Замполитрука

— Можешь покурить, после еды.

— Так нечего!

— Держи, помни мою доброту, провинишься, спрошу по полной.

Достал из ранца кисет.

— Оставь себе, у меня еще есть.

— Угу! — Карасев 'навинчивал' кашу.

* * *

'Так, с сигаретами из экзотических пачек надо заканчивать. Часы, ну ладно сойдут за трофейные, хотя надо переодеть на те, которые с немецкого офицера. Продукты скоро кончатся и по поводу их упаковки головной боли не будет. Винтовка!

Трофей? Не катит, патроны-то наши. Что-то типа дедушка подарил? Три ха-ха! А ладно, тупо нашел в брошенной полуторке! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Две пачки трофейных сигарет 'Umo', по размеру не подходили для того, чтобы набить их своими 'курительными палочками'. Придется побыстрее все выкурить, соблюдая сугубую осторожность, да и окурки прятать. Расстаться со своими запасами и быть как все, не могу! Про остальное, прибор ночного видения — трофей. Батарейки? Поскоблить от дат и тоже трофей'.

Со всеми этими размышлениями гимнастерка прекрасно отстиралась от следов крови в холодной воде. Развесив ее на кусты, принялся за снятое с убитого тезки белье.

* * *

— Бойцы! С едой надо что-то делать. У доброго дядюшки продукты заканчиваются, какие предложения?

В ответ молчание. Сопят, думают. Понятно, что ни хрена они не придумают. Грибов в лесу нет, ягод нет, разве что земляника, но ей сыт не будешь. Только по кустам придется постоянно сидеть отдавая долг природе.

— Чего молчим?

— Так, это ... надо в деревню, какую ни будь зайти. — Выдавил из себя Карасев.

— Христорадничать? Подайте на пропитание!?

— Нет, товарищ замполитрука, купить продукты.

— А деньги е?

— Есть, шесть рублей.

— Это сумма! Особенно притом, что деревни сейчас под немца пойдут, и деньги наши хождения иметь не будут. — Тут я немного лукавил, вполне себе советские деньги имели хождение во время оккупации, читал про это.

— Так мы вернемся, вдарим по немцам на старой границе, и в наступление! Они так и побегут! До самого Берлина! — Вступил в разговор Фомкин.

'Эх! Ребята! Побегут, только постоянно огрызаясь в сорок третьем — сорок четвертом, а сейчас мы только отступаем и еще долго будем ...'

— Карасев!

— Я, товарищ замполитрука!

— А ты кто по гражданской специальности?

— Я финансовый техникум закончил в Ленинграде.

— А сам откуда?

— Из Лодейного Поля.

— Финансист значит? Будешь начальником снабжения и казначеем отряда.

— С шестью рублями?

— Деньги я тебе дам, и наши и немецкие. Немного правда, но что есть, то есть, постараемся добыть побольше.

— А как наш отряд будет называться? — Влез в разговор любопытный Фомкин.

— Пока сводное отделение. А там посмотрим. Может к нам еще кто присоединится, глядишь, и до взвода развернемся.

— Оружие бы нам, — практически одновременно уныло произнесли бойцы.

— Вот насчет оружия, продуктов, боеприпасов, формы для ...хм, подносчика снарядов и главного топографа, а самое главное карты, надо думать и искать

— А чего искать, на ближайшем поле боя все найдем!

Карасев, после поставления на должность главного казначея, видимо подумал, что ухватил бога за бороду, что мне активно не понравилось.

— Алё! Военный! Ты что рот раскрыл в присутствии командира? 'Пиз...ь', команды не было!

— Виноват, товарищ замполитрука!

'Надо за языком следить, товарищ замполитрука! Лексикон армии двухтысячных, не совсем совпадает с тем, что имеется сейчас, хотя вроде и сошло'.

* * *

Лес кончился неожиданно, сосны, ели, березы с родными осинами расступились и перед глазами предстали поля. В стороне наблюдались несколько домишек и сараев, крытые соломой и дранкой строения хутора, а на расстоянии в пару километров, было что-то военное.

При рассмотрении в оптический прицел, это военное, было аэродромом. Не стационарным, с покрытием ВПП бетонными плитами, а полевым. Висела на мачте полосатая 'колбаса', но движения заметно не было, хотя самолеты там имелись. Правда, они производили странное впечатление. Была какая-то неправильность.

— Бойцы! Идем осторожно, чуть что, ныряем на землю до выяснения. Фомкин со своим капитулянтским цветом в арьергарде. Карасев, вперед!

Мы пошли к аэродрому. Осторожно, хотя на таком расстоянии отдельные фигуры в поле достаточно незаметны, но вот в оптику, их рассмотреть можно хорошо. Невысокая пшеница маскировала плохо, но ползти пару километров мне казалось излишней осторожностью. Пока идем на двух ногах, пригибаясь.

Поднимаю руку в условленном сигнале, мои бойцы ложатся на землю и замирают. У Карасева 'наган', белорубашечник Фомкин держится сзади. Периодически рассматривая цель в оптический прицел, замечаю, какая-то возня, там имеется. Значит немцы уже здесь, что впрочем, не удивительно. То, что на аэродроме наши — из области фантазий. Раз шевеление имеется, значит — немцы.

За пятьсот метров до границы аэродрома, подав знак и убедившись, что бойцы залегли, внимательно рассматриваю картину. Двое немецких часовых со скучающим видом прохаживаются по маршруту. На аэродроме, еще несколько солдат руководят гражданскими и людьми в форме РККА. Растаскивая с помощью тяжелого грузовика поврежденные самолеты, командуя засыпкой и трамбовкой земли в воронки от бомб, немцы заняты по самое немогу. Судя по наблюдению, их немного. Десятка полтора-два. Приехали на захваченный аэродром с целью подготовить его к приему какого-либо штаффеля.

Оценка расположения немцев, их наглости и непуганности, вызвала во мне живейшее желание пострелять. Практически все враги были на виду. Сейчас, еще немного погляжу, и прекращу эти телодвижения по расчистке аэродрома от обломков советских самолетов и подготовке его к приему немецких.

Ползти к маленькому пригорку, вспоминая все наставления майора Волкова, старшего преподавателя кафедры огневой подготовки, фанатика целевой стрельбы и его ближайшего помощника, прапорщика Федоренко снайпера, отметившегося и в первую и во вторую Чеченские компании, очень тяжело. Только слова прапорщика Голубева, о том, что у меня талант к стрельбе поддерживали авантюру. Хорошо, что все вещи, оставил Фомкину, кроме боеприпасов.

На войне, как известно из песни 'Любе', патроны, водка, махорка в цене, но сейчас, нужны только патроны. Ползу как змей, поминутно замирая, готовлюсь убить немцев.

Нет! Не людей, НЕЛЮДЙ, которые почему-то считают себя людьми, а нас недочеловеками.

Дай мне Господи подобраться на хорошую дистанцию! Дай мне Господи уничтожить врагов! Дай мне Господи освободить людей от сатанинского плена!

Господь внял моим молитвам!

На пригорке, распластавшись на теплой земле, глядя в оптику, я увидел практически всех немцев. Часовых, двух офицеров, мотоциклистов гогочущих и курящих и 'гордых внуков славян' которые засыпали воронки.

'Немцы все под прицелом, часовые — первые жертвы, потом офицеры, потом пулеметчики, сидящие в колясках мотоциклов, потом— все остальные. Те, что на грузовике, те, кто машет руками у воронок'. Мотоциклисты-пулеметчики даже не соизволили вылезти из своих колясок. Двое часовых осуществляли пародию на караульную службу. Действительно, чего бояться? А бояться надо, обнаглели совсем. Козлы!

Выложил перед собой четыре магазина, переснарядил один из них, чтобы не тратить бронебойно-зажигательные патроны, приготовился стрелять. Ну, с Богом!

Часовые, которые несли службу весьма прохладно, получив по своей пуле и тут же легли. Звук выстрела 'драгуновки', напоминал сухое щелканье бича деревенского пастуха, я еще застал такое.

БАХЩелк, БАХЩелк, ложатся немцы один за другим!

Нет, ребята! Вы все-таки наглецы, поставили пару 'Страшилл', думаете, русские только мечтают, чтобы в плен сдаться? А вот х..я вам!

Сменить магазин, передернуть затворную раму, секундное дело! Пленные и гражданские лежат носом в землю, один пулемет с коляски посылает бесприцельные очереди. На! Получи! Пуля входит пулеметчику между глаз! Немцы, мечущиеся по ровному, гладкому полю, очень быстро превращаются с третьим магазином в трупы. Помогли и наши пленные, забили оставшихся немцев лопатами. Очередной магазин, красные трассы бронебойно-зажигательных. Грузовик с помощью которого немцы таскали самолеты, в сторону от аэродрома— горит. Лишнее подтверждение слов прапорщика Голубева: 'Хороший стрелок — еще не есть снайпер'. Увлекся, спалил грузовик, а зачем? Да и немцев отстрелял таким количеством патронов, что хороший снайпер только плевался бы на такое. Спокойней надо.

Однако пора посмотреть, чем мы стали володеть.

Глава 5. Взвод

На аэродроме, как выяснилось в разговоре с красноармейцами, имеющими на воротнике голубые петлицы, до двадцать второго июня, базировался тринадцатый бомбардировочный полк. Имелись из запасов довоенного времени: бомбы ФАБ-50, ФАБ-100, склад патронов, запасы бензина в бочках, но немного, всего-то двадцать тонн, продукты. Почему все это было не уничтожено при перелете оставшихся пяти самолетов в тыл, можно было только гадать. Патроны правда, сожгли, нет чтобы бомбы взорвать! В запасах летной столовой и столовой для младшего персонала, были: мука, макароны, гречка, перловка, сушеный картофель, тушенка, сливочное масло, копченая колбаса, шоколад, какао, другие крупы, чай, сахар, соль, приправы.

'Это я хорошо зашел!'.

Пленные: двенадцать человек авиаторов, из батальона аэродромного обслуживания, один старший сержант, четыре младших и ефрейтор с красной полоской на петлицах. Четверо имели черные с красными кантами петлицы с танковыми эмблемами, пятнадцать человек с такими же, как у меня малиновыми пехотными. Остальные, тридцать два человека были в гражданском, призывного возраста.

Выстроенные бывшие пленные и гражданские выслушали мою короткую речь о том, что негоже советским людям, помогать фашистам, а красноармейцам попадать в плен и участвовать в подготовке к ведению боевых действий, для борьбы с Красной Армией. После чего разбив гражданских на две неравные группы: тех, кто принял в свое время присягу, таковых было семь человек, и тех, кто попал под раздачу в силу возраста, предложил не служившим, быстренько затариться продуктами на дорогу и слинять в места постоянного жительства. Упомянул и о том, что в силу того, что возраст их вполне подпадает под призывной, их опять 'возьмут в плен'.

— А что делать?

— Убраться в лес.

— А дальше?

— Дальше будет война, война тяжелая и долгая. Если кто думает, что крестьян не тронут, потому как кушать любые власти хотят, и освободят вас немцы от большевиков и уйдут, так это не так. Немец человек обстоятельный, за землю нашу кровью платит совсем не из побуждений, 'Мы вас освободили, теперь живите, как хотите', а собирается здесь осесть всерьез и навсегда. А вы у него будете не в работниках, в рабах.

— А как же Советская Власть? Оставит нас?

— Мы вернемся не скоро, уж очень враг силен. Но вернемся обязательно!

— Нам то, что делать?

— Собирайте оружие, уходите в лес, оттуда убивайте немцев, чем больше их здесь в тылу убьете, тем меньше их на фронт попадет. Тем быстрее мы вернемся. Берегите детей, немцы будут их вывозить на работы в Германию, в рабство. Будут создаваться полицейские команды, из предателей, пошедших на службу фашистам, вернемся, со всех спросим! Все, мужики, кто хочет присоединиться к Красной Армии, налево, все остальные к складам, и чтобы духу вашего не было здесь через пять минут! Карасев! Проследи!

Присоединившихся к Красной Армии, оказалось трое, остальные побежали запасаться продуктами на дорогу.

— Теперь с вами, сизые соколы!

Бывшие пленные, без ремней, с отсутствующими на пилотках звездочками, стояли понурой шеренгой.

— Звездочки, чтобы у каждого были! Хоть из консервных банок режьте! Сейчас, обыскать немцев, забрать все, курево себе, деньги сдать красноармейцу Карасеву, у кого остались советские деньги, тоже сдать ему. Вооружиться, забрать со склада весь шоколад, колбасу, найти мешки затариться картошкой, консервами, чаем и сахаром, взять крупу и соль. Идти на соединение с нашими долго придется. Надо чтобы жратвы хватало. Что не унесете — сжечь. Фомкин!

— Я!

— Распредели людей! На все про все пятнадцать минут!

* * *

— Младшие командиры! Ко мне!

Подошли, глаза прячут. Стыдно им стало! А как в плен сдавались, не стыдно было?

— Что не смотрим на старшего начальника?

Молчание.

— Так вот, голубцы, если кто из вас, или ваших подчиненных, рот разевает в плане, я отвоевался, теперь пусть другие воюют, так это я быстро решу. По законам военного времени. Понятно?

Вразнобой ответили, что понятно. Нет, этот бардак надо заканчивать.

— Хором, четко и вразумительно ответили — так точно!

Откуда, что взялось? Хором и четко! Не иначе комиссарские звезды так на людей действуют. Плевать, что на сегодняшний день, такое выражение не предусмотрено уставом. Не хватало еще в наших обстоятельствах собрать комсомольское собрание, чтобы обсудить командира, который разговаривает неуважительно с рядовым красноармейцем.

— Старший сержант — фамилия?

— Старший сержант Леонов!

— Список с тебя, фамилия, имя, отчество, год рождения, партийность, откуда призван, когда, где служил, ВУС, обстоятельства при попадании в плен. Гражданских тоже запиши. Начни с себя. Понятно?

— Так точно! Разрешите вопрос?

— Ну!

— У меня писать нечем, и не на чем.

— Найди! Как дитя, честное слово! Марш!

— Есть!

Старший сержант исчез.

— Теперь вы, специальность?

Двое оказались вооруженцами, один приборист, младший сержант и ефрейтор аккумуляторщики.

— Вооруженцы, с немецкими пулеметами разберетесь?

— Так точно!

Уже лучше! Это похоже на ответ военных людей.

— Найдите себе по второму номеру, на вас пулеметы с мотоциклов. Кто-нибудь знает, есть на аэродроме взрывчатка? Детонаторы?

Оказалось, нет такого, не саперы здесь стояли. Только бомбы, которые не использовали по прямому назначению. Значит, будем поджигать. Не хрена немцам нашим бензином пользоваться. И наши бомбы на Венгрию кидать*, тоже не хрена.

Не через пятнадцать минут, но через полчаса, воинство собралось. Леонов скомандовал построиться в одну шеренгу. Выстроились не по росту, ломаной линией. Понятно, авиация! Когда бог придумал дисциплину, авиация была на вылете. Оглядел разношерстное подразделение.

— Долго, долго собираемся! Времени нет совсем! Пулеметчики! На правый фланг! Те, кто с оружием встать рядом с пулеметчиками. Остальные налево. И по росту!

Небольшая толкучка, сравнение друг друга по росту, выстроились. Даже шеренга подровнялась.

У многих, откуда ни возьмись звездочки на пилотках. Вполне себе нормальные, с красной эмалью, остальные имеют действительно вырезанные из жести. Даже у гражданских на кепках такие.

Это уже не сводное отделение. Это взвод. Два расчета с пулеметами, четырнадцать человек вооружены винтовками, двое с автоматами, за плечами гансовские ранцы. Остальные с мешками загруженными провизией. Старший сержант вооружился парабеллумом. Второй у Карасева. Наган он отдал Фомкину, нашедшему себе гимнастерку с голубыми петлицами, на которых имелась 'птичка'. Ремни не у всех, некоторые перепоясаны веревками, мало было немцев, на всех не хватило.