Больше чем враги

Поступи так кто иной на моем месте, о подобном проступке тут же узнал бы Лютый и несчастной досталось бы минимум пять плетей. Но меня надежно защищало золото, позвякивающее сейчас в карманах начальника охраны. Я слышала за спиной писки и повизгивания, негромкую ругань, но мне не было до шума никакого дела. Хотелось уснуть крепко-крепко, забыться и забыть о Марке Грене. Внезапно койка прогнулась под чужим весом. Нехотя я подняла голову, ожидая увидеть Мышку, но рядом сидела Линда.

— Дамочка, — прошелестела она, — можно, я возьму это?

Меня охватило раздражение. Линда с ее тихим голоском показалась мне противной. От нее пахло цветочным мылом — не иначе подарок Лютого, изредка жаловавшего своим подружкам разные мелочи — и этот запах, нерезкий и даже приятный, отчего-то вызвал у меня приступ головной боли. На упаковку, что девушка держала в руках, я бросила косой взгляд и буркнула:

— Бери, что хочешь, только оставь меня в покое.

Линда внимательно на меня посмотрела, будто желала что-то сказать, но только поблагодарила и встала с койки. Я вновь уткнулась в подушку, но спокойно полежать мне не дали.

На плечо опустилась горячая рука, а хрипловатый голос Красотки прошептал в ухо:

— Чего хотела эта девка?

— Еды, — отозвалась я. — Не то печенья, не то конфет. Как и все прочие.

— Дамочка, — шепот стал еще тише, — она подлизывается к тебе, разве ты не понимаешь? Хочет подружиться, чтобы ты только с ней делилась. Уж я-то ее насквозь вижу. Подлиза и притвора, вот кто она такая. Хорошо, что ты ее послала. Скажи, а сама-то ты чего такая грустная?

Мне стало мерзко. От мелких склок и выяснений отношений, подстав и наушничества затошнило физически. Я грубо отбросила руку Красотки, рывком села на постели и окликнула Нетку:

— Дай сигареты!

Приятельница посмотрела на меня удивленно, но требуемое протянула. Мышка не сводила с меня встревоженного взгляда, пока я одевалась. А я с неожиданной злостью думала: "И чего они все ко мне пристали? Я никому из них ничего не должна. Пусть радуются и тому, что получают. Тоже мне, подруги нашлись!"

Сегодня дежурил не Гонт. Имени этого охранника, чернявого долговязого усача, я никак не могла вспомнить. Он молча посмотрел в мою сторону и равнодушно отвернулся, когда я сделала первую затяжку. И тут произошло то, чего я никак не ожидала. Появился Док, который уже давно должен был быть у себя дома и наслаждаться тишиной и покоем.

Он вырвал у меня из рук сигарету, бросил ее на утоптанный снег и раздавил каблуком. Охранник попытался что-то возмущенно возразить против такого вопиющего нарушения правил, но Док грозно рявкнул:

— Сам поднимешь! И выбросишь! Дамочка, давай-ка за мной!

Мне пришлось почти бежать, чтобы не отстать от Питерса. В лазарете он сорвал с себя пальто, не глядя швырнул его на стул и распорядился:

— Быстро раздевайся, мой руки и в палату!

Уже понимая, что случилось нечто страшное, я быстро сбросила тулуп, пристроив, впрочем, его на вешалку, и отравилась в санузел, где тщательно вымыла руки горячей водой с мылом. А потом быстрым шагом вошла в палату, где Док склонился над бледной до синевы Брюнеткой.

— Вот, полюбуйся, — сердито произнес он. — Эта дурища залезла в шкаф с зельями и выпила три первые попавшиеся склянки. Промывание я ей уже сделал, еще до того, как тебя позвал. А теперь будем бороться с последствиями. Каждые десять минут давай ей ложку воды с тремя каплями зелья из зеленого флакона, а я в лабораторию — варить новое лекарство.

— Распорядитесь, чтобы позвали Мышку, — предложила я. — Она вам поможет.

— Точно! — Док хлопнул себя по лбу. — Я так перенервничал, что сам за тобой побежал. И о подружке твоей не подумал. Сейчас ее вызову.

Он ушел, сунув мне песочные часы, чтобы я могла следить за временем. Я влила в рот Брюнетке первую ложку лекарства.

— Ну и зачем ты это сделала, дурочка? Совсем рехнулась, что ли?

Я не ожидала ответа на свой вопрос, но Брюнетка поманила пальцем, понуждая наклониться к ней поближе.

— Я... не... хочу... возвращаться... в барак... — с трудом прохрипела она. — Ненавидят... все...

С языка уже готовы были сорваться горькие слова о том, что во всеобщей ненависти к своей особе Брюнетка виновата сама. Слишком уж занеслась она, когда Лютый выделил ее среди прочих. Но я посмотрела на ее зеленовато-бледное лицо, ввалившиеся глаза, бескровные губы — и промолчала. Песок тонкой струйкой стекал вниз, подошло время для второй дозы. Моя пациентка покорно приоткрыла рот и проглотила лекарство, скривившись и поморщившись. Видимо, на вкус оно было малоприятным. Третью порцию она тоже выпила, а на четвертой помотала головой.

— А ну открыла рот! — прикрикнула я. — Не то силой залью.

Еще через двадцать минут появился Док и протянул мне стакан с теплой жидкостью омерзительного бурого цвета. Запах был ничуть не лучше цвета, и я сильно подозревала, что и на вкус зелье сильно отличалось от раосского вина. Мне даже стало почти жаль Брюнетку, которой предстояло его выпить.

— Вот, пусть примет это, а потом может отдыхать. Дамочка, заканчивай с ней и приходи в кабинет.

— Док, а что со мной теперь будет? — голос Брюнетки все еще был слаб, но она хотя бы перестала хватать ртом воздух после каждого слова.

Питерс брезгливо на нее посмотрел.

— Откуда мне знать? Сочетание выпитых тобой зелий может дать непредсказуемую реакцию. Быть может, облысеешь. Или посинеешь. Мне даже самому любопытно.

По лицу Брюнетки поползли слезы. Зелье она выпила беспрекословно, а я, поправив подушку и одеяло, вышла из палаты.

В кабинете Мышка уже хлопотала вокруг стола. Ставших уже привычными пирожков по вполне понятной причине не было, зато в тарелке лежало печенье из моей передачи, а рядом стояла небольшая коробочка шоколадных конфет — тоже оттуда.

— Дамочка, ты не против, что я это взяла?

Я даже смутилась. Отчего-то раньше мне и голову не приходила простая мысль угостить Дока полученными вкусностями.

— Конечно, Мышка.

— Чай готов! — объявила подруга. — Док, прошу к столу.

Док, рывшийся в шкафу с папками, бросил свое занятие и подошел к нам.

— Расходиться уже поздно, — сказал он. — Будем ночевать здесь. Я — на кушетке, вы — в палате.

— С Брюнеткой все обойдется? — спросила я.

— Да уж куда она денется, — проворчал Док. — Хоть бы и впрямь облысела, что ли. Совсем безмозглая девица. Если этак глотать что попало, то не факт, что помрешь. Может и просто пробить... простите, об этом за столом говорить не принято.

Мышка хихикнула, и даже я улыбнулась. Да уж, такого эффекта Брюнетка явно не ожидала.

— Кстати, Дамочка, — Док, прищурившись, смотрел мне прямо в глаза, — с каких это пор ты у нас курить начала? Вроде бы раньше я за тобой этого пагубного пристрастия не замечал.

Мышка со стуком поставила свою чашку на стол. Я готова была поклясться, что она с нетерпением ожидает моего ответа. Впрочем, скрывать правду я смысла не видела. Все равно рано или поздно весь лагерь узнает, что Марку надоело меня навещать.

— Тошно мне, Док. Мерзкое такое чувство, будто меня выбросили, как надоевшую игрушку.

— Так, — протянул Питерс. — Я правильно понимаю, что ты сейчас говоришь о Марке Грене?

Я пожала плечами. А что отвечать, если и так все ясно?

— Дамочка, может, у него дела какие? — робко спросила Мышка. — Может, он занят сильно?

— Конечно, занят. И очень сильно. Знаю я прекрасно, какие у него дела: на курорт он собирается.

— Нечисто здесь что-то, Дамочка, — покачал головой Док. — Не верю я, что он вот так взял и забыл о тебе. То едва ли не через день ездил, а тут вдруг резко перестал. Нет, что-то здесь не то. Уверен, он вскоре объявится.

— Мне бы вашу уверенность, Док, — горько сказала я. — Мне-то кажется, что я его в ближайшее время не увижу.

Как в воду глядела. Прошло еще три дня. Марк не появлялся. А вот неприятности не заставили себя ждать.

Норт Андерс опять подгадал время, когда Док в лазарете отсутствовал. Впрочем, его отлучку он и сам мог с легкостью устроить: Дока позвали к внешним воротам, якобы дежурившему там охраннику стало дурно. Идущая на поправку Брюнетка дремала после обеда, а я в кабинете возилась с архивом. Док отличался некоторой вроде бы абсолютно несвойственной ему небрежностью при работе с документами, и теперь я наводила в бумагах порядок.

— Говорят, твой любовник бросил тебя, — с порога начал Андерс.

Внутри все сжалось и заледенело. Занятая своими переживаниями, я ухитрилась совсем забыть о поползновениях начальника лагеря и теперь не знала, что мне делать. Впрочем, пока еще время у меня было. Норт Андерс ничего не предпримет до тех пор, пока не будет твердо уверен, что больше Марк Грен в лагере не появится. А в моих интересах было подольше поддерживать в нем сомнения.

— Кто говорит, сэр?

Вот этот вопрос меня очень интересовал. Андерсу просто показался подозрительным долгий перерыв в свиданиях или же кто-то из обитательниц барака наушничает ему?

Его ответ подтвердил мои худшие подозрения.

— Ты почти ничего не ешь, ты в последние дни постоянно грустишь, Грен уже давно не навещал тебя. Выводы сделать несложно.

О том, что Марк давно не приезжал, начальник колонии знал и сам, а вот о моем состоянии ему определенно кто-то докладывал. Следовало быть осторожной.

— У Марка очень много дел в столице, сэр. Он пока никак не может вырваться ко мне. Конечно же, я грущу без него.

— Повезло королевскому магу, — хохотнул Андерс. — Я бы тоже хотел, чтобы моя баба заболевала только от тоски по мне. Надеюсь, Марк Грен оценит такую любовь и вскоре порадует нас своим визитом.

Намек был более чем ясен. Если Марк не появится в ближайшие дни, начальник уверится в своих подозрениях, и тогда мне будет неоткуда ждать помощи. На сей раз он не решился тронуть меня, но долго ждать не станет. Вернувшись в барак, я спросила у Мышки:

— Не знаешь, кто из наших бегает с доносами к Андерсу?

Подруга тревожно осмотрелась по сторонам, удостоверяясь, что никто не подслушивает, и покачала головой.

— Не знаю. Но обязательно выясню.

А потом, подумав, добавила:

— Странно все это. На тебя ведь обычно не доносят.

Она была права. Когда я только очутилась в лагере, желающих проучить "гордячку" и "богачку" нашлось немало, вот только Лютый мигом доходчиво пояснил им всем, что от меня лучше держаться подальше.

— Чтобы вы знали, шелупонь, — презрительно кривя губы, выговаривал он, — это за вас, нищету беспросветную, вступиться некому. А из-за этой вот дамочки и расследование затеять могут. Так что лапы свои к ней не тянуть.

С тех пор меня и прозвали Дамочкой. Открыто не пакостили, но злые и ненавидящие взгляды я замечала всегда. Со временем я привыкла, а затем к злости и ненависти добавилось невольное уважение.

— Они думали, ты будешь плакать и жаловаться, — пояснила мне Мышка. — А ты ведешь себя так, как даже мало кто из них поначалу вел.

Лютый предупредил об одном — я не должна нарушать лагерные правила и сама лезть на рожон.

— Без обид, мужик, — сказал он Двину. — На моей территории главный я, а надо мной — только Андерс. Даже боги здесь на третьем месте. Не будет твоя протеже подчиняться нашим порядкам — выпорю, чтобы неповадно было.

Двин, пересказывая мне этот разговор, возмущался, а я не могла не признать правоту Лютого.

А вот теперь оказывается, что кто-то бегает к самому Андерсу, причем с докладами даже не о моих прегрешениях против правил, а о моем настроении.

Двин приехал на следующий день. Взял мои руки в ладони, заглянул в глаза, заботливо спросил:

— Ну как ты?

— Плохо, — впервые за все время нахождения в лагере честно ответила я. — Двин, пора выбираться отсюда.

— Что-то произошло? — встревожился друг.

— Пока нет, но скоро может случиться.

Я была вынуждена рассказать ему обо всем: о домогательствах Андерса, о том, как я выдала Марка за своего любовника, как начальник лагеря заподозрил, что Марк больше не приедет. Умолчала лишь о страстных поцелуях и о том, что снова, как в юности, потеряла голову. Пока я говорила, Двин хмурился, качал головой, но не перебивал мой рассказ. И лишь когда я закончила, сказал:

— Дело плохо. Ты ведь понимаешь, что быстро перевести тебя в какую-нибудь Обитель не получится? Даже если я задействую все связи, это все равно займет никак не меньше двух недель. И информация может просочиться.

Я закрыла лицо руками.

— Я уже не знаю, чего боюсь больше: нападения или похоти Андерса. К тому же я уверена, что просто так он от меня не отстанет. Если бы ты видел, Двин, что делает Лютый с надоевшими ему любовницами! Он превращает их просто в куски мяса. Вряд ли начальник лагеря будет ко мне добрее.

— Тиа, успокойся, — Двин погладил меня по спине. — Я сделаю все, что в моих силах. Возможно, Андерс за эти две недели ничего не предпримет. Ну или же... Не сразу ведь он примется издеваться над тобой, ведь так? Кому нужна искалеченная любовница?

Я в ужасе отшатнулась от друга. Как мог он говорить столь ужасные вещи таким спокойным голосом? Мысль о том, чтобы отдаться Андерсу, казалась мне омерзительной. Да, я давно уже не была невинной девушкой, я отчетливо осознавала свои желания в отношении Марка и они не смущали меня, но к начальнику лагеря я чувствовала сильнейшее отвращение. Память услужливо подсунула воспоминание о том, как меня выворачивало после его поцелуев, и я содрогнулась.

— Тогда меня придется опоить сонным зельем Дока, — медленно произнесла я. — Добровольно я под него не лягу. К тому же есть множество способов унизить человека, не тронув его даже пальцем. Я многого здесь навидалась, Двин. Такого, о чем прежде и представления не имела. Я оказалась среди такой грязи, о существовании которой и не подозревала. Так вот, я лучше сдохну, чем стану шлюхой Андерса!

Последние слова я уже прошипела другу прямо в лицо. Он смотрел на меня с неприкрытым изумлением. Еще бы, до сего дня он и понятия не имел, что я могу выражаться столь непристойным образом. Да, Двину предстоит многое узнать о той Тиали, которой я стала.

— Хорошо, Тиа, — наконец сказал он несколько неуверенным голосом. — Я постараюсь все уладить побыстрее.

Мышка потянула меня за рукав.

— Пойдем, как раз успеем ее перехватить. Побежала докладывать, как только ты со свиданки вернулась, чтоб ее демоны... — далее последовало столь замысловатое пожелание, что я даже заслушалась.

— Вот уж не думала, что демоны на подобное способны, — восхищенно выдохнула я, когда Мышка наконец замолчала. — Может, ну их, этих обычных мужчин? Одни проблемы от них. Уйдем лучше к демонам.

Подруга только досадливо покачала головой. Я прекрасно знала, где именно она нахваталась столь экзотических ругательств: в борделе стража еще не так выражалась. Парадоксально, но воспоминания о случившемся в веселом доме Мышка старательно подавляла, а вот ругалась виртуозно и изощренно, ничуть, казалось, не ассоциируя свои слова с тем страшным днем.

— Пойдем, — повторила она. — Встретим ее по пути к бараку.