| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— И что, можно, например, и золото вызвать из земли? — спросил я (всё-таки мой старый мир давал себя знать).
— Золото? — переспросил проводник (мы говорили вроде бы по-русски, хотя я подозревал, что это скорее телепатическое общение на уровне мыслеобразов, понятий). — Конечно, можно. Хотя его в земле мало, так что для значительного объёма придётся постараться. Но его обычно много и не нужно — оно идёт в основном на отделку крыш, выступающих украшений и тому подобное. Попробуй!
Я сосредоточился, устремил свой взор в землю, представил себе банковский слиток и провозгласил: "Золото, соберись у моих ног!" Через секунду у моих ног действительно лежал слиток, хотя и поменьше, чем я представлял, но всё равно приличный, на несколько килограммов. Я взял его (тяжелый!), повертел в руках — и убедился, что в этом мире никакой сверхестественной ценности, как в нашем, оно, золото, не представляет. Очень красивый отделочный материал, и не более того. И я просто положил жёлтый брусок среди камней.
Затем мой собеседник поведал, что после рождения четвёртого поколения, когда людей стало несколько тысяч, человек впервые перешёл на другие планеты. Появился новый вид творчества — планетоустройство. Дело было в том, что лишь немногие планеты были столь хорошо приспособлены для жизни, как Земля. Остальные нужно было исправлять — подправлять орбиты, при необходимости исправлять рельеф, состав и плотность атмосферы и т.п. Многие планеты и вовсе оказывалось невозможно приспособить для жизни — их и не трогали.
В Солнечной системе удалось полноценно устроить только две планеты — Венеру и Марс, и тогда планетоустроители двинулись дальше. Дальние перемещения были в этом мире очень просты — нужно было лишь увидеть мыслевзором нужное место и усилием воли мгновенно переместиться туда. Если кто-то видел что-то хотя бы раз, и отправлял своё знание в общий банк знаний — далее любой, обративший свой внутренний взор к банку, мог найти нужное ему. В связи с этим выделились космопроходцы — те, кто перемещался от звезды к звезде и рассматривал имеющиеся планеты, поставляя знания в общий банк. И уже оттуда планетоустроители выбирали себе понравившееся и перемещались куда им надо.
Галактика оказалась огромной, но последнее, пятое поколение, начавшее вступать во взрослую жизнь, вышло уже и за её пределы. Оказалось, что между галактиками есть очень небольшое количество блуждающих звёзд, планеты которых обладают одним преимуществом — совершенно фантастическим видом звёздного неба, значительную часть которого занимает гигантское колесо нашей Галактики. С десяток таких планет уже начали осваивать, но ещё десятка полтора остаются незанятыми (космосопроходцы идут гораздо быстрее, чем планетоустроители).
— Что, и я могу взять какую-нибудь планету для обустройства? — спросил я. От открывшихся перспектив просто захватывало дух.
— Конечно! Ты ведь Вкусивший Древа Жизни, ты можешь и в открытый космос выходить. Только подучиться немного планетоустройству...
Я начал выяснять этот вопрос, и оказалось, что хотя люди и безсмертны, но жёсткие внешние условия могут им повредить. Скажем, если такой человек оказывается в открытом космосе, его тело само формирует вокруг себя защитную оболочку, нечто вроде скафандра, в котором он может с полчаса пребывать в вакууме. Но затем его резервы начнут истощаться, и организм сам перебросит человека к Древу Жизни, плод которого мгновенно восстановит все жизненные силы человека. У тех же, кто ещё не вкушал — такого механизма нет, и в космосе они могут растеряться и погибнуть, поэтому всем, кто не вкусил с Древа Жизни, покидать Землю запрещено.
— Но запрет можно и нарушить? — поинтересовался я.
Мой собеседник посмотрел на меня с недоумением.
— Можно и нарушить. Только кому от этого станет хуже? Я был на вершине самой высокой горы Земли, минут десять. Хорошо, что с наставником — потому что сам не заметил, как потерял сознание, и если бы он не вернул меня оттуда, могло бы всё кончиться плохо. А ведь это всего лишь разреженные слои атмосферы — насколько же экстремальнее в вакууме... Нет, у нас "запрещено" означает "чрезвычайно опасно", и никто не будет рисковать попусту.
— Ну а Древо Познания добра и зла? — задал я сакраментальный вопрос, столь актуальный для нашего варианта мира.
— Оно запрещено для всех, кто не вкушал с Древа Жизни. Да и те вкушать с него не торопятся. Знаешь ведь выражение "во многих знаниях — многие печали" (я аж вздрогнул, поразившись, что эта поговорка актуальна и в этом гармоничном мире). Адам и Ева вкусили с него первыми, после того как разделили Землю между родами. После этого они обрели способность видеть демонов и самого сатану, общаться с ними. Но все детали об этом отсутствуют в свободном доступе, передаются только в личном общении. Вкусившие с Древа Познания почти перестают интересоваться мирскими вопросами, у них своё особое поселение возле Эдема... Я видел нескольких, и в их взглядах сквозит какая-то печаль, и желающих последовать их примеру не так много...
У меня перед мысленным взором предстало это поселение, и почему-то сразу возникла ассоциация с монастырём. "Да, — подумал я. — Если ты начинаешь видеть демонов и понимать их намерения, но не собираешься следовать их мерзким путём, тебе станет не очень весело. Перевоспитывать бесов? Но в человеческих ли это силах, и сколько сотен лет может уйти на это?.."
— Ну а конфликты-то у вас бывают? — не удержался я от реалий нашего мира.
— Конфликты? — похоже, собеседник не вполне понял смысл этого слова. — А, споры! Иногда бывают, но всегда находится взаимоприемлемое решение. Ведь каждый из нас знает, что мы все братья, все равны перед Творцом, и никто не может желать себе большего, чем другому, никто не сделает другому того, чего не хочет себе. А при таких условиях любой спор можно разрешить. Если же не могут друг с другом — выносят на Большой Совет, там всем миром любой спор разрешается...
8
Проснувшись, я весь день вспоминал детали поразительного сна. Ни о чём больше я был просто не способен думать. И почти не удивился, когда, уснув ночью, увидел сон-продолжение...
На этот раз я был один, полный решимости (и опыта) обустроить какую-либо планету. Точнее, не любую, а именно внегалактичускую, с видом на Колесо Галактики. Я обратился мыслью к банку данных и обнаружил там пару десятков подходящих незанятых. Из них одна сразу привлекла моё внимание: её ось вращения лежала почти в плоскости её эклиптики, т.е. оба её полюса на полгода оказывались в полярном дне (причём в середине этого дня солнце несколько суток подряд стояло в зените), и на полгода — в полярной ночи. А на экваторе дважды за год наступал "полярный вечер", когда солнце едва поднималось над уровнем горизонта. В результате климат на всей планете испытывал очень резкие колебания от страшной жары до почти космического холода.
Впрочем, я знал, как сделать климат мягче: нужно было создать достаточно плотную атмосферу, не меньше земной (которая была вдвое плотнее нашей послепотопной), с предельным уровнем насыщения водяным паром (который является сильным парниковым газом). Сейчас атмосфера была весьма жиденькая, с малым количеством воды — но в недрах планеты воды было очень много. Оставалось только её оттуда извлечь.
Я расположился на солнечной стороне вблизи экватора, где невысокое незаходящее солнце создавало достаточно комфортные условия, тело создало скафандр, в котором я мог без ущерба пробыть на планете несколько дней. Предстояло не слишком сложное технически, но требующее гигантских волевых усилий действие — слегка сжать ядро планеты, чтобы оно, разогревшись, начало высвобождать заключенные в его породах (в виде гидридов и раствора в металлах) массы водорода. Далее он устремится вверх, к поверхности планеты, на которой нужно будет сделать ряд глубоких трещин — через которые газ, увлекая за собой массы мантийной воды, как шампанское из бутылки после удаления пробки, вырвется наружу.
Процедура потребовала действительно предельной концентрации в течении нескольких часов. Я уже буквально валился с ног от усталости, когда первые мощные струи пара ударили из трещин высоко в ясное небо. Я лёг на землю и пару часов просто наблюдал, как постепенно небо заволакивают облака от извержений, отдыхая...
Мне всё-таки пришлось вернуться на Землю для восстановления: нескольких дней не хватило, чтобы достаточно насытить атмосферу. К тому же кислорода в ней было совсем мало, и нужно было обратиться к ботаникам за комплектом фотосинтезирующих организмов-экстремофилов.
В Гильдии ботаников мне не просто помогли, но один из начинающих загорелся идеей и отправился со мной, взяв на себя всю биологическую часть обустройства (как и для меня, для него это был первый опыт изменения целой планеты).
Вернувшись, первым делом мы создали оазис: накрыли прозрачным силовым куполом (препятствующим газообмену) долину между горами, высадили там цианеи и уже через несколько дней имели более-менее приемлемую концентрацию кислорода. Тут мы восстанавливались после интенсивной работы "в поле". Мой компаньон ещё пару раз слетал на Землю за консультациями и новыми организмами, я же никуда больше со "своей" планеты не отлучался.
После месяца интенсивных извержений плотность атмосферы достигла нужной величины, концентрация пара в ней стала предельной (что и требовалось), на поверхности образовались неглубокие, но достаточно большие моря — до четверти всей площади поверхности. Это было, пожалуй, маловато, но благодаря тому что они были распределены весьма равномерно и все соединялись друг с другом (кое-где для этого пришлось слегка примять рельеф) — режим испарения по всей планете был благоприятный, пересушенных областей, как Сахара в нашем мире, нигде не возникало.
Там, где паровые извержения начинали переходить в лавовые, я трещины закрывал. В результате месяца через два большинство вулканов успокоилось, пепел из атмосферы быстро (благодаря обильным дождям) вымывался, а распространившиеся по всей поверхности цианеи увеличивали концентрацию кислорода буквально по дням.
Массивы неокисленных пород (в первую очередь железа) я старался по возможности прикрыть другими, устойчивыми к окислению. Чтобы дефицитный кислород зря не расходовался. И вот через полгода (земных; здесь же прошёл уже почти год) ситуация стала настолько благоприятной, что мы убрали купол своего оазиса. Значительные площади материков покрыли разнотравные степи, тут и там начали подниматься леса. В основном вся растительность была умеренных поясов, поскольку для тропических на всей планете условия были всё-таки слишком экстремальные, полярная ночь им совершенно не нравилась...
Затем я потратил несколько дней, чтобы тщательно проследить возникший контур циркуляции атмосферы. Основной нагрев шёл, естественно, в полярных областях, обращённых в это время к звезде (а она была даже чуть горячее Солнца, и свет её был почти белым, а не слегка жёлтым, как у нашего светила). Например, в разгар северного лета (когда звезда многие часы подряд стояла в зените над Северным полюсом) воздух там прогревался до +50, поверхность земли — до +60-+70, вода в морях до +30-+35. Но влажность из-за наличия водоёмов не падала ниже 90%.
Массы горячего воздуха поднимались вверх, вытесняемые двигающимся от экватора (где в это время был "полярный вечер") у поверхности холодным воздухом, и затем устремлялись к экватору в верхнем слое, постепенно охлаждаясь. Они быстро достигали стопроцентной насыщенности водой, после чего формировались облака, разражавшиеся интенсивными ливнями.
Всего период лета и полярного дня длился в каждом из полушарий примерно по 3,5 земных месяца — за это время все растения умеренного пояса успевали пройти свой цикл цветения и плодоношения. Затем наступал относительно короткий период экваториального лета (которых за местный год было два, они соответствовали полярным весне и осени). В это время звезда над экватором поднималась в зенит, но только на половину суток (которые были примерно равны земным). В эти периоды движение звезды становилось похоже на земное: полярный день (при светиле едва поднимающимся над горизонтом) — только на полюсах, а на всей остальной планете — звезда восходит на полсуток до высоты, обратной её широте (на экваторе — до 90 град., на широте 60 — до 30 град.). В это время самый тёплый воздух — над экватором, от которого он, поднимаясь, растекается к обоим полюсам. Но в целом это время — наиболее мягкое.
Затем северное полушарие начинало уходить в ночь. Воздух постепенно охлаждался и начинал течь над поверхностью в сторону экватора и далее — к освещённому полюсу. А от экватора в верхнем слое к полюсу двигался более тёплый воздух. Охлаждаясь, он конденсировал из себя влагу, которая сначала проливалась холодными дождями, а затем и снегом.
Только благодаря мощному парниковому эффекту в условиях полярной ночи воздух не охлаждался ниже -20 град. Зато снегу успевало выпасть 2-3 метра, а кое-где и больше. Моря же, остывая более медленно, лишь к концу полярной ночи покрывались тонкой корочкой плавучих льдов.
В целом я был удовлетворён. При столь экстремальном положении оси планеты сделать климат лучше мог только мастер. Меня же и получившееся вполне устроило. Пришла пора насладиться результатом. И я отправился на южный полюс, где как раз приближалась к пику полярная ночь. На небольшой вершине сделал простенький дом с плоской крышей, на ней топчан, улёгся на него и всмотрелся в небо — благо оно как раз было ясным.
Колесо Галактики занимало половину чёрного небосвода, оно лежало лишь чуть под углом к перпендикуляру, и все детали его ветвей были видны великолепно. В этом мире зрение человека имело свойство приближать те детали, которые хотелось рассмотреть, как хороший бинокль или даже телескоп в нашем мире, — так что при желании можно было разглядеть не только отдельную звезду, но и планеты возле неё. Я подумал о Земле и быстро нашёл — у внешнего края одного из рукавов. "Да, ради такого вида стоило трудиться", — подумал я. Зрелище действительно завораживало.
Я пролежал так несколько часов, пока не набежали тучи и не пошёл снег. Было не холодно, градусов десять мороза, и организм запросто справлялся с такой температурой. Но в отсутствие света Галактики стало очень темно, и я покинул крышу, спустившись в дом. Там я потратил пару часов на обустройство, в качестве источника света применив то же, что и в нашем мире, — электричество, для выработки которого поставил недалеко от дома небольшой ветряк. Если буду капитально обустраиваться — лучше задействовать тепло недр, а пока и этого хватит...
Как следует отдохнув и немного устав от внешней тьмы, я поискал своего компаньона-ботаника и, обнаружив его на дневной стороне, переместился к нему. Он занимался уже "тонкой доводкой" — формированием речных и озёрных сообществ.
— Ну что, можно приглашать гостей? — спросил я его.
— Да, пожалуй, — согласился он. — Особенно не помешает зоолог, а то у нас тут пока животных нет, а условия уже для них вполне...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
