Клуб Анонимных Некромантов

— Круг, круг, круг... Что такое — круг? Как ты в нем оказалась? Откуда у тебя вообще сила, зачем ты ее взяла? — посыпал вопросами Вася.

— Это все завтра. Или послезавтра. Короче, при встрече. Вообще-то, у меня лекции рано начинаются. Мы проторчали тут почти полтора часа, пора закругляться, — покачала головой Варвара. — Пойдем, я отведу тебя домой. В таком состоянии ты с лестницы навернешься.

— Мне некуда идти, — вздохнул было Вася, а потом опомнился. — Стоп. Или есть. Пошли выгонять твою милую тетю Фросю из моей квартиры?

— Пошли, — тяжело вздохнула Варя. — Только не выгонять, а укладывать тебя спать. Выгонять мы будем ее уже завтра, но мне кажется, что этого не потребуется. Бабка не колдунья, она вуаль не видела. Даже мне опыта не хватило. Так что сейчас ее отношение должно резко измениться.

— Варь. Я тут кое-что вспомнил, — вдруг осекся Василий.

— И что же? — подозрительно посмотрела девушка на аспиранта.

— Первую пару у вашей группы завтра веду я...

— Я не буду называть тебя Василием Ивановичем! — возмутилась Варя. — Максимум Мафусаилом Вторым.

— Что же, — филосовски пожал плечами Вася. — Придется рассказать Хольгу о том, что мы пили без него виски.

Глава 3. Похороны

Глава 3

Варвара хмуро смотрела в зыбкую заоконную хмарь, усилием воли пытаясь скинуть с себя одеяло и заставить собираться в институт. Усилий было достаточно, а вот воли явный недобор. С каждой минутой шансы на спокойные сборы стремительно таяли. Тик-так, и вот уже нет времени на то, чтобы спокойно позавтракать. Тик-так, и голову вымыть уже не получится. Тик-так, контрастный душ придется заменить спешным ополаскиванием. Тик-так, невыглаженный с вечера сарафан останется висеть в шкафу, уступая свою очередь джинсами и футболке. Тик-так...

Вчерашний вечер девушка помнила смутно. Головомойка от Любомира, скандал от Олега и Аделаиды. Крыша, закат, виски, злой и обиженный мальчик-мужчина Вася, которого потом пришлось вести в дом со свечой — иначе пришлось бы ловить его на асфальте с сачком. А путь со свечой — вещь удобная, но весьма своеобразная. Заходили-то они с крыши, а вот вышли в двух кварталах от его дома...

Дверь в подъезд открылась спокойно, а в квартиру — не поддалась. За ней что-то шуршало и громыхало, слышались шаркающие старушечьи шаги и ее неразборчивое бормотание. Вася, выпивший сто пятьдесят граммов виски, трезвел так же стремительно, как и пьянел, но все равно недостаточно быстро. Тяжело вздохнув, Варвара убрала аспиранта из зоны видимости дверного глазка и зажала звонок. Свет из глазка сменился тьмою, девушка ощутила, что ее разглядывают в тусклом свете парадной лампочки, и с трудом удержалась от того, чтобы показать язык старухе. Исключительно из юношеского ребячества и, чуть-чуть, в воспитательных целях.

— Варечка, это ты? — Послышался бодрый голосок пенсионерки. — А не поздновато? Времени уже половина десятого. Заходи завтра. Или что-то случилось?

— Случилось, Ефросинья Ивановна, случилось. — Варя на долю секунды задумалась, а потом взглянула на совершенно беспомощного на вид Васю, пусть и чрезвычайно злого, и с удовольствием соврала. — Вася выбросился с крыши, сюда едет полиция. Нужно придумать, что сказать его деду, чтобы он не выгнал вас из квартиры внука. И как-то объяснить властям, что вы вообще в его квартире делали, так как вы не его родственница.

Массивная железная дверь отозвалась скрежетом на отодвигаемые задвижки и проворачивающеся замки. Дверь открыла испуганная старуха с вытянутым лицом, которое стремительно стало краснеть, как только она увидела вполне живого, но весьма нетрезвого Василия.

— Идиот малолетний, так над старухой издеваться! Да у меня же сердце! Варвара, как ты посмела подыграть ему... Вы что, пьяны? А ну вон из моего дома оба! Вон, пока я милицию не вызвала! — затряслась Ефросинья Ивановна.

— Помолчи, а, — внезапно оттолкнул старуху Вася и, пошатываясь, пошел в туалет, где его явно стошнило. Подобные звуки никогда не обманывали.

— Ну что же вы так, — укоряюще посмотрела Варвара в лицо старухе, прикидывая, как бы ее так помягче "обработать", чтобы старческие мозги под гипнозом окончательно не размякли. — Это же не ваша квартира. Здесь ничего вашего нет, кроме того барахла, которое вы с дачи привезли. Зачем? Думали, что и эту потом сдавать будете, выгнав парня на помойку с его же жилплощади?

— А ты его видела хоть? — Внезапно совершенно спокойно ответила дворянка. — Я когда в лицо ему в первый раз посмотрела, мне плюнуть туда захотелось. Живу с ним и понимаю, что меня от одного запаха шампуня его трясет. От одной мысли о том, что мы воздухом одним дышим. Таким, как он — не место среди нормальных людей. Не достоин он жить среди нас. Да еще и в квартире своей. Дед его звонить перестал через неделю после заселения, а ведь чуял что-то, старый ко... лдун. Позвонил на следующий же день, когда слизняк этот приехал, а я его выгнала. Позвонил и сказал: либо с Васей живешь, либо съезжай. А куда мне съезжать? Дачу сдала на лето, те квартиры сдала. Жить-то на что-то надо.

— Поэтому вы и мою квартиру мне же решили сдать? — вернулся Василий, помахав в руке утренним счетом за электричество и начал вслух читать: — Ф.И.О. — Захарченко Василий Иванович. Адрес, период оплаты... О. Зарегистрировано — один. Проживает — один. Общая площадь, жилая площадь... Так. Вот. Собственность: приватизирована. Бабушка, вам на выход.

— Что? — дружно опешили Варя с Ефросиньей Ивановной. — В смысле — на выход?

— Да в прямом. Больше я не собираюсь делить квартиру с кем-то, — пожал плечами филолог. — Собрайте вещи и уходите.

— Да тут все вещи мои! — Вскипела Ефросинья. — Не пойду никуда. Пинками выгонять будешь?

— Нет, почему же. — Вася покопался в рюкзаке и достал телефон. — Полицию вызову, пускай выясняют, что за неизвестная сумасшедшая бабуля забрела ко мне в квартиру, которую я забыл закрыть.

— Так нельзя. — Дернула его за плечо Варя, разворачивая спиной к старухе и понижая голос. — Дай ей хоть пару дней на то, чтобы делать уладить и съехать.

— Я вас прекрасно слышу, можете не шептаться. — Внезапно горделиво выпрямилась Ефросинья, показывая свою аристократическую породу, которую ни одним замызганным халатом и растоптанными тапками, как выяснилось, не скроешь. — И никуда не поеду. Я сейчас же звоню Гене, уж он тебе покажет.

— Покажет, покажет. Всем и все покажет, — нервно захихикал Вася. — Бабка, я серьезно говорю, завтра к вечеру тебя тут быть не должно.

— Геннадий Федорович умер, — тихо пояснила Варя, глядя в бабушке глаза и беря ее за руки. — Завтра вы уедете весте со своими вещами и не будете возвращаться и подстраивать гадости Васе. Хорошо?

— Внученька, вот я родителям пожалуюсь твоим, что они скажут, а? — Проникновенно сказала бабушка, почти не изменившись в лице от новости. — И нечего за руки меня брать, все вы ласковые, когда вам что-то надо. Я знаю, из каких вы семей, но и я не лыком шита. Мне Генка от таких вот поганых глаз и языков сделал защиту. С крестиком ладят, хоть и колдовство, тьфу.

— Ага. Значит, внушению вы не поддаетесь, зато проклятых людей не видите? — Скисла Варя и посмотрела на Васю, красноречиво переводя взгляд на непонятную металлическую закорючку на шее старухи. — Криворукие Захарченко, все у вас через одно место. Это же надо было — создать амулет, который толком не работает. И что делать с ней теперь? Внушению моего уровня она не поддается, Ада или Любомир сейчас не поедут сюда, а кулон она сама не снимет.

— Я хочу спать, — невпопад ответил Вася, а затем стремительно шагнул к старухе и резким движением сорвал с морщинистой шеи цепочку вместе с крестиком и колдовской загогулиной. Резко отбросил в угол коридора: — Жжется, зараза. Варь, я тебя прошу — внуши ей все, что нужно, ты умная девочка. Я правда сейчас свалюсь, дурацкий день выдался. Обещаю завтра на лекции не придираться. Дверь захлопни или пусть эта грымза закроет. Конец связи.

И ушел, хлопнув межкомнатной дверью и громыхнув задвижкой. На стук и оклики так и не отозвался. Варе ничего не оставалось, кроме последовать его просьбе-приказу и поговорить с бабушкой начистоту. А потом пойти домой по ночному городу — до ближайшей открытой свечи.

И вот сейчас Варвара сидела на кровати, пытаясь стряхнуть оковы сна, и думала о том, чем же все закончилось у Захарченко-младшего. Взглянув на время, девушка охнула и торопливо вскочила с кровати, не включая свет — чтобы не разбудить младшую сестру. О создаваемом шуме можно было не волноваться, так что девушка без аккуратности и церемоний копалась в ящиках и с грохотом задевала предметы мебели.

Родилась Варя в большой семье, к моменту совершеннолетия девушки ставшей очень большой. Сейчас такие семьи практически не встречаются, разве что где-то в глубоких лесах, но никак не в центре Санкт-Петербурга. Помимо матери и отца, у нее было ровно одиннадцать братьев и сестер разного возраста. Три старших брата выросли и съехали, две сестры учились в закрытом лицее для одаренных детей, но и для девяти человек пятикомнатная квартира была маловата. Несколько лет назад было, конечно, гораздо хуже, но...

Родители девушки были глубоко верующими людьми, пытавшимися отмолить своих "заблудших" родственников, "тревожащих покой мертвых". Некроманты этот самый покой, в общем-то, чаще всего дарили, но ни Варя, ни ее покойная бабушка, передавшая внучке свой дар, так и не смогли никого убедить в этом.

Быстро собравшись (все-таки, джинсы!) молодая колдунья подхватила так и не разобранный с вечера рюкзачок и выскочила на улицу. На бегу к ближайшей свече сверившись с часами, поняла, что лекция началась ровно 10 минут назад. Понятное дело, что Вася не сказал бы ей ничего на опоздание, но вот как отреагируют на него однокурсницы... С одной стороны — молодой и красивый преподаватель-мужчина, пусть и аспирант. С другой стороны — многолетнее проклятье за один день не снимается. Стоит парню открыть рот, и последующие за этим события резко уронят вниз его хорошее настроение на длительное время. Как и чувство собственного достоинства, если там еще есть, что ронять.

Спеша к первой ближайшей свече, Варя неожиданно задумалась, почему аспирант-филолог ведет у них хоть что-то. Первое сентября она благополучно прогуляла, поехав на первый учебный день к сестрам вместо родителей, и потому расписания предметов не знала. Родители-то люди верующие, но чрезвычайно легкомысленные и себе на уме. К тому же, мама опять в положении, кажется... Не до девочек им.

Но это все — размышления сторонние. Центральные же — о том, что филолог может рассказать педагогам. Потому что именно на факультете коррекционной педагогики Варвара и училась. Конкретнее — на кафедре сурдопедагогики. А все это из-за младшей сестры.

Варя родилась первой девочкой в семье. У нее было три старших брата-погодки, которые замечательно проводили время вместе, не обращая внимания на сестру. Казалось бы, в чем беда? Есть младшая сестренка, которая родилась меньше чем через год после появления Вари, но все оказалось не так просто... Аня была совсем маленькой, когда практически перестала слышать звуки. Кажется, ей не было еще года, когда комбинированная прививка против дифтерии, столбняка и коклюша резко посадила ее слух, поразив слуховой нерв. Варя не понимала, почему ее братья разговаривают, мама с папой, бабушка — тоже, а Аня — нет. Потом уже пошли слухи, что "АКДС" — опасная прививка, и делать ее надо очень осторожно, но тогда... У родителей слишком часто было ответ "на все божья воля". Было удивительно то, что они вообще прививали детей, а не отдавали их в церковно-приходскую школу, куда принимали даже без медкарты.

Когда девочке исполнилось три года, слух стал улучшаться. То ли молитвы помогли, то ли сама природа решила исправить ошибку врачей. С близкого расстояния малышка слышала крик, с очень близкого — громкий голос. Очень, очень медленно она училась говорить. Слух понемногу улучшался, но свое самое первое сентября она встретила в школе для слабослышащих.

К одиннадцати годам было принято решение покупать слуховой аппарат, который ранее был противопоказан девочке из-за маленького возраста. Купили. Аудиолог оказалась недостаточно компетентной, ребенку достался слишком мощный агрегат. Девочка окончательно потеряла возможность восстановить слух. Это значит — только жестовый язык. Только спец-школа. Мир без слов и музыки. Даже без звука собственного имени.

После решающего приема у врача Аня плакала на плече у бабушки, но не слышала ни собственного плача, ни каких-то бессвязных успокающх слов. Варвара в тот день решила для себя, что сделает все возможное, чтобы как можно меньше девочек вот так вот безнадежно плакали. А вообще-то, она всех девочек мира была готова отдать за то, чтобы ее сестра засмеялась и услышала свой смех.

Шли годы. Почему-то родители были против того, чтобы дочери учились общаться между собой жестовым языком. Аня знала его, потому что училась в среди таких же детей. Варе приходилось учить язык тайно, в закрытой комнате. Младшие дети сторонились Анну, старшие братья не обращали на нее внимания. Родители ее просто не понимали, да и не старались, что для людей с их особенностями было довольно странно. Старенькая бабушка, защищавшая сестер, с каждым годом становилась все слабее, пока не зачахла окончательно. Когда Ане, рожденной в январе, только-только исполнилось семнадцать, бабушка окончательно слегла и больше не поднялась. Варвара, готовившаяся тогда к поступлению, была старше на год, но Аня сама вызвалась сидеть с умирающей бабулей. Она же позвонила сестре, когда старушка умирала, и тихо заплакала в трубку, так, что Варя сразу поняла: случилась беда. Обычно сестра писала сообщения. По очевидным причинам.

Как человек, который почти ничего не слышит с самого детства и практически не представляет, как это делать, Анна не могла принять дар полностью, поэтому сестры разделили его. Варя научилась воздействовать и слышать. Аня — видеть, чувствовать и говорить. Бабушка никогда не демонстрировала своих возможностей внучатам, но почему-то все знали, кто приносит в семью большую часть дохода. И почему-то ни у кого никогда не возникало вопроса, кто же унаследует дар старой ведьмы. Но... Аня с тех пор не научилась помогать людям. А Варвара — не хотела. Урезанный дар — то еще удовольствие. Сколько бы она не старалась, многие вещи были ей практически недоступны — ими владела сестра. Поэтому, например, Варя не распознала проклятия на Василии — видящая-то Аня. Тому, что многие имели по умолчанию, просто получив дар, ей приходилось тяжело учиться. После смерти бабушки их отношения с сестрой претерпели очень странные метаморфозы, и Варвара сама даже не могла сказать, чего в них больше — любви, чувства несправедливости или недопонимания. Обе девушки не могли понять, кому же дар предназначался. Обе имели свои мысли на этот счет. Аня до сих пор не могла простить родственникам того, что они практически бросили умирающую бабушку. Варя до сих пор не могла разобраться в самой себе и понять, как относится дальше и к сестре, и к покойной родственнице.