Охотники СВАМа — самые жестокие, беспринципные, наглые и хитрые существа в мире. Довериться им в этом деле? Да проще сразу отправить и себя и страну на грань. Неконтролируемые, неуправляемые, безумные.... Но в то же время идеальные наемники, идеальные убийцы, идеальные воры. СВАМ — поистине великая академия, Дакар — поистине великий ректор, а его воспитанники — поистине великие охотники.
Еще бы, чего только стоит его система обучения[21]... И сколько слухов ходит о них? Что из этого правда, что ложь, известно только самим охотникам. Но одно я знал точно, они очень хорошо убирают за собой следы. Наемники СВАМа никогда не работают на одного и того же заказчика дважды, они никогда не перед кем не отчитываются, тем более перед нанимателем, не согласуют с ним своих действий, они зачастую и вовсе не встречаются с ним. Даже нанять их не просто, и пресловутые контракты — это лишь полбеды, заявки рассматривает только Дакар и подходящего охотника выбирает тоже только он. Чем он руководствуется при выборе, знают, пожалуй, лишь боги, хотя не последнюю роль в этом деле играют деньги. Но методы работы охотников порой слишком жестоки, и лишь самые отчаявшиеся решаются обратиться в СВАМ... Но не смотря на все это, они пользуются сумасшедшим спросом, ведь еще не было случая, чтобы охотник не выполнил задание.
Интересно, обращались ли к нему хоть раз короли, а кронпринцы? Или это будет единичный случай? Если будет конечно...
Глава 2, ч1
[К оглавлению]
Обсидиана Забывшая
3 сумана спустя
Я вломилась в башню ректора злая. Нет, не так. Очень злая. У меня просто руки чесались грохнуть кого-нибудь, наорать, обидеть, сделать больно... Лишь бы не было так тошно.
Я могла себя поздравить ну или пожалеть, кому как больше нравится. Не далее как три дня назад я распрощалась с последней иллюзией, разбила последнюю куклу в кружевном платье и превратилась в настоящую Теневую. Вот только тошно почему-то. Тени! Я как могла долго оттягивала этот момент и все-таки... Три дня назад я убила ребенка. И нет, я ни капли не сомневалась. И нет, я ни разу не оглянулась. И нет, моя рука не дрогнула. И нет, я не лила слезы. И нет, делать этого я не собираюсь. И нет, если бы у меня была возможность вернуть все обратно, я бы не поступила по-другому.
Вот только тошно почему-то.
Разве меняет что-то тот факт, что так нужно было? Нет. Разве меняет что-то тот факт, что ему суждено было умереть? Нет. Разве меняет что-то тот факт, что его родители — идоты, и это они, не я, оборвали жизнь пятилетнему малышу? Нет. Разве меняет что-то тот факт, что в принципе мне не о чем сожалеть? Нет.
Вот только тошно почему-то.
И да, я похоронила свою совесть. И да, я выжгла каленым железом свою жалость. И да, я отдала на растерзание пустынным шакалам свое сострадание. И да, я, возможно, буду сегодня спать, как убитая.
Вот только тошно почему-то.
Я знаю, что это не последнее мое убийство. Я знаю, что это не последнее убитое мной дитя. Я знаю, что несмотря ни на что, и дальше буду охотницей. Я знаю, что будут вещи и похуже и пострашнее.
Вот только тошно почему-то. Тени, отчего же так тошно?
Перепуганный и взъерошенный секретарь Дакара открыл было рот, что бы что-то сказать, но слова застряли в его горле, когда он внимательнее разглядел голодного и такого же злого как я Стэра.
Хороший мальчик. Умный. Долго проживет.
Судя по голосам, доносившимся из соседней комнаты, у ректора внеочередное собрание. Им же хуже! Пинком, открыв дверь в кабинет, и не обращая никакого внимания на возмущенные взгляды преподавателей, сидевших за столом, я швырнула Дакару плотный кожаный мешок, попутно снимая с него стазис, плотная ткань тут же пропиталась густой кровью. Все находящиеся в помещении следили за его скольжением по ректорскому столу и за длинной полосой крови, оставленной на своем пути.
— Ты знал? — спросила я, когда мешок наконец-то остановился точно перед ошалевшим оборотнем. Преподаватели вздрогнули. Могли бы уже и привыкнуть к выходкам спецкурса.
— Обсидиана я...
— Ты знал? — рявкнула я.
— Да. Но пойми, я надеялся, что их маг ошибся.
— Как видишь, нет. Артефакт изъять не удалось. Почему не сказал?
— Ты бы отказалась. Снова. Мне нужно было понять, сможешь ли ты, мне, в конце концов, нужно было выяснить твой предел! — рявкнул он, видя мои прищуренные глаза и плотно сжатые губы.
— Выяснил? Поздравляю! — рявкнул, молчавший до этого Стэр, и мы с ним направились к двери.
— Обсидиана... — услышала я его голос.
— Ах, ну да, как я могла забыть? Отчет можешь засунуть себе в задницу! — снова обернулась я.
— Девочка...
— Тебе что-то не понятно? Направление?
— Успокойся, — ледяным голосом отчеканил он. — Я не про отчет, — уже гораздо мягче. — Велес больше не охотник, — и, видя, что до меня не доходит, добавил. — Похороны через пятнадцать лучей. Переодеться можешь внизу.
Так вот зачем это собрание.
Я тихо прикрыла за собой дверь и спустилась в раздевалку. Через три луча, я уже стояла в пепельно-зеленом костюме — рубашка, жилет, брюки и перчатки, сверху — серая газовая накидка с капюшоном. Мы вышли во двор академии и побрели в сторону кладбища. Пепельно-зеленый — странный цвет, цвет, который выбрал себе Велес. Он — один из нас, точнее был одним из нас. Старше меня минимум лет на сорок, красивый темноволосый человеческий мужчина, очень сильный Теневой. Как же он позволил убить себя? Почему? Надо будет узнать у Дакара, но это позже. Стэр поднял на меня морду.
— Переживаешь? — спросил он.
— Не знаю, скорее удивлена.
— Тебе бы сейчас отдохнуть, а не на похороны малознакомого Теневого тащиться, да и мне тоже, — зевнул Стэр, глядя на небо. — И к целительнице зайти не забудь, все-таки отделали тебя знатно.
— Молчал бы, ты сам чуть без хвоста не остался. К Лайре завтра зайду. А по поводу похорон... Велес был охотником. Я должна попрощаться, Тени так хотят, — Охотник. Какое странное слово. Одновременно больше и меньше, чем друг. Тот, кто знал. Тот, кто, так же как и я, скрывался, врал и убивал. Иногда, мне кажется, что от нас больше вреда, чем пользы.
— Тени хотят... а больше они ничего не хотят? — проворчал тал — Я между прочим уже четвертый день ничего не ел.
— Вот закончится церемония, и отправишься в лес на охоту.
— А ты?
— А что я? Я домой через стационарный уйду.
— Не в общагу? — прищурился леопард.
— Нет. Нужно Малику денег оставить и посмотреть, как работа продвигается.
— Ну да, ну да... Будем считать, что я поверил.
— Иди ты. Туда же, куда Дакар сегодня себе отчет запихнет, — беззлобно ответила я.
— О, не все еще потеряно, — по привычке парировал тал.
За препирательствами мы незаметно вышли к кладбищу. Маленькое, ухоженное, оно притаилось между лесом и зданием академии. В невысокой кованой ограде запутались лучи только-только проснувшегося солнца, отбрасывая блики на землю и склепы. Сто двадцать пять — точное число каменных усыпальниц, а сегодня прибавится еще одна. Сто двадцать шесть изящных светло-серых каменных могил. Сто двадцать шесть измученных, уставших бороться с миром и с собой охотников. Сто двадцать шесть неизвестных никому кроме нас имен. Сто двадцать шесть отдавших свои тени, чтобы могли жить другие — незнающие, глупые и счастливые в своем неведении существа. Сто двадцать шесть охотников, не сумевших за свою жизнь найти никого, кому можно было бы довериться, никого, кто бы смог похоронить их изношенные тела и отпустить изувеченные тени. Сто двадцать шесть — число полного, безысходного, абсолютного одиночества. Так мало для целого мира, и так много для любого из нас.
Это не больно терять сослуживца, которого толком и не знал, но это больно терять Теневого, понимая, что теперь вас на одного меньше, и значит, мир снова выиграл, а ты проиграл.
Зачем мы делаем это? Зачем спасаем чужие жизни, не заботясь о себе? Почему каждый раз мы вприпрыжку бежим на эшафот, понимая, что именно сейчас может и не повезти, и веревка окажется крепче, чем наша шея? Потому что жить по-другому не умеем. Потому что играть в кости со смертью весело. Потому что с каждым разом все интереснее проверять на прочность Богов и Судьбу. Потому что рождены, чтобы защищать эльфов, врайтов, троллей, фей, всех от самих себя. Такова наша природа.
— О чем задумалась? — спросил тал, останавливаясь перед входом в склеп.
— А ты не слышишь? — удивилась я.
— Нет, ты снова закрылась.
— Да так, ни о чем, — тени, я даже и не заметила, как перекрыла связь со Стэром. Нужно быть внимательнее.
— Ну что пойдем? Или ты все же передумала? — я отрицательно кивнула головой, и мы начали спускаться вниз.
Небольшой каменный зал освещали серебристые магические огоньки, высвечивая замысловатый травяной узор на стенах и полу. У дальнего края стоял открытый пока саркофаг с телом Велеса внутри.
Укрытый газовой тканью он лежал в таком же пепельно-зеленом костюме. Его волосы были забраны в хвост, лоб охватывал тонкий зеленый обруч. Травник, он и на смертном ложе был верен своей природе. Велес сжимал в руках свои кинжалы. Сделанные из драконьей стали, заклятые на крови хозяина, они — произведение искусства. Их тонкие, плавные, расширяющиеся к рукояти лезвия были покрыты древесными защитными рунами. Шедевр. Настоящий шедевр оружейного мастерства.
Ну да, кто о чем, а я об оружии.
'Да очнись ты уже, наконец!' — проворчал тал у меня в голове, воспользовавшись тем, что я открыла связь.
'Что случилось?'
'Поздороваться не хочешь?' — ехидно заметил он. — 'Или тебя больше заботят трупы, чем живые?'
'Очень смешно', — сказала я, кивая сорока четырем Теневым, которые тоже пришли проститься. Что-то мало нас сегодня, неужели остальные на заданиях? Скорее всего. Эх, права была Софи: весной приходиться убирать слишком много дерьма.
'А кто смеется?' — спросил Стэр. — 'Ты слишком странная сегодня'.
'Да неужели?' — огрызнулась я.
'Представь себе. На мой взгляд, все хуже, чем обычно. Что тебя тревожит?'
'Ничего'.
'Уж мне-то не ври, я чувствую тебя'.
'Ты просто оказался прав', — ответила, зная, что он поймет, зная, что ему не нужно объяснять.
'А я тебя отговаривал, между прочим', — проворчал он. — 'Ничего, скоро будешь дома, сможешь отдохнуть и, возможно, поспать'.
'Хотелось бы верить', — пробормотала я и снова кинула взгляд на саркофаг. Вошел Дакар и, так же как и я до этого, кивнул одновременно всем и никому. Не было пафосных речей, не было пустых банальных слов, не было лживых слез. Просто каждый из присутствующих по очереди отпускал свои Тени, чтобы сказать Велесу до свидания. Я была практически последней. Наблюдая, как от саркофага с телом скользит Основная одного из наших, я будила Сумеречную и Ночную. Я понимала, что после их призыва буду еле живой, но по-другому поступить не могла. Они должны проститься все, раз уж у меня нет Основной. Тени устремились к мертвому охотнику.
Вот Сумеречная — самая быстрая из моих теней — коротким поцелуем коснулась его холодного лба и осталась стоять возле изголовья, гладя щеку и ожидая приказа вернуться.
Вот Дневная — самая жестокая из моих теней — скользнула вдоль его тела и положила голову на грудь Велеса, туда, где уже не билось его сердце.
Вот Ночная — самая взбалмошная из моих теней — погладила его руки, сжимавшие оружие и, взяв его запястья, осталась стоять рядом тоже ожидая. Вот Утренняя — самая вредная из моих теней — коснулась его волос, глаз, носа, поцеловала бледные губы.
— До свидания, Велес Травник, сын Эльнара, Теневой охотник, тот что Отказался, — прошептала я, и мои тени вернулись ко мне.
— До свидания, Теневой, — рыкнул Стэр, и мы, развернувшись, вышли из склепа.
'Теперь домой?' — спросил тал.
'Да, только в себя приду'.
'Глупая, ты как будто сама себе враг'.
'Стэр, я тебя умоляю, не начинай', — он лишь фыркнул. А я прислонилась к каменным холодным плитам усыпальницы и закрыла глаза, пытаясь собраться с силами.
'Я на охоту, попроси Дакара оставить кого-нибудь у телепорта, чтобы я смог попасть домой'.
'Угу', — леопард сорвался с места и черной молнией метнулся в лес. Я бы сейчас тоже не отказалась от пробежки по лесу, когда только ты и ветер и звезды и морозный ночной воздух. Но мое состояние оставляет желать лучшего, так что зачем мечтать о несбыточном? Тени! Как же болит спина. А все эти проклятые кнуты. Я глухо рыкнула. Кто-то взял меня за руку, заставив открыть глаза. Дакар.
— Обсидиана, прости, — с беспокойством сказал он и тепло посмотрел на меня.
— Я не сержусь на тебя, как это не странно, — устало проговорила я.
— Я знаю. Я не за это прошу прощения.
— Я тебя не понимаю, — я взглянула в его карие глаза, пытаясь найти там ответ.
— Ты боишься, девочка, и виноват в этом я.
— Ты прав, я действительно боюсь. Но тебе все равно нет необходимости извиняться. Я смогу побороть это, вот только не знаю, как скоро.
— Что пугает тебя? — он чуть сжал мою руку.
— Я сама Дакар, — он не понимал.
— Знаешь, что я почувствовала в тот момент, когда убила этого ребенка? Знаешь, что почувствовала, когда мой кинжал коснулся его тоненькой шейки? Знаешь, что почувствовала, когда отрубила его голову. Знаешь, что почувствовала, когда его кровь залила кружевную подушку в колыбели? Знаешь, что почувствовала, кладя его в мешок? Ничего, Дакар. Абсолютно ничего. Никаких сожалений, возражений, угрызений. Ни-че-го. — Дакар по-отечески улыбнулся и прижал меня к себе. Я уткнулась носом в его мантию. Он пах вереском и речными кувшинками, как и много лет назад. Его длинные каштановые волосы были заплетены в косу, взгляд был острым, пронзительным. Чуть резкие неправильные черты лица и просто невероятная сила, сквозившая в каждом движении. Он тревожил сон и сердца многих студенток СВАМа. Почти каждый год находилась очередная дурочка, пытающаяся взять штурмом этого великолепного оборотня, этого идеального хищника. Стоит ли говорить, что их попытки неизменно проваливались? К счастью, среди охотников таких случаев практически не было, что существенно упрощало жизнь и нам — его подопечным — и ему.
— Глупая, глупая маленькая девочка. Ты до сих пор так и не поняла. Обсидиана, это хорошо, что ты ничего не чувствовала, это хорошо, что ты не колебалась, — чуть слышно заговорил он. — Пойми, наши чувства часто лживы и эгоистичны. Они играют с нами, подставляют под удары, ослабляют. И не мне тебе говорить, что трезвый ум и холодное сердце помогают выжить. И потом, тебе ведь не нравится убивать, ты не получаешь удовольствия отнимая жизнь, ты не наслаждаешься муками убитых тобой. Ты любишь борьбу, схватку. Тебя не интересует конечная цель, лишь путь к ней. И чем он опаснее, чем труднее, тем отчаяние и яростнее ты ведешь бой, тем упорнее твое желание выиграть. Или я ошибаюсь? — и я почувствовала его внимательный взгляд.
— Нет, но Дакар, разве это правильно? То, что мы делаем? Разве мы вправе решать, кому жить, а кому умереть? И потом, в один прекрасный день я могу захотеть отнять чью-то жизнь, просто так... из прихоти, скуки, интереса. Я боюсь, что не смогу остановиться, боюсь, что однажды стану тем, чем становлюсь в Ночь Теней и останусь такой навсегда. Обезумевшей от крови и криков. Мне страшно, когда я открываю глаза на поляне после Ночи, а вокруг меня трупы фантомов и поваленные деревья, — я по-прежнему стояла, прижавшись к ректору, боясь поднять на него глаза, боясь пошевелиться.
