Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Выстилая поляну под нежным челом луны...
И на мой неизменный, как тридцать монет, вопрос
Ты пришлёшь загадки, шахматы, песни, сны —
Ибо суть твоя такова и таков удел.
Талисман мой — вороньи кости и серебро.
Я забыла, чего другой от меня хотел —
Тот, с креста вещавший про зло, добро,
Милосердие, грех и искус, спасенье душ.
Я любовью назвать не смею свой лунный путь.
Лишь подземная в горле скребётся сушь,
Когда хочется ложь твою — наизусть
Изучить, надёжнее правды её познать.
Ах, зачем лицемерны люди, зачем глупы?
Им давно пора имя твоё, господин, сказать —
Но овечьи-ханжеский взгляд толпы
Не меняет сути: ты их владыка — давно — всегда.
За их души ты выиграл — верую — все бои.
Яд ты, княже, брага или вода —
Но течёшь по жилам: настежь меня — смотри,
Сердце красной подушкой можно — к твоим ногам,
Как смешно оно бьётся — хоть и забыв про страх...
Но тебе неугодна жертва и тесен храм,
И бесплодно гаснут свечи на зеркалах.
Ты отвергнешь меня со смехом: нельзя, не дам
Этот плод надкусить тебе — неугодна ты.
Надоела игра: скучна ты, как Авраам,
Что готов был зарезать сына; твои мечты
Не умнее, чем хворь Иова — зачем, кому?
Ты бессильна моих желаний понять пожар.
Уползай же в немую сырую тьму -
И томись там дальше, вовеки, бесценный дар
Не способная силой ли, хитростью получить.
Так давно — и потуги тщетны; кому ты лжёшь?
Самому отцу лжи посмела в бреду дерзить?
И душа, кровоточа, корчится — но зовёшь
На закате меня ты снова, и снова боль
Слаще всех наслаждений рая даруешь мне.
Ты к себе не пускаешь, хозяин — тогда позволь
Хоть без маски прийти к чумной городской стене:
Чтоб с твоим серебром на шее и без креста,
Чтобы руки в чернилах — стигматы мои просты.
Чтобы красная дымная птица — к тебе — чиста,
А шипы и тернии — как цветы
(Жаль, бледнее твоего пламени) — сквозь меня.
Забери, хозяин, душу мою с собой!..
Но слепят лучи жестокою желчью дня.
Не узором дорога к тебе, а тугой петлёй.
ПРОХОЖЕМУ
Я не знаю, зачем он придумал меня такой
И зачем подарил нездешние эти сны.
Мне — больной, бескрылой, ему смешной —
До разрыва лёгких они страшны.
Я не знаю, зачем он ответил на мой вопрос
И со мной был честен — грубо, не как с людьми.
Мне слова его ветер с морей донёс
И пролил в чернильницу — мол, возьми,
Если больно — плачь и проси ещё,
Приникай ночами к сырой земле:
Под землёй всё мёртво и горячо,
И грехи с надеждами спят в золе.
Под землёй — все души и голоса.
Мой создатель прав и правдив во лжи,
Чист в грехе — лукавые небеса
Не поставят пламени рубежи,
Не потушат бунта — тоски? — пожар,
Не задушат мрамором буйный лес.
Берегу под сердцем заклятый дар,
Ухожу под бархат его завес,
Омываю алым его алтарь.
Его запах — сцена — бутон — шипы.
Я не знаю, зачем он — меня —
Ударь,
О хозяин, если бы только ты!..
Но с рассветом я покидаю зеркальный храм.
"Ты в игре фигурка — не мой пророк, не апостол мой".
Человече, не прикасайся к моим рукам.
Я не знаю, зачем он придумал меня такой.
ДИТЯ
Вечер. Гроза. Ребёнок,
Плачущий за стеной.
Душного сна осколок.
Камни над головой.
Камни в груди усталой.
Шахматы — маски — боль.
Ты не придёшь незваный,
Не позовёшь с собой
Из темноты. Княже,
В жилах моих чернил
Много ещё. Вяжет
Зелье во рту: без сил
Можно упасть — раньше,
Чем причащусь тебя.
Знаю я, что — дальше,
Что за границей дня:
Пламя — клеймо — шрамы,
Шелест твоих шелков.
Ave — аминь — храмы
Древних твоих богов:
Боли, надежд, страхов,
Лунных тревожных птиц.
Жажда сильней знаков
На пустоте страниц:
"Господи, сторож разве
Брату я моему?"
Верь же своей пастве.
Пью за тебя — тьму.
Ты — снова в ложь, в горе,
В соль на руках, в чуму.
Я в тебя — как — в море,
В тёмную глубину.
Ты — в шах и мат, в искус,
Бабочек — на иглу.
Я — ничего. Минус.
Только пока живу,
Но — как и ты — странно.
Ночь на горе, обряд.
Больно — ещё — рано,
Рано идти назад,
Рано идти к людям.
Не прогоняй меня.
Знаю я, что будет
В голоде тусклом дня:
Вечер. Гроза. Ребёнок,
Плачущий за стеной.
Душного сна осколок.
Камни над головой,
В церкви звонят. Больно
Матери говорить:
Ночью пропала дочка —
"Padre, как дальше жить?!
Тьму покарать — как же?
Ведьма — пускай — в петле!"
Ты не придёшь, княже.
Значит — иду к тебе.
Знаешь, память бывает странной...
Знаешь, память бывает странной:
Острой, глупой, немножко нервной,
Как полёт из гнезда — не первый
Даже, может, но Тот Полёт.
Нерешаемым уравненьем,
Многоликою переменной
Она входит в тебя навеки
И в тебе, затаившись, ждёт.
Она ждёт полнолунной ночи
И надорванного конверта,
И надорванный шёпот: хочешь? —
Заставляет её кричать.
Память вскрикнет унылой скрипкой —
Тёмный лак принимает шрамы
(Дирижёр оставляет шрамы,
Скрипка может о них мечтать).
Она ждёт на зелёных кронах
И замшелых камнях дорожек
В прели жуткой лесной, а может —
В жуткой прели хозяйских глаз.
И мелодия пленной скрипки,
Потерявшись в ресничной чаще,
Вдруг становится настоящей —
Месса, жертвенник и намаз.
Память мажет по нотам алым,
Дирижёр подбирает ноты,
И на картах моих широты
Заливают моря чернил.
Так мелодия служит сердцу,
Память — вихрям людских бессонниц,
Жрица — тёмному богу ветра,
Слов и власти — чтоб ты допил
До конца эту чашу, княже.
Память вечна, и вечно больно,
И удар за удар — продажа,
И скрипач не встаёт с колен.
И смычок оживает в пальцах
Партитурой твоих пощёчин,
Ритм давно филигранно-точен
И предсказана сдача в плен.
Знаешь, память бывает странной —
Непонятной, коньячно-падшей
И несломленно восстающей,
Чтобы рабства достичь глубин.
Пусть же скрипка играет в звёздах
Над долиной в горах туманной,
В княжьем замке — услышь Осанну
В её песне, мой господин.
БОГ БАБОЧЕК
Даже с поправкой на право складывать буквы в слова
Смертный не может воспеть и взмолиться достойно не может.
Бог навсегда впереди,
Бабочки крыльев надрыв
Распотрошит его тень. Новый полёт невозможен.
Знаешь, бывает, что солнце кричит, и плутует, и лжёт.
Я забираю лучи в почерневшие глупые крылья.
Честная старая боль — к накалению лампы полёт,
К раю как боли — и как к признанной точке бессилья.
Я умираю и бьюсь, умирали и бились они,
Только по-прежнему рай Каину кажется бледным.
Только обрывки страниц, только дороги и дни —
Что остаётся ещё твоим бабочкам, морокам бедным,
Галлюцинациям free, приходящим на новом глотке,
Сплину коньячному в блюз, жилам кончающей скрипки?
Ты уходил в этот мир, я лечу за тобой налегке,
Пусть на соседней игле — плоть не моя и улыбки.
Иглы на наших тельцах — как ядовитый пожар,
Что у тебя в голове разжигается музыкой ночи.
Выпей же зелье моё, мой зацелованный дар —
Лунные кони котёл опрокинутый гневно растопчат.
Чары свои на алтарь, окропляемый жертвенной кровью,
Я возложу, не посмев без греха признаваться в любви.
Смех, соль на щёки и дым. Чернь называет любовью
В пальцах раздавленный хруст,
Выдох "хозяин, зови".
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом...
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом.
Я, в общем, не знаю, зачем звоню.
Здесь душно; вспотел от дождя усталого
Мой дом, и я снова отвратно сплю.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом —
Она мне сказала, что это так.
Ты помнишь её?.. Да не слушай пьяного.
Во снах, как и раньше, мятежный мрак.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом,
И кланялся мне косоглазый бес.
Чего говоришь? Повторенье старого?
Мне вспомнился тоже кошмар про крест.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом,
И мне предлагали вернуть свой трон.
Там не было дыма и света алого —
Не как в твоих книгах. Неяркий сон.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом —
Хотя в своём теле, с женой, детьми.
Четыре дочурки. Котёнка вялого
Пытались заставить играть они.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом —
Я помню все числа и имена.
Меня убедили. Не ты — без малого
Семь раз я тебя выдирал из сна.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом.
Теперь очень мерзко. Боишься? Нет?
Всё верно: себя, виновато-правого,
До сердца сгрызаю — и это бред.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом,
Что я разучился любить людей.
Но это и лучше: твой Шопенгауэр...
Ты плачешь? Да плачь — так оно честней.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом,
Но не приезжай, я тебя прошу.
Опять не поверю. По прежним правилам:
Играю, выдумываю, грешу.
Сегодня мне снилось... Вторая линия;
Постель тобой пахнет; закат в крови.
Сегодня мне снилось, что я стал дьяволом,
И это не хуже твоей любви.
РАЗНОЕ
Мёртвая бабочка на балконе...
Мёртвая бабочка на балконе —
Призрак-призыв весны.
Не умещаются на ладони
Прошлых полётов сны.
Впору шекспировской Дездемоне
Кроткая крыльев тишь.
Мёртвая бабочка на балконе,
Знать бы — о чём молчишь?
Трубы, знамёна, взмокшие кони —
Бредит Отелло. Но —
Мёртвая бабочка на балконе.
Мёртвая — всё равно.
Бесится сцена: Яго, погоня,
Ревность, кинжал — во тьму.
Мёртвая бабочка на балконе,
Как я тебя пойму?
Пыль на чернилах. Мечется, стонет
Мавр: не вернуть назад
Мёртвую бабочку на балконе.
Пламя — измена — ад.
Но не умеют даже актёры
Здесь выживать, любя.
Я подышу на твои узоры
И отпущу тебя.
17.03.2018
Здесь листьев гниёт ковёр...
Здесь листьев гниёт ковёр,
Здесь неба обломок жёлт,
И ветер, и мох, и тёрн —
Пейзаж или натюрморт?
Так трудно определить,
Где жизнь переходит в Ту —
В холодную жилку-нить,
В недвижную пустоту,
В поминки, в заупокой,
В тяжёлый кусок земли.
В тот затхлый дворец лесной,
Где духи тебя спасли
От глупых мучений, ран,
От голода и огня.
Ушёл ты, любовью пьян.
Зато не спасут меня.
И снова ползти сквозь прах,
И снова лгать про добро —
Когда чернота во снах,
Осина и серебро,
Когда прорастает мак,
И в зеркале — чей оскал?
"А дальше — молчанье", — как
Приятелю принц сказал.
Грехом упиваясь, жить,
И подпись — под договор...
Здесь проще ночами выть.
Здесь листьев гниёт ковёр.
5.10.2017
IL SILENZIO
И восходит, вздыхая, на борт по трапу,
Просто некто без имени — Одиссей.
Круг луны молчит, словно дань закату
Он принёс безропотно — пеню, плату
За один из солнечно-пьяных дней.
В темноте горизонт, курс давно неясен,
Путь по Lungomare вдвойне опасен,
Но с оглядкой в будущее — прекрасен,
Только если знаешь, что завтра нет.
Одиссей молчит и вздыхает — triste,
Вспоминает кофе и нос баристы:
Нос кривится коршуном; в этом viste
Утомлённо кончились, как сонет.
А луна плывёт по волнам залива,
Апельсины падают между строк.
В них веками вносится корректива:
У соборов мальчишки, футбол и пиво,
Время фреской влезло на потолок
В тех домах Помпеев, где люди спали,
И погоду с памятью проклинали,
И вино с водою гостям мешали,
И откуда (хвала историкам) шли в бордель.
Одиссей не знает, о чём страдали
Те, богам приятели и uguali:
Боль из мрамора с красками высекали
Леонардо, Челлини и Рафаэль,
Но perchИ? И море молчит упрямо,
Одиссей безмолвствует, как народ.
Вёсла движут время к семье Приама,
Губы шепчут в солёном хмелю "Ti amo",
А кому — неизвестно. И Бог Адама
Сотворяет заново в толще вод.
14.03.2017
НЕАПОЛИТАНСКАЯ ЭЛЕГИЯ
Белая вечность смыслов в стенах и колоннадах.
В воздухе — соль и пепел. Coprifuoco — нет.
"Pizza, signore. Prego!" Специй и шоколада
Запах — в порочных складках, точно плохой сонет.
Шуму ночей ответит грохот в ушах от пульса:
Жизни абсурдно много — и не вмещает день.
Падай в залив и небо, с чайками влёт целуйся,
Не забывая жесты, пасту, футбол и лень,
Не забывая Бога, падай в слезах с молитвой,
Чтобы назавтра снова впиться зубами в мир.
Пусть то замрёт, то мчится время, как перед битвой,
Как перед festa: мусор, хаос, бардак и пир.
Здесь это можно, правда — solo un po'. Неважно,
Кем ты был раньше, Данте: вниз — без проводника.
Миг так красив, что больно. Счастье бывает страшным.
Лучше по-сицилийски — дуло, а не рука.
Лучше касаться — жалом, come un vero pazzo.
Лучше кричать от жара — зря ли кричал Икар?..
Я потеряюсь в стёклах битых твоих palazzo,
Воя от муки жизни, твой принимая дар.
2.04.2017
Ритм упрямый городских извилин...
Ритм упрямый городских извилин
Прячет крик и шёпот в темноте.
Кто грешил до музыки — невинен,
Скрипками бетонными бессилен,
Хоть скрежещут ноты и не те.
Пух чужих подушек, ведьма-вьюга,
Замела высотки в стиле блюз.
Рондо скользко-нежного три круга,
Арфа улиц — грустная подруга...
Город, я теперь тебя боюсь.
Номера домов — вне партитуры:
Вместо них вступают фонари,
Светофоры шепчутся понуро:
"Дилетантка, не кандидатура!"
О маэстро, Вы уже внутри
У меня; оркестр продолжает,
Палец жжёт соната серебра.
Дирижёр, маэстро, точно знает:
Лучшая симфония пленяет
Тем, что не кончается игра.
5.12.2016
ЭЛЕГИЯ
Если надежды нет, всегда остаётся "завтра":
Новое утро, пульса надсадный стук,
Сахар снегов, русалок под настом мантра,
Сбитый в бегах от себя каблук.
Пусть "тик-так" в тишине монотонно вторит
Заклинаниям стылого ноября
И кукушки с пружинкой намёк поборет
Человечьи потуги — "зачем" да "зря",
Ибо так повелось. Убивай надежду,
Смуглую шею ей нежно сдавив цепями
Из (не)пролитых чернил. Оставаясь между,
Неприлично тянуться за теми снами,
Что достались другим. Надо шипеть в своих —
Так ноябрь велел: удар серо-ржавой плетью.
Если боль разрослась и крик где-то в горле стих
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |