ночи будут. И их так много, что бежать уже некуда. Сметут.

Дети зимы — малоизученная и бесконечно опасная волшебная необычность. Зачем Шамир их создал, никто не понимал, но — зачем-то создал. Существа, сотканные изо льда и снега, появлялись с началом зимы и проносились подобно горной лавине, сметая всё на своём пути, словно зверским голодом одержимые. Они ничего не боялись и не видели препятствий. Но, как и всё снежное, были чувствительны к теплу. И к непреодолимым препятствиям в виде гор и прочных городских стен, о которые разбивались, превращаясь в мёртвый снег. Но до тех пор могли натворить много бед.

Шамир изо всех сил старался сделать так, чтобы стая появлялась только раз в сезон и в пустынных местах, подальше от людей. А одинокие спутники... сами виноваты.

Полная версия здесь: https://litnet.com/ru/reader/zabytye-teni-na-snegu-b326714?c=3249755