Ролевик: Плутовка-2

Встав, я едва не упала. Ноги подрагивают. Кружится голова. Каждый вздох даётся с трудом. На этот раз меня вселили в тело калеки? Ха-ха, как смешно. Я неловко проковыляла к серванту, заметив на нём зеркало.

Оу.

В чуть побитом стекле отражалась я. То есть, Альба. Не Заря. Не совсем доверяя себе, я коснулась поверхности кончиками пальцев, обводя контуры лица. Чуть шире нос, чуть ниже скулы, квадратный подбородок... Ничего, что бы напоминало ту сиятельную аристократку, которой я была на Эрсиане. Но, тем не менее, это была я, Альба.

Только почему-то мне было двенадцать.

Осенённая внезапной догадкой, я снова оглядела обстановку. Точно! Это же барселонская квартира моего брата. Точнее, он здесь снимал комнату, когда учился на втором курсе. А мы приезжали к нему на каникулы, потому что родители опять собрались в командировку.

Я смутно помнила то утро. А хотела бы вообще забыть. И его, и все связанные с ним события, потому что...

Тихонько заворчав, комок одеял на соседнем диване, перевернулся, выпуская из своих недр тонкое девичье запястье.

Точно. Женька. На самом деле она, конечно, Эухения, но нам показалось оригинальным сократить её имя на русский манер. Моя лучшая подруга, она провела со мной больше всех времени, несмотря на мой непостоянный характер и вампризм. Где-то год постоянного общения, её родители даже согласились отпустить её со мной в Барселону, под опеку моего брата.

А перед самым отъездом её сбила машина. Тюнингованный джип, с этими железными штуками на бампере, которые с одного удара превратили её внутренние органы в кровавую кашу.

Но вот она тут. Безмятежно спит. Я могу разбудить её, обнять, поговорить... Здесь всё кажется таким реальным... Даже можно ущипнуть себя, не проснёшься. Дурацкие шутки Лабиринта...

Или не шутки?..

— Однажды буддистскому монаху приснилось, что он лёгкая синекрылая бабочка, порхающая по цветам, — шепнула я, повернувшись к своему отражению. — На утро он не знал, то ли он буддистский монах, которому приснилось, что он бабочка. То ли бабочка, которой снится, что она буддистский монах.

Я с силой нажала отражению на нос, будто приказывая ему отступить. Оно тоже выставило вперёд палец.

— То ли мне всё это снится... То ли то, что было — сон, — продолжала я. — Честно говоря, мне бы хотелось второго. Но как отличить реальность от иллюзии?

— А никак, — у меня за спиной в отражении появился зевающий Матео, мой брат. — Всё, что ты видишь, чувствуешь и знаешь — всего лишь проекция реальности в твой разум. Иллюзия.

— Сон более нестабильный, — возразила я, усиливая нажим.

Дзынь!

От неожиданности я отдёрнула руку. На стекле возникли лучеобразные трещинки, немного искажая отражение. Надо же...

— Реальность кажется стабильно только из-за того, что в это слишком многие хотят верить, — фыркнул брат, быстро проведя рукой перед зеркалом. Трещины исчезли, будто их и не было. — Но часто она оказывается такой же податливой и плавкой, как сон.

— Как ты это сделал? — требовательно спросила я, резко развернувшись к нему, почти столкнувшись нос к носу. Точнее, нос к груди.

— Сделал что?

— Убрал трещинки с зеркала!

— А оно разве было разбито? Я всего лишь мушку поймал.

В доказательство своих слов, он вытянул вперёд ладонь, в которой действительно находился маленький трупик насекомого.

— Я схожу с ума, — вывела вердикт я, прислоняясь к секретеру.

— Наслаждайся, — пожал плечами Матео и ушёл в сторону кухни.

Мысленно пожелав ему треснуться об угол, я вернулась к разглядыванию своего отражения. Ну да ладно. Если я бабочка, буду летать. Если я буддистский монах — буду молиться... Или что там делают буддистские монахи? В конце концов, не всё так плохо: если всё моё взросление и попаданчество было сном, то Жени не умрёт. Если данная ситуация — иллюзия, то почему бы не насладиться ей?..

Сноски:

Луна на небе, кровью чаша полна, в теле лёд растёт... По пути вечности ухожу. Я — ледяной! (исп.)

[Обратно]

Глава 4. Призрак прошлого.

Личность — это сумма всех воспоминаний человека.

Идентификация Борна

Барселона, Барселона, Барселона... Город-загадка, город из снов... Всегда, когда читаю про какой-нибудь сказочный город в духе Алисы, я вспоминаю Барселону. Галлюциногенный трип площадью в сто квадратных километров. Единый, необыкновенный... Каждый камешек, каждая плитка в нём пронизаны этим ощущением лёгкой безуминки, сказочности, сюрра.

Туристы посещают Храм Святого Семейства, Парк Гуэля и важно кивают головами: «Да-а-а, это модерн...» — не понимая, что весь город пронизан невидимыми ниточками безумия. Да, тут жили Гауди, Пикассо и Дали, но не они сделали город таким — это он сделал их такими. Они взяли этот витающий в воздухе аромат, собрали его вместе, сконцентрировали... и заставили расцвести, чтобы даже не местные могли почувствовать его запах.

Ты выходишь из метро у Триумфальной Арки из красного кирпича, любуешься позолотой и фигурами, скашиваешь взгляд — а по краям бульвара расположились горгульи. И цветы, высоко-высоко на столбах. Ты оборачиваешься и видишь, где-то вдали стоит большущий небоскрёб, больше всего похожий на член. Никто в Барселоне, быть может, только экскурсоводы, не знают его настоящего названия, все так и называют его большим членом.

Опускаешь взгляд и видишь перед собой небольшое здание, будто сбежавшее из сказочного Стамбула. Округлые купола, сине-белый узор из плитки... И оно совсем не против быть прижатым совершенно серым соседом, недавней постройки.

А у здания слева, на самой вершине — часы. Они вращаются, но как-то медленно, хаотично. То ли механизм сломался, то ли он изначально был рассчитан на силу ветра.

Ты уходишь с бульвара, идёшь по тенистым узким улочкам в самое сердце Барселоны, где если и ступала нога туриста, то они точно не могли оценить весь блеск этого города. Мозг обычных людей просто отключался, не хотел рассматривать все странности и хотел побыстрее выйти отсюда... Но ты же не такой?

С узких балкончиков свисают красочные цветы. Каждый фонарь — как произведение искусства. Мелкие магазинчики кажутся такими обыденными, банальными что невнятное беспокойство на мгновение проходит, но возвращается вновь, стоит выйти на небольшую площадь, укрытую тенистыми акациями.

Как, что, зачем тут скамейки, зачем возвышенность?.. Все эти вопросы не звучат у тебя в голове, ты просто хочешь побыстрее уйти отсюда. Ты спешишь, твой взгляд выхватывает какие-то отдельные детали, но не хочет почувствовать этот дух совершенно обыденного безумия.

Ты проходишь по маленькой, узкой, совсем не примечательной улочки и выходишь площадь, вполне современного вида. Детки разных возрастов играют в футбол, хотя никаких ворот нет и в помине. Ты спешишь пройти дальше, чтоб не мешать им играть и напарываешься на... огород. Вполне себе натуральный небольшой огородик с помидорами-огурцами и зеленью. На заборе — плакат, с убедительной просьбой не рвать плоды. Рядом — питьевой фонтанчик. «Зачарованная дырка стыда», написано на нём, а сверху его венчает кактус. Вода — на удивление вкусная, будто действительно зачарованная.

Ты поднимаешь взгляд — а там стена. Видно, что когда-то на этом месте был дом, но его теперь нет. Только стены соседей, обитые железом и... раскрашенные граффити вплоть до самой крыши? Как хулиганы смогли забраться на шестой этаж.

Тебе уже ничего не надо. Ты хочешь выбраться отсюда, подальше от покорёженных акаций, будто застывших в танце, свернувшихся спиралью. А дети играют совсем рядом, они не замечают всех странностей, всего этого безумия... Для них это — нормально.

Впрочем, как и ты. Ты тоже этого не замечаешь, не хочешь вдохнуть этот запах, окунуться в мир лёгкого фарса и безумия — наяву.

Вот такая она, Барселона. Обидно, что туристы не чувствуют её духа. Обидно, что местные воспринимают его как должное. Но мне всегда нравилась эта лёгкая вибрация, это безумие, что стоит с невозмутимым видом, как бы говоря нам: «А так и надо, мы на своём месте». Хохот Дожкера, застывший каменными стенами, смесь культур, эпох и мыслей.

Вообще, это достаточно иронично, потому что каталонцы славятся своей расчётливостью и материалистичностью. Даже анекдот есть:

— Почему ноги Христа прибили всего одним гвоздём, а не двумя?

— Потому что его прибивал каталонец.

Нельзя сказать, что мне этот город нравился... Как нельзя вообще утверждать, что мне что-то нравится или не нравится. Но, определённо, этот город тонкого безумия мне импонировал гораздо больше старой не только по возрасту, но и по духу, Таррагоны или помешанного на деньгах Рэуса, или туристической проститутки Салоу.

Я чувствовала себя как-то странно. С одной стороны, я помнила себя взрослой: помнила о прожитых годах, о попаданчестве и даже немного о магии. С другой — я как бы была гостьей в собственном теле. И, когда на меня кто-нибудь смотрел, я не могла даже пошевелить рукой. Это за меня делала прежняя я.

Я могла читать её мысли: короткие, обрывочные, поверхностные. Даже не верилось, что когда-то была такой... нет, не тупой. Непродуманной. Планы, анализы, подозрительность — всё это осталось в прошлом... эм, пардонам, в будущем. Казалось, маленькая я живёт на инстинктах, более искренняя, но как-то при этом умудряющаяся не показывать своих... «особенностей».

После смерти Женьки меня опять направили к психологу. Потому что я забыла все, связанное с этими тремя днями. Кроме самого момента удара. Доктор, разумеется, списал это на посттравматический синдром и не стал копаться глубже. На его счастье. Я же всегда подозревала, что сама стёрла себе память и ослабила чувства. Ну да, мы с Женькой дружили, проводили время вместе, и что?..

И тем страннее было чувствовать радость себя-прежней от нахождения с другим человеком.

Когда она проснулась, я хотела сказать... Нет, не: «Ты же мёртвая уже!» — а хотя бы: — «Как же я рада тебя видеть!» — поздороваться, высказать пару ни к чему не обязывающих банальностей, но... Не получилось. Вместо этого мы стали заплетать друг другу косички.

Просто быть в руках другого человека, которому полностью доверяешь — это... это не передать словами. Не вести, не юлить, не колдовать и с напряжением следить, чтобы твоё «вампирство» всех одновременно покрывало. Это... как будто ты находишься за каменной стеной. Нет! За райскими вратами: в такой же безопасности, с таким же эфемерным, необъяснимым счастьем... Да, оно иллюзорно. Но прежняя-я не стеснялась наслаждаться им, а нынешняя... ужасается.

И ужасается тому, что ужасается.

Я трогала её каштановые кудряшки и не могла отделаться от ирреальной реальности происходящего. Словно я смотрела какой-то давно забытый фильм. Помнятся персонажи, помнятся какие-то отдельные ситуации, но общий замес истории и кто «убийца» — давно кануло в Лету. Но с каждым новым показанным кусочкам всплывают вспышки-озарения того, что будет в следующий момент.

В тот день мы пошли на Passeig de Gracia, на Аллею Грации. Или Счастья. Или Благодарности. Не знаю точно, какое из оттенков значения этого слова имелось в виду. Раньше, до туристического бума, эта аллея считалась главной прогулочной ветвью города — да-да, именно она, а не Рамбла — местом встреч и знакомств. Да и сейчас она сохранила свою прелесть: тенистая, окружённая прекрасными зданиями и маленькими уютными кафешками, на ней было гораздо меньше народу... В основном из-за того, что туристов сюда привозили на автобусе прямиком к дому Бальо.

Не поймите меня неправильно, я вовсе не против туризма в целом. Он приносит существенный доход стране, позволяет знакомиться с совершенно разными культурами. Да и зачастую, средний турист, благодаря экскурсиям, за неделю узнаёт гораздо больше, чем местный житель, но... Меня раздражает искусственность и неполноценность этих визитов.

Наверное, из-за некой герметичности. Ведь турист, по сути, ходит по одним и тем же маршрутам: экскурсия, пляж, отель, кафе. Очень редко кто ходит по спальным районам, любуется частными домами... В спешке всё успеть все слушают профессиональных экскурсоводов, и никто не расспрашивал местных жителей. Все ходят по большим, пафосным местам и никто не заглядывает в маленькие магазинчики... Все покупают сувениры, сделанные в Китае, и никого не волнует современное искусство Испании...

Туризм среди путешествий, как МакДональдс среди ресторанов. Фастфуд. Быстрый, жирный, легко усваиваемый. Популярный. За ним надо стоять в очередях. Много пищевых добавок, усилителей вкуса... Человек хочет ещё, а компании им с радостью и подсовывают: «Жрите, свиньи! Дёшево и сердито».

В итоге, в этой спешке настоящую страну так никто и не видит. Соглашусь, что многим это и не надо... Но некоторые просто не знают о такой возможности. А зачем тур-фирмам выпускать из загона золотых хрюшек? Потеряются ещё....

А вот Женька понимала всю безуминку этого города... Она вообще любила всё странное, наверное, именно поэтому она подружилась со мной... И без родителей мы хотели полностью погрузиться в эту атмосферу.

У нас было две пары чулков: чёрные и красные. Мы надели по одному от каждой пары, как бы зеркально друг другу. Подвернули чёрные форменные юбочки, чтоб они могли сойти за мини. Женька надела красный топик, я — алую рубашку традиционного покроя, с резиночками. Подруга на всём правом глазу нарисовала звезду с молнией, тянущейся от лба, по щеке и до скулы. Я — на левом, солнышко. У неё волосы были заплетены «дракончиком»: множество маленьких хвостиков как бы гребнем идут по голове. У меня их было всего два, по бокам, но пушистых. На резиночки мы повесили маленькие колокольчики.

Увидев нас в таком виде, Матео поржал и посоветовал взять с собой кепку для пожертвований. Люблю брата. Родители бы точно не выпустили нас в таком виде. А это всего лишь невинная шутка, дань уважения городу Алисы.

На улице и в метро нас встречали улыбками, здоровались. День был пасмурным, вторник. Поводов для радости было немного... И мы были одним из них. Знаете, это так здорово!.. Вот ловишь чей-то хмурый взгляд, улыбаешься, трясёшь хвостиками и тут же отворачиваешься, чтобы не смущать. Снова смотришь на человека — а он едва заметно, но всё же улыбается.

Однажды нас попросили что-нибудь станцевать. К этому мы были не готовы, но достойно пропрыгали что-то озорное. И да, братец был прав: пожертвования были, и их даже хватало на мороженное и пару экскурсий. Главное, надо было идти подручку, синхронно и чуть вприпрыжку. И не забывать улыбаться, так же становясь полноценной частью этого безумного города.

Мне-будущей это казалось немного наигранным, излишним. Можно было действовать тоньше и не так явно пародировать стиль Харли Квинн. Но тогда мы были просто счастливы в своей эксцентричности. И всё-таки... самую малость... малюсенькую-малюсенькую малость... мы были огорчены, что никто не хочет к нам присоединится. Смотреть — смотрели, но они продолжали оставаться серыми потребителями гамбургеров.