Гера король приметил еще в первое посещение конюшни — когда пришел смотреть на новых лошадей. У мальчика в подопечных состояли гунтер и три кобылки гармлингера. Именно этого гунтера, гнедого мерина по кличке Сорэль, и выбрал себе Генрих для осенней охоты. После обычных вопросов — сколько лет коню, как зовут, какой характер, король решил попробовать проехаться, внимательно смотрел как Альберт и Гер седлают. Конь Генриху понравился, главное, был достаточно сильным, чтобы выдержать его вес. Уходя, король бросил на пол конюшни несколько монет — заслужили, молодцы. Альберт кинулся подбирать, Гер стоял, застыв от унижения. — Ты чего, — спросил его Альберт, насильно всунул в руку монету в одну тура.

— Мама, — вечером Гер даже не мог дождаться момента, когда они закончат есть, и ему будет позволено говорить, — мам, ты же учила, что даже нищим нельзя монеты бросать, только подойти и положить.

— Ты не суди, Гер, главное, сам так никогда не делай.

И вот теперь Гер шел по леваде к белому жеребцу...

Он приближался медленно, и Генрих услышал, что мальчик поет, тихонько ведет незамысловатую мелодию. На арейском! Конь тоже прислушался и шагнул вперед, обнюхал руки Гера, схрумкал кусочек морковки и потребовал продолжения банкета. Дал себя погладить по морде, явно ласкаясь, стал обнюхивать волосы мальчика.

— Ну ты и предатель!— Сказал Генрих, конь только фыркнул, потом король обратился к Геру, — Веди в денник и ухаживай хорошо! Утром промнешь, версты три, кентером. В день охоты просто подседлаешь. Грэм тебе все обскажет, что и как с ним. Ну, а вы чего стоите? — обратился он к Бруно и Альберту, — Делать что ли нечего?

Бруно сглотнул: — Ваше Величество! Это что же получается, на злыдне... простите великодушно, на Арчфинде он завтра проехаться должен? Убьётся ведь малый, пощадите!"

— Не убьётся! — сказал Генрих, — если Злодей человека признал, он сам не допустит, чтобы всадник с него упал.

Вечером Бруно пересказал все вернувшейся домой Кире. Она целый день вместе с охраной проверяла дальний участок — показалось, что через заградительный щит просочились то ли контрабандисты, то ли браконьеры.

Кира отправилась в конюшни. Поглядела на жеребца, и заявила Бруно: — Все будет в порядке. — Ну ты прям не мать, а ледышка какая-то, — вспылил Бруно. — Я б своим близко подойти не дал.

— Так то твоим, а Гер в седле с рождения, и не на таких ездил.

Генрих специально проверял мальчишку — а ведь правду говорят, что некоторые слово лошадиное знают. Как и все маги, он сам хорошо владел арейским, но впервые слышал, чтобы заклинания пели. Да и заклинание ли это было? Но конь явно понял и внимал — словам или мелодии? "Брат, прости за узду, за седло, другом будь, ветром стань..." То, что мальчишка с даром, Генрих понял сразу. И дар его должен стать очень сильным, когда мальчик повзрослеет, но уже сейчас виден.

Генрих решил забрать парня из заповедника — нечего такому тут делать в глуши, и определить на работу во дворец, в конюшни. Надо только с Гердером переговорить, тот последнее время на безопасности совсем свихнулся. Никого в обслугу не возьми без его ведома. О том, что у парня могу быть родственники и об их мнении король даже не думал — от приглашения во дворец не отказываются. Он, конечно, будет рядом на утренней проминке. Присмотрит, как и при знакомстве со Злодеем. Можно подумать, он дал бы коню причинить мальчику вред... Когда назавтра Гер вывел уже оседланного жеребца, король лично проверил подпруги. Вроде все хорошо. — Давай — кивнул он Геру. И понял, что конь высоковат для мальчика — холка на пядь выше макушки.

— Не удлиняй путлище (1) — подсажу.

И, подняв мальчика к стремени, посмотрел, как Гер сел, как разобрал поводья, пустил шагом по кругу по леваде, та была огромной, и никого в ней не было. После первого круга, попеременно то шагом, то легкой рысью, приказал:

— Переводи в галоп!

Гер попробовал, придержал коня, и перешел на галоп с другой ноги. Ты смотри, — подумал Генрих, — быстро сообразил, и главное, смог переменить ногу, пусть и через рысь.

А вообще Генрих не понимал сам себя. В первую же минуту, когда увидел в деннике золотую макушку и услышал звонкий детский голос, показалось, что встретил кого-то до боли родного и знакомого, воспоминание из далекого детства. При виде Гера накатывала удивительная нежность. Хотелось подойти и погладить парня по голове, сесть рядом, расспросить о мальчишеских делах или просто помолчать.

После двух кругов Генрих крикнул, -Достаточно,Гер! — и запнулся на слове "сынок". Это было привычно для языка, старшего, Гердера, в детстве дома также звали, Гер...

На охоту Рутгер выехал на королевском гунтере, Сорэле, том, на котором раньше ездил король. Генрих, верхом на белом дьяволе, возвышался над остальными всадниками на добрых полторы головы — за счет роста коня и своего.

* * *

Кира:

Охоту готовили тщательно. Рогач пришел в заповедник в начале осени, в аккурат после оленьих брачных игр. Держался одинцом, в основном кормился в "малом" острове (2). Нас было всего шесть егерей, Гер седьмой, его взяли в подмогу. Я, сын, Бруно и Гордон следовали верхами, я — доезжачим, Гордон помощником. Конечно, нас было многовато на стаю из пятнадцати собак, но надо еще следить и за охотниками, не дай бог в скачке кто слетит с коня.

Накануне Бруно долго хмыкал, мялся, потом все же обратился к королю:

— Ваше Величество, дозвольте попросить. Скачка завтра предстоит изрядная, хорошо бы лакеев с лошадьми и повозками поставить в перелеске. И оленю не дадут уйти в деревья и, если чего... кто... того... навернется. Помогут...

Оленя выставили (3) из острова быстро. Выпущенная по сигналу моего рога стая растеклась в поиске. Но вот кто-то бумкнул, потом еще раз и залился. И гон пошел. К хору подваливали новые и новые голоса. Остров был небольшой, версты (4) две в поперечнике. Привстав на стременах, я смотрела, где покажется олень. Гнали его к левой опушке, как раз то, что нужно. Вон он вылетел из -за кустов , за ним на поле стали выскакивать собаки — впереди черно-белый туранец, за ним остальные вперемешку. Я протрубила "Олень!", вызывая оставшихся в острове. Всадники сорвались с места, поспешая за гоном. Первым скакал король — ну и правда, Арчфинд никому не позволит себя обгонять. За ним Бруно и Гер на ярких гнедых гунтерах, следом — Наль и Сульяр. Им был дан наказ беречь Гера и подоспеть к моменту, когда стая остановит оленя. За ними, растянувшись, остальные охотники. Я замыкала скачку, держа в поле зрения всё действо.

Стая заливалась по-особому яростно, гон шел навзрячь. Но олень и не думал сдаваться.

Трое наших егерей сидели в засаде "молчунами", чтобы не дать рогачу уйти в горы по речной долине. И не зря — олень было свернул к горам, но, испугавшись трещоток, перелетел небольшую речушку и пошел вдоль по широкой поляне, явно намереваясь уйти в большой лес. Но был опять пуганут засадниками, хоть какая-то польза от лакеев! — снова в два прыжка преодолел реку по перекату и стал уходить в поля. Тут-то одна из эстрийек, сучка, перебираясь на другой берег, поскользнулась, попала лапой в завал из веток и начала тонуть, ее затянуло в бочажок, течение было быстрое, голова собаки то показывалась над буруном, то исчезала из виду. Гер спешился, обвязал себя веревкой вокруг пояса и полез в ледяную воду. Сульяр, вцепившись в конец веревки зубами, вытащил его и собаку на берег. Охотники, не останавливаясь, пронеслись мимо. Я подскакала, крикнула, — Сушись, и вместе с собакой — домой! И повернула наискосок к гону, переводя коня в карьер, мне надо было поспешить, стая вот-вот окружит и остановит рогача. Дальше все прошло нормально. Никто не покалечился — ни люди, ни лошади, ни псы. Оленя завалили.

В шато вернулись рано, сразу после полудня. Гер приехал к замку за два часа до нас, и пил на кухне отвар от простуды. Выскочил на двор, поймал поводья Арчфинда. Король спешился.

— А ты куда пропал?

— Собака тонула, вытаскивал, Ваше Величество! — И Гер отправился вываживать белого и еще одну гнедую кобылку, Злыдень не подпустил бы и на тридцать шагов другого жеребца.

Тем временем Гледис, кухарка, ворчала, что мясо такого оленя надобно мариновать пару дней. Королевские повара согласно покивали, но воля повелителя, даже если она касается такой ерунды, как меню ужина — закон. И все трое начали мудрить над олениной. Выгнали посторонних. "Сейчас главный магией будет с мясом разбираться", — шепнул мне Бруно.

Во дворе и охотники, и высыпавшие из замка слуги толпились вокруг отрубленной оленьей головы. Считали отростки на рогах, спорили о возрасте быка. Смотрели, как Олин магичит — приподняв левитацией голову, подвел под нее мешковину, и скоро и голова, и роскошные рога оказались обмотаны серой тканью. Потом замерцал полог стазиса, голова будет запечатана до тех пор, пока не попадет в руки королевского чучельника. И огромный куль плавно поплыл в ворота конюшни, до пустого денника.

Генрих, Олин и другие благородные отправились перекусить чем богиня послала, в малой столовой холодный стол уже был накрыт.

А егерей ждала работа. Расседлать и вываживать больше пятнадцати лошадей разом — для Гера и Альберта задача непосильная, так что помогали все. Все, кроме лакеев. Тем было недосуг, они "вываживали" господ после охоты. Могли бы еще из дворца кого привезти, хотя бы псаря в помощь, и конюха оставить. Поваров-то вон — не забыли! Провозились больше часа. Обтерли, слегка напоили. Хорошо, что Гер, пока мы гоняли оленя, вычистил все денники и накормил остальных собак. Потом я осмотрела гончих, все целы, подлечила лапу суке, которой досталось в речке.

Глэдис вынесла из кухни корзину с сыром, хлебом и зажаренными цыплятами. Расположились за столом под навесом — здесь мы обычно ели летом и ранней осенью. Можно было чуть-чуть отдохнуть. Вытянула ноги (очень хотелось уже снять сапоги), прислонилась головой к стволу росшего сразу за скамьей дерева. Гер привалился к моему плечу. Задремала. Разбудили громкие голоса. Пора было подниматься и приступать к чистке лошадей.

* * *

К вечеру окорока жарились на вертелах, на огромной сковороде томили печенку, переложенную ломтиками оленьего жира. Сочные куски мяса, вырезанные из спинной части, были уже готовы и, остывшие, тонко нарезаны и политы мясным соком с добавлением пары ягод можжевельника. Цомбер! — сказала инора Глэдис. Освобожденный от ребер олений бок свернули рулетом, уложили в короб и отправили в духовку. Каша, шкварки, грибы, лук, перепелиные яйца — чего только туда не запихнули. Но добрых три четверти мяса сразу унесли в кладовку, в стазис. Столько за раз и всем дворцом не съесть, — высказалась кухарка.

Открыли большой "рыцарский" зал, там в одной из стен был устроен камин — целый каминище. Взрослый мужчина мог стоять, не сгибаясь. Накрыли на возвышении "королевский", в виде буквы "П", стол. За "перекладиной" буквы места на двоих, наверное, для короля и королевы. Человек по десять могли устроиться за боковыми сторонами.

Нижний стол, уже на полу, для простых. Сегодня за него пригласили всех егерей. Кира подошла к Бруно.

— Мне бы уйти с этого ужина.

— Ну и правильно, чего смотреть, как мужики напиваются.

— А они напьются?

— Всенепременно. После охоты и скачки — самое оно!

Первый кубок — за Короля. После второго кубка, поднятого за Оленя, тосты посыпались один за другим. Все расслабились, расстегнули камзолы. Мясо ели прямо руками, смеялись понятным им одним шуткам, вспоминали какую-то Амельку, потом затянули старинную охотничью:

Оэй,огей! Зверь на выстрел бежит.

Оэй, огей! лук в руке не дрожит.

Стрела цель найдет, добыча падет.

Оэй-огей! До краев эль налей!

Стучали кубками в такт, трещали поленья в камине.

— А теперь будем пить поочередно за наших славных егерей!

— Бруно! Бруно встал, с поклоном принял вино.

— Здоровье Его Королевского Величества и всей королевской семьи.

Виват!Виват!Виват! — троекратно рявкнули все, встав и сдвинув кубки.

Чуть покачиваясь, Генрих осмотрел егерский стол,— "А где шестой? Олли, их там пятеро?

— Да, под столом никого нет...

— А доезжачий-то где, юноша такой, высокий. Он в рог еще трубил!!! Ууу! Ууу! Олень. Сбор гончих... Сюда его, живо!

— Альберт, быстро, Киру приведи. — шепнул Бруно соседу.

— А-а-а-а, мальчик! За опоздание штраф! Большой кубок ему! Пей!

За королевским столом встрепенулся граф Полт. "Не пей, а пой! Огей, — опять затянул он.

— Мы уже пели, нет пили...

— А правда, пусть он споет! Ну, парень, только попробуй плохо пить, тьфу, петь.

— Мне бы мандолину или цитру...

— Принести ему из покоев бывшей... гитерн!

Принесли старинный инструмент. Богиня знает, сколько ему было лет — сто, двести? Массивный корпус, по форме напоминающий лист падуба, обечайки с изумительной резьбой — дамы и рыцари, цветы и травы. Медиатор — палочка из дорогой рыбьей кости. Подобный гитерн был у отчима, Кира умела на нем играть.

Видимо, лежал в стазисе -хорошо настроен. Кира села на подставленный табурет и запела старинную охотничью балладу

Лакай вино погони, гончий пес.

Ноздрями пей звериную тропу.

Ты не забыл, что твой собачий нос

Вершит мою охотничью судьбу?

И я жалею братьев меньших, но

Мой пращур, бывший первым из стрелков,

Подлил мне в рог охотничий вино,

Настоянное на крови веков.

И я взахлеб вино охоты пью.

Горячий след сжигает душу мне.

И я стреляю в тех, кого люблю

И убиваюсь по лесной родне.

Когда, смертельной раной плавя снег,

Добыча распластается у ног,

Тогда во мне очнется человек,

И зверь во мне отступит на прыжок.

Мы вновь тряхнули стариной, мой пес.

Ты ткнулся мне в ладонь исподтишка.

Твой черный, как печать, собачий нос

Скрепляет нашу дружбу на века (5)

За верхним столом сначала переговаривались, но со второго куплета замолкли и слушали, завороженные низким бархатистым контральто.

Вот! — Сказал Генрих и стукнул кулаком, — вот оно — ты меня спрашивал, зачем охота. Чтобы мужиком себя почувствовать, чтобы как прадеды, опасность ощутить, пьянящую. Зверя из себя выпустить! Супротивника загнать, а потом схватиться один на один. И без всякой магии. А то мы с этой магией забыли... да.. О чем я то бишь говорил? А! Олень — героический, до последнего бился. Как я ему стрелу...

Олин пьяно покивал головой. -Да-аа! Еще! Еще пусть поёт!

О богиня, подумала Кира, я же все песни только на ирденнском, кроме этой баллады. Разве что, она простенькая..