Сломанные сказки

Сказка девятая. Драконы Тараскона

Жжёная рана была достаточно веской причиной для посещения кабинета Ивана де Сезама без очереди. Собственно, она и единственной не была: глаза Ключника Песочного отряда были закрыты чистой белой повязкой, а лицом Фэня при желании можно было стены прошибать — до того каменным было застывшее на нём выражение.— Он мог ослепнуть.Мужчина шумно втянул воздух и сложил руки в замочек — обвинения только начинали сыпаться, нужно быть готовым.— У него поперёк груди выжжено чересчур достоверное изображение водяники — на месте ягод мясо будто ложкой выскребли.Сатоен скрипнул зубами: челюсть его заныла от воспоминаний о несостоявшемся ударе.— Мы с Верой чуть не... Только прошли через Дверь, он даже пикнуть не успел, мгновенно откинулся. Мы больше его не возьмём, пусть сидит в Башне.— Он теперь Ключник. И, кстати, сам волен решать, что делать. Я с ним говорил — он готов продолжать.Бен смотрел в пол. Имея дело с Фэнхуаном, Иван предпочитал видеть его глаза: так шанс не попасть в центр урагана неимоверно возрастал. Жаль, что Бенну часто лишал окружающих этой возможности.— Бен, всякий сотрудник Сторожевой Башни подвергается риску. Будешь ходить и орать на меня за каждого? Вполне возможно, что Аврор на следующей неделе вернётся с сотрясением мозга. Мария до сих пор бегает с гипсом. Кое-кто — не будем называть имён — страдает расстройством личности. У меня самого несколько шти...— Но вы его заставили. Вы сами попросили его присоединиться к отряду, сами выдали ключи... От моего прошлого тоже, между прочим.— Занятная с этим вышла штука, — Иван оживился, словно затронули тему, по которой он с ума сходит. — Я и не предполагал такого. Дар Веры просто — бум! — и взломал временной код. С пространственным нам помогли Двери и ключи, а тут...На этот раз директор замолчал сам — радужка глаз Фэнхуана начала опасно светлеть.— Я просто предложил. Я всегда предлагаю беженцам из-за Дверей работу. Не моя вина, что вы не в состоянии приспособиться к внешнему миру, не моя вина, что те, кто ушёл... — Иван откинулся на спинку кресла, и оно надрывно скрипнуло.— Вы знали, что Двери на него по-другому реагируют.Фэнь говорил тихо, но его было чересчур хорошо слышно.— Знали, что что-то должно было произойти. Хотели посмотреть, что именно.Сатоен взял со стола ручку — нужно было чем-то занять руки. Он и так всякий раз сдерживался, чтобы не начать её грызть.— Любопытство! Мальчишка открывает Двери где угодно, стоит только выдать ему ключи, впитывает в себя сказочные законы, а не следует им... Может, с его помощью мы узнаем, почему за Дверьми всё рушится?— Сезам, ты рискуешь чужими жизнями.Редко когда Фэнхуан напоминал, что прожил куда больше времени, чем Иван. Конечно, в людской психологии он разбирался не так хорошо, как Сатоен, но имел право иногда поставить человека на место. К тому же, Иван сам начал оправдываться — как провинившийся ребёнок перед родителем.— Своей я уже пробовал... Толку не было никакого.— Я с ним поговорю.— ...И вряд ли убедишь. Он молод и горяч сердцем — кто на его месте по доброй воле откажется от таких приключений?Кай, бывший Снежный король и Ключник Песочного отряда, и не думал отказываться. Больничное крыло уже в который раз отмечало удивительную особенность нового подчинённого Шапочковой: на нём всё заживало быстрее, чем на собаке. Он чуть не лишился глаз, у него по телу кровавой вязью вились стебли вороньей ягоды — но уже через пару дней он начал сбегать из палаты. Званием Ключника Кай нагло пользовался — после того, как обнаружил, что выданные ключи подходят ко многим подсобным и неприметным дверкам.Он бегал проведать девушку с жабами: теперь она от них избавилась и жила в доме мужа, менестреля, который продолжал петь. После постигшей жителей королевства Розовых Кустов болезни, пение запретили, и он делал это назло — в общем, идеально подходил Фэнни.Он навестил Вэла: время за Дверьми шло нелинейно, рывками и скачками, но сказки знали, когда и кого можно впускать. Ольвунг как раз старательно избегал престарелого короля, который сулил ему орден за какие-то заслуги, а Джастин почти избавился от заикания.Бен действительно пытался поговорить с Каем, но разговоры всегда сводились к тому, что Снежный король либо вспоминал о проявленной Фэнем жестокости, либо сочувственно поглядывал и молчал. И как тут сработаешься?

* * *

— Вера, дорогая, я посмотрел недавние отчёты, поговорил с персоналом... В общем, решил, что вам не помешает ещё один Разведчик с навыками Страхующего, как считаешь?Глава Песочного отряда открыла было рот, но тут же передумала спрашивать. Под взглядом Сезама не хотелось затрагивать проблемы, которые действительно казались девушке стоящими: непонятная атмосфера разлада и сдержанности в отряде, отсутствие постоянного Информатора и тревога по поводу Кая. Да и по поводу Бена тоже. Поэтому она просто кивнула.— Вот досье, встречайте новенького — на первое задание сопроводишь лично, без этих...Эти были не против — потому что когда находишься в неведении касательно чего-то, ты не можешь быть против этого.А потом Кай пропал. Его не было ни в комнате отдыха, ни в корпусе Информаторов, ни в Библиотеке. Не было его и в спортзале, бассейне, столовой и в Архиве. Не было в Сторожевой башне совсем. Поставили на уши всех Разведчиков, всех Ключников и Координаторов, Вера уже начала подозревать самое худшее: выходить за пределы башни на долгое время беженцам из сказок было нельзя по нескольким причинам. И тогда нашли Дверь.Ничем особо не примечательную, кроме своих особых свойств, конечно: зелёную, чуть облезлую, с потёртой латунной ручкой. Покрытую навсегда въевшейся в дерево изморозью, изгибами напоминающую стебли краокебаера, вороньей ягоды — ни с чем не спутаешь, если видел хоть раз. И от этой Двери не было ключа.На самом деле на самых нижних ярусах, в, так сказать, подвалах организации, было множество Дверей, к которым не было найдено ключей и, наоборот, ключей, к которым Двери ещё не подошли. Но те, что были наверху — все были пересчитаны, занесены в каталог и какой-то частью исследованы. Когда путешественники открывали очередную Дверь, ключ всегда оставался снаружи, чтобы в случае любой непредвиденной ситуации её можно было открыть. Эту Дверь никто и никогда прежде не видел.— Он и так частенько шастал за двери, сама наблюдала неоднократно. Может, надоело отсиживаться, решил что-то кому-то доказать? Услышал что-нибудь? Мы же так толком и не знаем, почему он так реагирует на пространство за Дверьми...— Слишком уж странно...— Ему семнадцать, я бы сама прыгнула в какую-нибудь дыру, чтобы меня только не берегли, как фарфоровое нечто.— Он казался вполне благоразумным.— Жаль, я ничего так и не увидела толком... Должен же мой дар хоть раз сработать как надо.Молчавший до этого Фэнь, который, казалось, совсем не слушал разговора директора и Шапочковой, прочистил горло.Дед Сезам покосился на Фэнхуана и махнул рукой — мол, говори.— Принц. Он вам любую Дверь откроет. Да ещё и с радостью, если повезёт.О Прекрасном Принце ходило много слухов: от самых гадких до самых невероятных. Кое-кто его откровенно не любил, кто-то готов был пресмыкаться перед ним, а кто-то — начистить морду в любое время суток. Ну, или если выражаться всё-таки правильно, лицо. Любой зрячий человек не смог бы применить по отношению к Прекрасному Принцу слово "морда". Принц был Разведчиком, начал работать уже очень давно и сменил несколько отрядов. В том, в котором он состоял ныне — Стекле — люди были в основном спокойные, потому проблем со своим сотрудником никогда не имели. Другим не было так легко. Прекрасный Принц был слишком разным. Он любил свою работу — и даже некоторых коллег — почти до визга. Впрочем, с этой стороны он всё и всех любил, и будь его воля, бегал бы по Башне и осыпал всех золотыми монетами. Однако была у него и другая сторона: и увидеть её в общем-то не означало ничего хорошего. Поначалу это проявлялось в нём во время боя, когда руки с неожиданной скоростью и ловкостью орудовали двумя клинками, когда пальцы закрепляли болт на арбалете, когда корпус избегал смертельных ударов. В битве даже глаза его, мягкие и серые, становились стальными, холодными, движения — отточенными, а разум — хладнокровным. После это вылилось ещё и на обращение с теми немногими, кто Принцу не нравился. В эту группу входило от силы человек пять, и так уж случилось, что среди них был и Бен.Открывать Дверцы он научился сам и часто говорил, что это не сложнее, чем вскрывать сокровищницу Мидаса. То ли шутил, то ли был правдиво серьёзен — не ясно. Беда была в том, что Принц не особо распространялся о своём таланте: хотя бы потому, что не каждая Дверь поддавалась взлому.Прекрасного Принца поймали на пути в Библиотеку: после миссий он любил посидеть немного в тишине и почитать что-нибудь о мирах, в которых никогда не сможет побывать без помощи своего воображения. Помочь согласился с радостью, но, завидев Фэня, чуть нахмурился.Окинув зелёную Дверь взглядом, разведчик Стеклянного отряда попросил оставить его с замком наедине. Вера пожелала ему удачи и ушла вслед за Сезамом — тот хотел с ней о чём-то поговорить. Разговор с Принцем Иван тоже решил провести — воспитательный, дабы впредь докладывали ему о подобных случаях взлома. Он был уверен, что это невозможно.

* * *

Тараскон, устье реки РоныВ Тарасконе завёлся дракон — самый настоящий, не придуманный Церковью, которая грозила людям пришествием дьявола в клубах дыма и огня; не привидевшийся в пьяном угаре местному дурачку Бобберу; не варан, которых иностранцы неизменно принимали за чудовище. Был дракон не то чтобы сильно крупным и не то чтобы сильно злым, однако скот таскал исправно и пугал шорохом крыльев случайных путников и влюблённые парочки, которым приспичило уединиться на пляже неподалёку от занятой ящером пещеры. Девственниц дракон не выпрашивал, золотом не интересовался — да и не водилось его в тех краях в достаточном объёме для того, чтобы ящер на нём спать мог — и люди постепенно привыкли к такому соседству. Предприимчивый хозяин таверны "Медные пальчики" даже устроил экскурсионный тур для приезжих: запрягал тощую Мэри в повозку и вёз людей к пещере дракона в солнечные деньки где-то после обеда. Дракон любил сразу после того, как поест, развалиться на тёплых камнях, расправить крылья и гребень и погреться. Ящер приоткрывал один глаз, поглядывал на туристов, иногда пускал для пущего эффекта дым из ноздрей — ему немного льстило внимание. Прибыль же от своего мероприятия хозяин "Медных пальчиков" тратил не только на себя. Дабы не вызывать праведный гнев фермеров, он покупал для дракона скот. На самом деле, чешуйчатый прекрасно обходился рыбой, но мясу в рационе неизменно радовался.Морская диета и солнечные ванны пошли ящеру на пользу: чешуя его выровнялась и заблестела, когти перестали ломаться, и даже зрение будто бы стало острее. В общем, жил дракон теперь припеваючи: спал, сколько мог, изредка крал драгоценности из королевской сокровищницы, в крыше которой была знатная дыра, разрешал местным детишкам лазать по своему хвосту. Имени его никто из людей толком выговорить не мог, поэтому стали его называть просто — Тараском.Хофрост появился незадолго до праздника Зимнего Солнцестояния: в этих краях зимы практически не было, снег таял прежде, чем кому-то в голову приходило построить снежную крепость, и потому Тараск очень удивился гостю. Он спустился словно бы прямиком с тяжёлых тёмных туч и сошёл прямо на воду — там, где волн касались его лапы, тут же расползался ледяной настил, и гость без проблем добрался до драконьей пещеры, к которой во время прилива было сложно добраться. Был Хофрост высок, но лёгок в кости, и крылья его походили на паруса рыбацкой лодки, а чешуя блестела не в пример ярче изумрудного тела Тараска.— Тараск, Тараск... — прорычал Хофрост, взмахнув хвостом и показав длинный серебристо-розовый язык. — Как ты живёшь, Тараск?Правым крылом описал гость в воздухе дугу, оставив после себя порыв холодного ветра и стаю снежинок. Он выговаривал данное людьми имя с лёгкой шипящей усмешкой.— Люди помыкают тобою, Тараск, а ты возишься с ними, как с котятами... Уже ль достойно это нашего рода?Тараск совсем оробел — молчал, дрожа всем телом. Всю жизнь он думал, что Хофрост — всего лишь не требующая внимания легенда его народа, призывавшая не забывать о своих корнях. Даже если и допустить мысль о том, что может Хофрост явится на землю — стал бы он вытворять такое далеко на юге, в Тарасконе, где снега не хватит даже и на одну ледяную горку?— Молчишь — значит понимаешь. Так ведь? — Хофрост обошёл Тараска кругом, дыхнул так, что у зелёного дракона гребень встал дыбом от холода, и направился прямиком в пещеру.Жить бок о бок с Хофростом было непросто. Поначалу Тараск боялся, что он попросту заговорит его, заморозит его разум и заставит творить вещи, на которые зелёный дракон никогда бы не пошёл при других обстоятельствах. Но непрошеный гость большую часть времени попросту спал, сыпя снежинками из холодного дыхания — дыхания самой зимы — и наращивал в просторном жилище ледяные сталагмиты. Приближался праздник, и Тараску даже удалось почти совсем забыть о столь необычном соседстве: с обычно несвойственным ему рвением зелёный крылатый ящер перерывал свою небольшую библиотеку, доставшуюся от деда. Никто в Тарасконе не стал бы возражать, явись дракон на праздник при полном параде, с когтями наголо и потенциально опасным огненным дыханием, но ему самому было несколько неловко. Не всегда приятно, когда на тебя пялятся просто потому, что ты — огромная тварюга размером с дом. Когда нужный свиток всё-таки отыскался, сзади послышался голос Хофроста, и Тараск от неожиданности чихнул, чуть не попав пламенем прямо на золотистые буквы нужного заклинания.— Что ты ищешь? — в рыке зимнего дракона было любопытство, что никак не вязалось с его образом ледяной равнодушной глыбы.— Ничего, — быстрее, чем нужно, отозвался Тараск, пряча свиток в складках крыла. Не хватало только, чтобы Хофрост увязался в деревню за ним!Хофрост сузил глаза — ясное дело, ничуть не поверил — однако допытываться не стал и уполз обратно вглубь пещеры, шумя крыльями и оставляя на земле длинные борозды от хвоста.Зимнее Солнцестояние в Тарасконе праздновали с размахом: утром все, кроме добрых фермерских жён, отсыпались — ибо именно жёны следили за угощением — днём на помощь им приходили дочери и незанятые изготовлением воздушных змеев сыновья, а под вечер мужья выкатывали из подвалов настоявшиеся бочки с алкоголем, и тогда всё поселение разом охватывало радостное предвкушение. Змеев запускали на закате, предварительно снабжая каждого светящимся в темноте морским камушком — из-за них казалось, что небо вдруг заполонили сотни светлячков — примерно в то же время выносили круглые столы, тарелки с едой, кружки и приборы, трёхногие табуретки, кое-где покрытые мхом, и большое знамя с луной, обвитой Зимним Змеем. Девушки, которым недавно исполнилось двадцать один, как и зиме в день празднества, собственноручно вышивали серебряными и бирюзовыми нитками историю рождения холодного сезона. Всю ночь до самого утра они должны были носить обручи с голубыми камнями — девушкам, становящимся в это время родственницами потусторонних сил, ни в чём нельзя было отказывать в священный день.Марта, дочь хозяина "Медных пальчиков", была сегодня одной из тех самых счастливиц. Вышивала она так себе — что, впрочем, ничуть не мешало некоторым местным паренькам на неё заглядываться. У неё были большие планы на сегодняшний вечер: да и кто бы на её месте не воспользовался правилом абсолютной безотказности? В отличие от подруг, которые намеревались по-тихому увести своих молодчиков к опочивальням, Марта собиралась поговорить с отцом: уже много лет она мечтала покинуть, наконец, Тараскон, в котором её не ждало ничего интересного. Даже дракон, которого она увидела, когда была ещё совсем маленькой, не производил теперь должного впечатления: он был тихим, чуточку ленивым и не знал человеческой речи. Какой с него толк? Не чудовище, не мудрый наставник — так, источник наживы и живой аттракцион.К Зимнему Солнцестоянию мама соткала для Марты лёгкую белую ткань, из которой сшила свободное платье и накидку — пусть снега было и не дождаться, но прохладные ветра дули с моря, и не стоило рисковать. С обручем на светлых вьющихся волосах, что водопадами спускались ниже пояса, Марта выглядела словно сильфида, вздумавшая прокрасться на человеческий праздник. Даже сын кузнеца Лаэрт удивлённо охнул, когда узнал в прекрасной леди, усаживающейся за соседний стол, неумелую девчонку, над которой вечно смеялся.Марта и сама не сильно обрадовалась внезапному вниманию. Конечно, его трудно избежать, когда ты на одну ночь становишься чуть ли не наместником божества на земле, но к такому обилию мужского внимания девушка не была готова. К тому же, из-за этого никак не удавалось поговорить с отцом.После очередного зажигательного танца с портным Гансом — у Марты отваливались ноги, но отказаться она не смогла из-за одобрительных возгласов пьяной толпы — ей удалось поймать отца, выкатывающего бочку с пивом летнего урожая. Она уже было обрадовалась, однако не успела Марта и рта раскрыть, как её схватили под руки другие отмеченные зимой девушки — близняшки Белла и Стелла, рыжее бедствие Тараскона — и утащили в сторону от огней, смеха и веселья.— Что вам надо? — с трудом выдохнула девушка, пока они вели её к широкому крыльцу таверны, с которого было видно почти всю заполненную людьми площадь.Белла и Стелла расхохотались, одна из них в нетерпении подпрыгнула, а вторая шикнула на неё.— Ну что, выкладывайте, мне с отцом нужно поговорить... — устало проговорила Марта, скрещивая руки на груди.— Забудь ты про папеньку, гадкий утёнок! — Стелла сверкнула зубами. Впрочем, может, это была и Белла — различать их было трудновато, особенно в полумраке.— Посмотри на дальний столик, где рудокопы расположились, посмотри! — Марта повернулась туда, куда указывал тонкий палец близняшки. Воздушные змеи, привязанные к ставням, заборам и воротам, неплохо освещали площадь, и даже с такого расстояния девушка разглядела группу мужчин, пьющих за чьё-то здоровье.— Ну?— Вон тот, вон тот рыжий весь вечер на тебя смотрит!— Угу, прям-таки глаз не сводит!Вот дела. Всё-то эти две стрекотушки про всех знали, всё подмечали — а уж по части сплетен не было им равных даже среди старых прачек. И когда только успели?— Мне-то что с того?— Как что? — Белла — или Стелла, кто их разберёт, округлила глаза. — Мы-то с ним уже поговорили, он милый...— Настолько милый, что и подойти к тебе боится. — хихикнула рыжая сестрица.— От меня вы чего хотите?— Вот глупая, глупая Марта, да подойди же сама! Такие с неба не падают!— Кто знает, из каких краёв такой скромный пожаловал?Марта прищурила глаза, пытаясь получше разглядеть того самого скромника, которого сёстры так расхваливали. Ничего необычного — правда, волосы чересчур яркие, да неровные какие-то, словно тот, кто его подстригал, не знал, с какой стороны за ножницы браться. Но одежде и не скажешь, что иностранец... Вроде бы симпатичный — к тому же, сам ею заинтересовался. Да и не чета всем местным, которые её уже в каком виде только не наблюдали.Марта перекинула через плечо волосы, поправила съезжающий обруч и направилась прямиком к рудокопам. Близняшки радостно переглянулись — теперь-то уж внезапно явившая миру свою красоту дочь трактирщика не станет всех мужиков из-под носа уводить, пусть разбирается с каким-то подозрительным типом.Вблизи он был не таким красивым, как показалось с первого взгляда, но Марту зацепило другое: его взгляд, совершенно открытый, ясный, не такой, как у всех остальных. Что-то таилось в его глазах — то ли радость от всего, что его окружало, то ли предвкушение чего-то грандиозного. Конечно, нельзя было исключать и хмельной блеск, ведь кружка его почти не пустела, словоохотливые соседи подливали ему, едва он допивал свою порцию. Незнакомец заметил её только тогда, когда она бесцеремонно присела на краешек стола и стала подправлять подол платья.— Запачкаешься, — не моргнув глазом, предупредил рыжий, на что Марта только рукой махнула. Подумаешь, белое платье.— Предложи Зиме вина, Джо, — гоготнул дородный мужчина, откупоривающий очередную бочку под одобрительный смех друзей.Тот, которого назвали Джо, поднёс деревянную, грубо сработанную кружку к лицу девушки и приподнял брови.— Будешь?Дочь трактирщика не ответила — взяла кружку обеими руками и одним махом осушила её.Рудокопы снова загоготали. Через пару кружек Марте пододвинули лишний стул, и веселье праздника захлестнуло её с головой, смыв всё, кроме огней, вкусно пахнущего вина и лукавых глаз Джо, в которых действительно было что-то ненормальное.Потом они сидели на траве, смотрели на кружащихся на ветру воздушных змеев, и теперь Марте действительно было плевать на белое платье — она рассказывала Джо про Зимнего Змея, называла каждую из известных ей звёзд по именам, а потом, совсем расхрабрившись, даже поделилась своими далеко идущими планами. Вряд ли, говорила она, ты слышал о девчонках, мечтающих о звонких мечах, ратных подвигах и славе. А Джо отвечал, что и не такое ему слышать доводилось. Он по большей части молчал и слушал — всё слушал, что готова была ему рассказать наместница Зимы на земле, простая деревенская девчонка. Он впитывал в себя её знания, которые перемешивались в его голове с пьяным туманом, и сам не заметил, как Марта обняла его за шею, как притянула к себе, и как неумело он начал отвечать на её поцелуй.

* * *

Во снеХофрост ворочался во сне — что-то не давало ему окончательно забыться, провалиться в бездну собственных тайн и желаний, тормошило его, крюком выдёргивало из полудрёмы — и, в конце концов, он оказался перед огромной, уходящей в небеса дверью. Он был почти уверен, что сработана она была из дерева, но за множеством слоёв бронзовых, серебряных и медных кованных решёток этого не было видно. Металлические завитки, листочки, ягоды и ветки сетью покрывали дверь — словно заправский вычурный доспех — и рядом с такой громадиной Хофрост чувствовал себя совсем крошечным и ничтожным. А потом он услышал голоса.Они лелеяли его, убеждали, что он уникальный, волшебный, удивительный и самый нужный, что без него никак не обойтись, что он один — один во всём мире, нет, во всей Вселенной — может им помочь. Слова убаюкивали, но второй раз заснуть Хофрост просто не мог, и потому стоял, почти не шевелясь, и слушал, слушал, слушал... Разок ему показалось, что один из голосов он слышал и прежде — мелодичный и скрипучий одновременно, громкий и властный — но где, вспомнить никак не мог. Он называл его как-то иначе, вовсе не Хофростом. Впрочем, прислушавшись, зимний дракон понял, что это касалось и всех остальных участников "хора" — а ещё позже он вдруг осознал, что и не Зимний Змей он вовсе, а что-то совсем другое. Другое... Для каждого голоса своё. Словно он принадлежал этим голосам — этой двери — без остатка, словно не был господином самому себе.Всё должно было пойти иначе. Неправильный дракон, неправильный Тараск, неправильно, неправильно, неправильно! Где злость, снедающая чудовище, где кровь, где трупы, горы трупов, разорванные на части двенадцать смельчаков, где, где, где? Где согревающая любовь, нежная голубка, разъярённые крестьяне с факелами и вилами? Где монстр, которого убили из-за чужого сострадания? Где, где, где?Хофрост распахнул серо-голубые льдистые глаза и обвёл взглядом пустую пещеру. Теперь он точно знал, что должен сделать.

* * *

Тараскон, устье реки РоныВетер донёс со стороны поселения чей-то отчаянный высокий крик, а потом задрожала земля. Джо вскочил раньше, чем Марта успела понять, что творится что-то неладное — он побледнел так, что это стало заметно даже в относительной темноте, при свете далёких камней с воздушных змеев.— Джо? — девушка испугалась этой резкой перемены. Лицо парня теперь напоминало застывшую восковую маску, что клали на лица покойников.Он начал искать что-то в своих карманах, потом, не найдя, скинул куртку, стянул рубашку, вытащил из-за пояса тряпицу — всё безуспешно.— Джо, да что происходит?— Это он... — бормотал рыжий, всё ещё роясь в одежде, — он, он, он!— Да кто?— Хофрост! Хофрост! А я дурак-дуралей, я же ничего не смогу сделать, ничего! — последние слова парень уже почти кричал. Его волнение передалось Марте, и она вцепилась Джо в рукав — только тут парень заметил, как она боится. Ничего лучше не мог придумать, идиот! Ещё и Марту, юную прекрасную Марту испугал!— Успокойся... Всё хорошо будет, — зашептал он, сжимая крепко её руки, прижимаясь лбом ко лбу и глядя прямо в глаза, поддавшись непонятному порыву. — Ты беги, беги в лес, беги подальше, а мне бы только добраться до моря, до логова...— Драконьего логова? Пещеры Тараска? — Марта охнула, представив, какой бедой может обернуться внезапно взявшийся за ум огнедышащий ящер. А она-то недавно жалела, что он не ведёт себя так, как подобает его роду!— Неважно, это совсем неважно... — Джо прикрыл глаза и перевёл дух. Кто же знал, что это так трудно — быть человеком? — Я тебя найду... Найду и всё объясню. Беги! И не возвращайся в деревню, слышишь?Он почти отбросил её от себя — внезапный порыв холодного ветра разметал полы её белого платья и погнал девушку вперёд, подальше от пришлого рыжего паренька. Когда она решилась, наконец, оглянуться, её тело пронизал такой страх, что она чудом заставил себя сдвинуться с места. Любого бы пришпилило к месту такое зрелище: над Тарасконом, в вихре сорванных, но всё ещё светящихся воздушных змеев, кружил огромный, тонкий, как скелет, серебристый дракон — в точности такой, каким выткали его на знамени Белла и Стелла. Зимний Змей, глашатай холодного сезона, ледяная и небесная смерть, накрывал своей тенью родину Марты. А она, всю жизнь жаждавшая приключений, ничего не может сделать! Джо... бедный Джо, наверное, побежал за Тараском, за этой ленивой зелёной ящерицей, чтобы упросить его противостоять чудовищу! Но разве Тараск, подобревший, разомлевший, сможет сладить с таким кошмаром?Тараск не мог — но не потому, что совсем забыл, как рвать когтями, как жечь пламенем и как рвать зубами, придерживая жертву хвостом. Просто Тараск застрял, был заперт в этом маленьком тщедушном теле, которое после первой опрокинутой в горло кружки назвал Джо. И заклинание — чёртово заклинание! — растворилось словно дым, пропало, провалилось сквозь землю. И Тараск-Джо, бежавший к своей пещере, старался не думать о том, что не сможет найти то, что вернёт ему его истинный облик.Драгоценное время стекало с пальцев костяного слуги народа, который косил сейчас направо и налево — там, где ступала гигантская лапа Хофроста, там, куда опускался его шипастый хвост. Нужно было всё исправить, до корней, до сути докопаться, заставить людей снова бояться драконов, как и было всегда, множество столетий подряд. Хофрост исполнял свою роль с упоением — и с нетерпением ждал того момента, когда на сцене появится главный виновник торжества.Тараск провозился дольше, чем предполагал Зимний Змей — когда зелёный чешуйчатый добряк показался в тёмном небе над деревней, Хофрост уже успел заскучать и уже несколько минут передней лапой катал телегу, гружёную капустой, взад-вперёд. Тараск попытался упасть на змея сверху, придавить к земле, но Хофрост извернулся, и зелёный дракон сам оказался в пыли площади. Он пытался биться аккуратно, не задевая домов, в которых попрятались жители деревни, Хофрост же никаких правил не придерживался и парочку построек снёс, казалось, только для того, чтобы подразнить своего противника. Белый дракон валял зелёного в грязи, всегда вовремя сдавливал его глотку, когда тот хотел плюнуть огнём и разве что только не усмехался. Когда Тараск в очередной раз взвыл — когти задних лап Змея вцепились ему в живот — зелёный дракон краем глаза увидел, как сквозь пыль и пепел к ним мчится всадник. Ему подумалось, что у него начались галлюцинации, но через пару мгновений хватка Хофроста ослабла — всадник метнул в него вилы, да того прицельно, что почти сбил его с Тараска. Дракон Тараскона тут же оказался на лапах, выдохнул знатную струю пламени и вышиб Змея за пределы площади, в сторону полей. Зелёный ящер повернул рогатую голову в сторону всадника, чтобы кивнуть ему в знак благодарности... и тут же пожелал, чтобы ему всё это почудилось. На старой Мэри сидела Марта — подол её платья развевался, найденные куски доспехов она нацепила только на верхнюю часть туловища, в правой руке она держала сыромятный щит, а в левой — ещё одни вилы. Хофрост взмахнул крыльями — похоже, решил, что игры закончились — и в мгновение ока оказался перед драконом и импровизированным "рыцарем". Зимний Змей смешно откинул голову назад, Марта замахнулась для броска, а Тараск метнулся в сторону девушки, совершенно точно зная, что собирается сделать Хофрост. Пасть белого дракона раскрылась, и оттуда с ужасающим рёвом метнулся столб снежной вьюги, скрученный ураганом и повязанный снежинками. Он ударил Тараска в бок, накрепко приморозив его к камням и земле, Хофрост закрыл пасть, как кошка прыгнул вперёд, прямо на спину зелёному ящеру и вновь изогнул шею...Марта ясно видела кусочки льда, которые плясали посредине несущейся на неё вьюги — а в следующее мгновение их заменило яркое жёлто-красное пламя, режущее глаза.

* * *

Вне сказкиФэню было откровенно плевать на то, что Прекрасный Принц на него донесёт — впрочем, он этого всё равно не сделает. Даже несмотря на неприязнь, Принц неплохо разбирался в людях и потому понимал желание Бена прыгнуть за Дверь сразу же после того, как её взломают. В конце концов, это ж Бен Бенну Фэнхуан — он и один вполне себе справиться может. Теоретически.Особенно сильно эта выглядело теорией сейчас, пока Бен старался удержать пламя так, чтобы не захлестнуть ненароком девчонку или слегка отмороженную рептилию, которая не могла сдвинуться с места. Когда девушка на коняге очухалась и погнала скотину в сторону от сражения, а Фэнь почувствовал, что ещё чуть-чуть, и льдистый столб снесёт и его, давление вдруг прекратилось — огромный зверь закрыл клыкастую пасть. К чертям эти разборки, тут и так ясно, кто правый, а кто виноватый — Разведчик Песочного отряда видел нападение издалека, с прибрежной полосы, на которой очутился, шагнув за Дверь. Да и нет никого за спиной Бена, чтобы вовремя его остановить — он и пришёл сюда как раз за тем, кто в последнее время осмеливался ему противоречить.Хофрост улыбнулся — получилось страшно, как-то неестественно — и приподнялся, чтобы одним ударом раздавить так некстати подвернувшегося горячего типчика. Бенну увернулся, закашлялся из-за поднятой лапами ящера пыли, стянул очки со лба, чтобы прикрыть глаза, и откатился под телегу. Змей не чувствовал под лапами мокрой плоти, но из-за пыли не видел, куда делся противник — он махнул хвостом, рассеивая дым, и длинные шипы застряли в деревянном остове. Дракон нетерпеливо замахал хвостом с новой силой, чтобы сбросить телегу, чуть отвернулся и не успел среагировать на новый удар — мелкий человечек целился в глаза, но попал по костяным гребням на лице, лишь слегка его опалив. Впрочем, этого хватило для того, чтобы Бенну сменил дислокацию и ударил снова — сильнее, яростнее и уже не особенно целясь.Пламя ревело совсем как тогда, давным-давно — в тот промежуток времён, который Фэнхуан старался стереть из своей памяти. Ему это даже почти удалось.Парень пропустил тот момент, когда ещё мог контролировать горячие волны смерти, крыльями расходившиеся от его рук — его окатила волна страха, он качнулся в сторону, словно хотел сбить пламя, и мгновением спустя заметил на серебристой чешуе рваный узор краокебаера...Тут же сжал кулаки, резко опустил руки, пытаясь унять стихию, бившуюся в унисон с сердцем, хрипло то ли рыкнул, то ли крикнул — и, когда Фэнь уже ничего, кроме безумного огненного рёва и стука в висках не слышал, пламя опало, как в секунду разморозившаяся вода.Пахло горелой плотью, жжёной тканью и палёными волосами. Ночь заметно потемнела из-за десятка погасших фонариков-змеев, но из-за белых волос его всё равно было прекрасно видно. Изломанного, окровавленного и — мать твою, слава всем выдуманным и невыдуманным богам — дышавшего. Оставалось прохрипеть что-то в коммуникатор Принцу, сидеть, придерживая, успокаивая и баюкая, и слушать — слушать и не слышать слова, вырванные из чужого сна. Что-то о том, как всё должно быть, что-то об одном-единственном, кому велено всё исправить, что-то о сломанных дебрях сказок.