Когда падают звезды (часть 2)

— Представляю. Очень хорошо представляю. И он тебя любит. И докажет, что ты перед ним не виновата, — зная Витора, Майя была уверена — он сможет сделать это намного быстрее, чем "вся жизнь".

— Сегодня мы сообщим о помолвке. Сначала он поговорит с папой, а потом, на ужине, уже скажем всем остальным. Представить сложно, что все это правда...

— Правда. — Майя высвободилась из объятий, прошла к окну, чтобы его открыть. — Вы простите меня, если я не буду с вами вечером? — наверное, впервые она просила о таком, чувствуя себя полнейшей эгоисткой, и обидься на нее Соня, посчитала это ее законным правом.

Но ее выдержки вряд ли хватило бы на очередную встречу с этим человеком. Так она думала еще до вчерашних событий, а после не могла даже представить, что с ней случится, увидь она Дэррека вновь.

Соня подошла к сестре, смотрящей куда-то вдаль, обняла сзади, положив подбородок на хрупкое плечо:

— Это ты прости, что из-за меня придется задержаться. Я знаю, что ни одни человек больше не может так искренне радоваться за нас, и мне не важно, что об этом будем знать лишь мы.

— Глупости. Вот увидишь, когда Витор сообщит о вашей помолвке, все будут рады. И просить прощения не за что, ведь нужно и мне хотя бы раз в три года проводить неделю другую здесь.

В комнате на несколько минут повисла тишина размышлений. Каждой было о чем подумать.

— Ты знаешь, что вчера произошло, на открытии? — Соня почувствовала, что Майя напряглась.

— О чем ты? — Соня с родителями вернулись не намного позже ее самой. Возможно, на час или полтора. Хотя обычно открытия длятся до утра.

— Была драка. Между герцогом Мэйденстером и Витором, так говорят, Витор мне ничего не объяснил.

— Глупости. Какая драка? Тем более при чем тут может быть Витор?

— Их вид красноречиво говорил, что они либо дрались, либо спасали ребенка об разъяренного буйвола. Буйволов в имении не наблюдалось.

— А что сказал Витор? — Майю пробил холодок, нужно быть полной дурой, чтоб надеяться, что все останется незамеченным, но в глубине души она верила, что последствия будут не столь плачевны, какими когда-то они стали для нее из-за одной глупой сплетни.

— Ничего. Сказал, что объяснит потом. А я не знаю, хочу ли слышать это объяснение.

— Почему? — неужели сестра о чем-то догадывается?

— Я боюсь, что это как-то связано со мной. Не хочу, чтобы он снова пострадал из-за меня. Странно... Еще два месяца тому я была бы счастлива узнать, что его светлость дрался к кем бы то ни было во имя меня. А сегодня я искренне хочу верить, что это не так. И сам герцог тут ни при чем. Я волнуюсь за другого. А ведь ты предупреждала. Ты очень хорошо меня знаешь, наверное, даже лучше меня самой...

* * *

*

Когда Витор снова появился в их доме, Соня ждала его в холле, прохаживая взад-вперед, на все вопросы мамы, что она там забыла, девушка лишь рассеяно улыбалась. Она еле сдержалась, чтобы не помчаться открывать двери, когда прозвучала трель звонка.

Он был как всегда элегантен, гладко выбрит, только багровый след на скуле напоминал о событиях вчерашнего вечера. Обменявшись с Соней взглядами, он сказал ей одними губами, что любит, и отправился в кабинет отца.

Граф был обескуражен такому повороту событий. Он почему-то считал, что Витор скорее подходит Майе, и не потому, что они оба анибальты, а потому, что старшая его дочь более покладистая, мягкая, созревшая для взрослых отношений, а младшая совсем ребенок, в голове которого забавы, но никак не дом и семья.

Как бы ни были выгодны ему возможные партии дочек, он был благодарен Яху, что может отказать практически любому жениху, если он не придется по душе дочери. Он сделал бы так и сейчас, если приглашенная в кабинет Соня не сказала, обращаясь скорее к окну за его спиной, что любит того, кто пришел просить ее руки.

А когда новоиспеченные жених с невестой покинули комнату, граф понял, как стремительно меняется жизнь. Думал ли он еще весной, что выдаст замуж одну из дочерей, что у него скоро родится еще один ребенок, что его старшая Майя решит учиться? Конечно, нет. Но судьба не спрашивает о его планах, строя их на свой манер.

Этим вечером свет сотрясла еще одна новость, затмившая, и даже слегка объясняющая вчерашние события. Младший сын председателя Палаты графа Винсента, Витор, сделал публичное предложение младшей дочери графа Дивьер, Соне. Завсегдатаи светских событий предположили, что это хорошее начало сезона, который готовит им еще много сюрпризов. Некоторые свидетели предложения лишь растерянно переводили взгляды с лиц друг друга, как бы спрашивая: "а как же..?"

* * *

*

В тот момент, когда их отец поздравлял теперь уже практически родственника, отца Витора, с предстоящим событием, Майя пробовала звучание клавиш их с Соней любимого рояля. Звонкого, с чистым звуком.

Когда сегодня утром Соня зашла к ней в комнату, она была занята важным, но совершенно бестолковым делом. Писала письмо, которое никогда не отправит. Адресатом был его светлость, герцог Мэйденстер. Говорят ведь, что если хочешь что-то отпустить, стоит написать это на бумаге и сжечь. Она написала:

"Я пишу вам потому, что лично сказать все это не решусь никогда. Да и случая такого не представится, во всяком случае, я на это уповаю.

Вы никогда не узнаете, как больно смогли сделать. Даже не знаю когда больнее. Наверное, вчера, когда я узнала всю правду. Вам следует собой гордиться, вы совершенствуетесь в этом искусстве.

Вы никогда не узнаете, что я пережила за время, после возвращения домой. Хотя ведь и узнавать-то нечего. Я пыталась бороться за себя, с вами. Когда-то вы сказали, что не отдадите никому, даже самой себе. Пока что это свое обещание вы держите, хотя это и не стоит вам никаких усилий.

Вы никогда не узнаете, что за месть я придумала. А даже если узнаете, не поймете, что это месть.

Вы никогда не узнаете, что я вас любила, и, раз уж бумаге можно доверять, люблю даже сейчас. После того, как узнала. Я не прощаю, вы не нуждаетесь в прощении, я не клянусь помнить обиду всю жизнь, эта боль — следствие моего самого большого счастья, которое приготовила жизнь. Я не жалею, что у нас был тот месяц моего счастья, чем бы это ни было для вас".

Она написала это утром, закончила лишь когда сестра отправилась на свой пост в холле. Вот только сжечь почему-то не смогла. Рука не поднялась. Послание отправилось туда же, где до сих пор лежал сложенный портрет и запонка. Последние напоминания, что это все произошло с ней по-настоящему, а не только в фантазиях, хороших снах и кошмарах.

Свою роль письмо сыграло, ей стало легче. Ей стало все равно. А вчера казалось, что это невозможно. С каждым днем она все больше убеждалась в том, что нет предела, который невозможно было бы пережить, или он просто еще не настал... А что будет, когда настанет?

В комнату, в которой царило такое желанное уединение, вошел дворецкий:

— Леди Майя, там посетитель.

— Извинитесь, скажите, что граф в отъезде, — она нажала еще на одну черную клавишу, создавая странную мелодию. Весь день в доме не закрывались двери, приносили карточки, букеты, некоторые друзья приезжали приветствовать отца лично. Именно поэтому Майя никак не ожидала, что посетитель сможет так ее удивить.

— Это посетитель к вам, — дворецкий учтиво склонил голову, ожидая подтверждения приказа.

Майя встала, закрыла крышку рояля.

— Проводите, — еще до того, как она оправилась от удивления и вспомнила, что может спросить, кто же это, дворецкий скрылся. Но кто? Витор сейчас вряд ли бросил бы все и приехал сюда. Возможно, Дамиан? Ведь он говорил об экскурсии. Хотя сомнительно — после всего, что узнал, он вряд ли даже посмотрит в ее сторону. Ее размышления прервал звук вновь открывшейся двери.

В комнату вошла женщина. Не составило особого труда вспомнить, что вчера она была среди гостей, и, если Майя не ошибалась, это никто иной как вдовствующая герцогиня Мэйденстер.

— Добрый вечер, Майя, — женщина провела взглядом удаляющегося дворецкого. И только когда он плотно закрыл за собой дверь, вновь повернулась к растерянной девушке. Протянула руку. Чуть помешкав, ее пожали холодные белые пальцы.

— Добрый вечер. Простите, я не знаю...

— Называй меня Анна. Можешь леди Анна, если тебе так будет удобней.

— Прошу, — Майя указала на кресло. Сама тоже проследовав за гостьей, устроилась напротив. Пытаясь как-то сгладить молчаливую неловкость, Майя предложила чаю. Хотя в голове крутилась целая куча вопросов, главный из которых: что эта женщина тут делает?

— Нет, благодарю. Я пришла поговорить.

— О чем?

— Я сейчас все объясню, только прошу, выслушайте до конца, если захотите — я сразу же уйду. Вчера вечером вы с моим сыном, герцогом Мэйденстером... — она запнулась, — Дэрреком, кое-что произошло...

— Простите, но меня не касается что-либо связанное с вашим сыном, — это все-таки герцогиня. Неужели недостаточно было поглумиться над ней его руками, нужно еще и ее участие? Майя вскочила с кресла.

— Майя, пожалуйста, всего лишь выслушать, — тон гостьи был спокойный, не требовательный, просящий, но что-то заставило девушку остановиться. Может быть отсутствие высокомерия, к которому она успела привыкнуть, общаясь с людьми, подобными этой женщине? Или то, что в голосе правда слышалась просьба?

Майя посмотрела на женщину, покачала головой, но все же села назад. Проси ее хоть сам дьявол залезть в колет, она, наверное, и тому не смогла бы отказать.

— Я знаю о том, что между вами произошло...

Майя втупилась взглядом в стену. Значит все уже в курсе, о том, до чего она опустилась. С жестокой иронией девушка подумала, что нужно отыскать одну из прошлых любовниц его светлости и узнать, что же бывает после. После того, как тебя отбросили, как ненужную вещь и посвятили весь мир в то, что ты этой самой вещью была.

— Я вас не осуждаю, не нужно стыдиться.

Майя посмотрела на герцогиню, выражая недоверие ее словам. Если не этого стыдиться, то чего же тогда? На незаданный вопрос женщина ответила, даже чуть улыбнувшись:

— Я хорошо знаю своего сына, если он пожелал заполучить что-то, никто в мире его не остановит. Такая уж у него натура. Это касается всего, и женщин в том числе.

— Неужели вы хотели помочь мне справиться с угрызениями совести? — девушка пока что не понимала, к чему ведется весь этот разговор, хотя одна догадка у нее была — они, наверное, все еще боялись, что она попытается устроить скандал.

— Не только, но, надеюсь, в этом я тоже смогу помочь, — за те несколько минут, что Анна провела в обществе девочки, она поняла, что этот ребенок располагает к себе. Не потому, что прилагает к этому усилий. Услышав, о чем они собираются говорить, Майя даже ни разу не улыбнулась, но все же подкупала своей искренностью и наивностью. — Он совершил ужасную ошибку, я не собираюсь его оправдывать.

Не желая погружаться в воспоминания еще раз, Майя попыталась опередить ее предложение, закрыть тему раз и навсегда и вернуться к жизни, которую уж вряд ли когда-то придется назвать спокойной.

— Я не собираюсь устраивать скандалов, претендовать ни на возмещение, ни, тем более, на абсурдный брак, чтобы не упасть в глазах общественности. Мне совершенно все равно, будут ли судачить о моей персоне, как о странной прихоти его светлости. Если он желает этого избежать — можете быть уверены, я угрозы не представляю, от меня никто ничего не узнает, — хотя бы потому, что подобного удара по собственным родителям не перенесла бы уже она.

— Майя, вы все неправильно поняли, — герцогиня взяла в свои теплые ладони ее ледяную руку. — Его не волнуют сплетни, возникни они, задача бы значительно упростилась, — что может быть легче, чем устройство воссоединения оскандалившейся пары? — Я пришла сказать совсем о другом, — она выдержала паузу, раздумывая, как бы сообщить то, что хотела, не ошарашив при этом, но не придумав ничего, сказала как есть. — Он любит вас.

Майя чувствовала себя человеком, который стоит лицом к картине и на ней изображен квадрат, она его отчетливо видела, каждую линию, каждый угол, его цвет, была уверена, что перед тобой квадрат. А человек, стоящий спиной к картине, будто пытался доказать ей, что перед ней круг, он совершенно уверен, что круг, описывает как этот круг выглядит. Вот только Майя продолжала видеть квадрат.

Девушка рассмеялась, только не от радости, от абсурдности происходящего.

— Почему ты смеешься? — ее светлость же, казалось, совершенно растерялась.

— Простите, но с чего вы взяли? — Майе даже пришлось вытереть слезы, выступившие на глазах, от смеха. — Я еще поверю, что его светлость почувствовал муки совести, хотя вряд ли муки, скорее укол, узнав, что... Как бы выразиться, был однажды слишком груб, не имея для этого оснований. Я поверю, что вы взяли на себя ответственность за сына, чтобы извиниться передо мной за этот маленький инцидент, — мысленно она добавила, что он был настолько маленьким, что не давал ей спать ночами и дышать днями, — несомненно, приму ваши извинения, ведь даже не будь их, я в них не нуждалась бы, слишком мелка провинность его светлости. Но, простите, то, что вы сказали, — повторять фразу Майя не хотела сознательно, боясь, что прилипнет к ее мыслям, — это абсурд.

— Он сделал тебе больно...

— Нисколько. — Майя не собиралась открывать душу ни перед кем, а тем более той, кто потом поедет и доложит его светлости, как настроена "небольшая оплошность", или как еще обычно называют подобных ей?

— Очень больно...

— Простите, я не вижу смысла продолжать наш разговор, — Майя встала, направляясь к двери. Осознавая, что то, что она делает — ужасно, почти выгоняет из дома женщину, годящуюся ей в матери да еще и выше по статусу.

Герцогиня тоже встала, прошла к открытой двери, вот только вместо того, чтобы покинуть комнату, закрыла ее.

— Я уйду, но сначала расскажу одну историю.

Майя не возражала, но и желанием слушать не горела.

— В шестнадцать я уже знала, как сложится моя судьба, у меня был жених, тогда я была уверена — любимый. Родители неустанно убеждающие, что так оно и есть и ждет нас впереди лишь счастье, и я верила. Но однажды, в военное время, в наше имение приехал погостить знатный гость, сын герцога. До моей свадьбы оставался какой-то месяц, я летала над землей, мечтая о грядущем событии и примеряя платье. О том, что в доме кто-то гостит, я вспоминала, лишь встречая незнакомца в коридорах или столовой. Что я о нем думала? А ровным счетом ничего. Разве могу я думать о мужчинах, когда за поворотом меня ждет суженый, обещающий дарить нежные прикосновения и целомудренные поцелуи? Так было ровно до того момента, как все не перевернулось с ног на голову. Однажды отец вызвал меня к себе, сообщая, что наши планы слегка меняются. Неужели свадьбу опять придется перенести? Нет. Свадьба произойдет по расписанию. Изменится жених. Незнакомец, который раньше не занимал в моих мыслях места больше, чем шторы в гостиной, вдруг стал самым ненавистным врагом, считающим, что имеет право распоряжаться моей судьбой. Вылетев из кабинета отца, я пошла на поиски жениха, который любил, которого любила. Вот только застала я его собирающим вещи. Для меня не составило труда спланировать наш побег, тайную свадьбу, жизнь затворников, зато в любви и согласии. Но вот только он, тот, который клялся в вечной преданности, сказал, что мы должны покориться. Вот так просто, только потому, что кто-то что-то решил, мы должны покориться. Но если сдался он, это не значит, что сдалась я. Именно это я и заявила новоявленному жениху, который, как оказалось, не просто предмет мебели, а в сущности, человек, который, как оказалось, решает мою судьбу. Первым, что я сказала ему, было предупреждение, что я никогда его не полюблю, что решись он на брак, его жизнь превратится в ад. В ответ он лишь сказал, что его ад станет моим раем. Странное утверждение, но вспоминая сейчас тот разговор, у меня по спине идут мурашки. Это был герцог Мэйденстер, отец Дэррека. Я ненавидела его таким, как себе представляла. Властным, пожелавшим заполучить себе игрушку в моем лице и искалечившим мне при этом жизнь. Вот так просто. Потому, что он так пожелал. На протяжении оставшегося до свадьбы времени я делала все, чтобы он пожалел о своем решении. Чтоб пожалел до того, как станет поздно. Но день свадьбы настал. Под пристальным взглядом отца я ответила ненавистному человеку "да", но не сдалась. Продолжала изо дня в день доказывать ему, что он совершил огромную ошибку. Впервые он сказал мне, что любит после свадьбы, перенеся через порог нашей спальни. А знаешь, что сделала я? Рассмеялась, как ты сейчас, просто потому, что не поверила. Он не стал меня переубеждать, пытаться заставить принять его слова так, как положено, просто перестал их произносить. Больше ни разу в жизни я не слышала от него этих слов, даже тогда, когда осознала, что его ад все-таки стал моим раем, когда сама призналась в любви, получила в ответ лишь улыбку. Мне было чертовски обидно, до слез. Но я вспомнила, как когда-то отреагировала сама и поняла, что это не самая жестокая месть с его стороны. Ты не представляешь, сколько лет я ждала, чтобы он повторил свое признание. Больше двадцати. Мы двадцать лет жили, зная, что любим, но никогда не говоря. Во второй раз он признался перед смертью, уезжая охотиться, и знаешь что? Я ненавижу эти слова и не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку. Когда Дэррек придет к тебе, когда перестанет ненавидеть себя так, как ненавидит сейчас, не совершай ошибки. Отбрось гордыню и свой страх. Он похож на отца как две капли. Если в первый раз все разрушил он, во второй разрушить можешь ты. Поверь, то счастье, которое ты можешь испытать, несравнимо с горем, которое познала. Как бы сложно ни было снова поверить, попытайся. Не веришь словам — слушай сердце.