Они постояли еще несколько минут в лаборатории, укрытой под землей. Затем Хаку повернулся и направился в соседнее помещение, где хранились инструменты.

— Знаешь — заметил Забуза, когда клон, посланный за вторым учеником, уже вышел с нижнего уровня миниатюрных подземелий — а я ведь не уверен, что, даже с его живучестью, можно пережить операцию, которую ты запланировал.

— Это не моя идея, Забуза-сан — ответил Хаку, не оборачиваясь — но я уверен, что только Наруто в состоянии справиться с множественной трансплантацией, которую сам и запланировал.

По дороге шли трое. Высокий мужчина в камуфляжных штанах, от пояса до кончика носа замотанный в бинты, нес на спине огромный, широкий двуручный меч темно-серой стали. Впрочем, судя по размеру рукояти, меч с равным успехом мог зваться "восьмиручным". Левый глаз мужчины был прикрыт повязкой, выглядывавшей из-под протектора Поселения, Скрытого в Тумане. Что примечательно, знак селения не был перечеркнут, хотя мечник и являлся отступником, покинувшим родную страну.

По левую руку от него и на шаг позади, шел юноша с длинным черным волосами, заплетенными в пучок на затылке. Лишь две пряди свисали по бокам лба. Одет он был в нечто вроде шаровар и длинной куртки, мешковатой одежды, возможно, скрывавшей в себе некоторое количество оружия. Впрочем, даже такое одеяние не могло скрыть, что он был тонок. Не худ, а именно тонок, изящен, на грани женоподобия.

С другой стороны, в ногу с мечником, шел еще более любопытнй персонаж, словно собранный из знаменитостей мира шиноби. Маска, скрывающая нижнюю половину лица, навевала мысли о Хатаке Какаши, сгинувшем на пустяковой миссии легендарном Копирующем Ниндзя. Черные волосы, уложенные в своеобразную прическу, навевали на мысли об Учихах, вымершем клане Страны Огня. Впрочем, черные очки, скрывавшие глаза, могли утвердить в подозрениях о родстве подростка с кем-то из них... или в приверженности к фирменному стилю клана Абураме... если бы только одежда, хоть и мешковатая, скрывающая вооружения и другие возможные сюрпризы, не имела несколько другого фасона. Свободные штаны, футболка с длинными рукавами и жилет — все камуфляжной расцветки.

Протектора на третьем в группе не было. Вообще.

— Вы все же решили вернуться, Забуза-сенсей — в который раз констатировал он.

— Да, да, знаю. Только не возмущайся. Нравиться тебе это или нет, но я больше ничему не могу обучить тебя. А хотелось бы тебе иной судьбы, нежели та, что обычно ждет нукенинов. Как глаза, кстати. Не болят?

— Нет, уже нет — жизнерадостно ответил подросток — техники Хаку просто нечто.

— Скорее, дело в твоей регенерации, Наруто — парировал молчавший до этого, длинноволосый — И я уже устал повторять одно и тоже по десять раз в неделю. И кто-нибудь, объясните наконец, почему мы идем к Туману таким странным маршрутом? Я понимаю, когда мы свернули в разрушенный Водоворот. Я уважаю чувства Забузы-сенсея, решившего навестить могилы предков. Но почему мы снова делаем крюк в сотню километров?

— Не только у нас есть предки, Хаку — мягко, как ему показалось, проговорил мечник — прости, если обидел. Но я считаю, что тебе тоже стоит посетить нечто, оставшееся от твоего клана.

— И все же, почему именно это место, Забуза-сенсей? — спросил Наруто.

Костер, ярко горевший и отбрасывавший тени, танцующие по стволам окружающих деревьев, веревкам лиан и лицам собравшихся, освещал лицо, в обычное время скрытое маской. Пламя своим светом, неверным и дрожащим, превращало лицо говорившего в обезображенную тремя парами симметричных шрамов, угрюмую маску.

Забуза, человек, левый глаз которого был прикрыт повязкой, вместо ответа вытащил меч — длинное оружие с прямым лезвием односторонней заточки. Задумчиво хмыкнув, он, точно фокусник, извлек откуда-то, может быть, и из рукава, деревянный молоточек. А затем постучал по клинку, одновременно проводя инструмент от рукояти к острию своего оружия.

— Простучать кодовым языком "так нужно" — это не ответ, наставник.

— Наруто, хватит, пожалуйста — попросил третий в их компании.

Хаку, Как и Забуза, выглядел также, как и обычно. У него не было маски или очков, скрывающих приметное лицо и глаза, чтобы их стоило снимать, сидя у костра.

— Действительно. Тем более, мы уже почти окружены — удивленно ответил Наруто — сенсей?

— Прости, ученик — вздохнул мечник. И крикнул: — выходите, мы вас засекли.

Из-за деревьев показались фигуры в серой униформе и фарфоровых масках.

Вместо ответа, Наруто натянул на лицо маску.

— Ну и зачем ты его оставил в живых? — спросил Наруто.

Неизвестный, человек в короткой куртке и штанах, — все черного цвета, как и волосы с глазами, создает контраст с бледной кожей открытых живота и лица — был распят восьмеркой ледяных копий. Ладони, голени, плечи и бедра. Идеальное ранение, блокирующее любые подозрительный движения тела или внутренней энергии.

Сам пленитель, напарник Наруто, стоял, чуть расставив ноги, чуть слева от неудачливого киллера, приколоченного к почти плоской поверхности скалы, выходящей из земли. Правой рукой, полусогнутой, Хаку удерживал девятое копье так, что острие, ледяная пирамидка с вытянутым ромбом в основании, чуть-чуть, не до крови, но ощутимо, касалось замершего, точно в испуге, горла.

Вопрос, заданный Наруто, был понятен обоим. В конце концов, бывший Удзумаки, бывший шиноби Конохи, бывший нынешним обладателем довольно примечательных глаз, уже наверняка усвоил все пригодные техники человека, попытавшегося покуситься на жизнь их учителя. Так к чему было оставлять его в живых?

— Он мог бы рассказать что-то о том, кто его послал и еще какие-нибудь секреты — мягко, как-то по-доброму, как он умел, проговорил Хаку, сдвигаясь чуть левее, чтобы не стоять между глазами напарника и лицом их пленника.

Наруто ничего не сказал. Эти двоим не требовались какие-то реплики вроде "Эй, а ты прав. Ну-ка, подвинься чту в сторону". Они были слишком сыграны.

Повинуясь импульсу чакры, стекла очков на мгновение стали прозрачными. И одновременно губы напарника Хаку чуть дрогнули, сопровождая мысленное произнесение слова-триггера техники.

"Тсукиеми"

Мир был красным. Красная земля, красное небо, по которому должно быть, плыли, но казались застывшими в неподвижности, красные облака.

Хаку, сине-красный призрак в этой иллюзорной реальности, посмотрел в глаза единственному нормально выглядящему существу здесь. Блондину в серой-красном комбинезоне, похожем по покрою на тот, что был на нем в день их знакомства. Напарнику, в глазах которого даже здесь на красной радужке застыли три запятые, образуя круг вокруг зрачка.

— Извини, что пришлось утянуть тебя сюда. Но сам знаешь, как эта штука экономит время. К тому же, конфиденциальность, смею надеяться, большая, чем при разговоре в лесу.

Этот парень, думаю, уже почти мертв. Я выжег его разум, пока пытался получить еще хоть какую-нибудь информацию. Что желаешь узнать ранее? Техники? Заказчика?

— Ты знаешь и без меня. Не так ли, Наруто?

— О, да. Корень — коротко бросил он.

А затем, его реплика прозвучала одновременно со столь же заледеневшим от вымораживающей душу расчетливой ярости, голосом напарника.

— Коноха.

Хаку, чуть наклонив голову, с каким-то зоологическим интересом смотрел на Наруто, что-то доказывающего ему. Руки человека, в буквальном смысле носившем на себе скальп врага, пересаженный вместо родной, довольно заметной, шевелюры, только что руками не размахивал от возбуждения. Впрочем, кисти рук слегка подрагивали, выдавая с трудом подавленную хамскую привычку.

— Ты же знаешь, что я и так соглашусь. Неужели тебе самому настолько страшно?

Говоривший, брюнет в маске и черных очках, словно смущенно, замолк. И, помолчав немного, ответил:

— Наверное. Все же, опасно немного. Хотя возможности впечатляют.

— Тогда ты знаешь, что я хочу от тебя, Наруто.

— Согласен — и уже в красно-черном мире, в привычном облике блондина, добавил:

— Повтори свои уроки. Не хочу ошибиться, осуществляя пересадку тебе.

Рядом, оглушенные и частично сведенные с ума пыточной иллюзией, лежали члены команды АНБУ. Среди них выделялись двое. Шатен с металлической рамкой на лице а-ля Второй Хокаге. И брюнет с длинными волосами, на лбу которого, точно застарелый ритуальный рубец, виднелась странная печать в виде четырехстороннего солнцеворота. Печать, в узких кругах широко известная как "птица в клетке".

— Шесть путей. Как много в этом слове, не правда ли? Насколько помню, Какаши упомянул лишь о троих из них. Ген, тай и нин. Иллюзия, рукопашный бой и разрушительные техники, прямо влияющие на реальный мир. Но при этом, если подумать, я не слышал о других путях.

Уже чуть позже я узнал о ниндя-медиках. И решил для себя, что техники, позволяющие исследовать, изменять, разрушать и восстанавливать, а может, даже и создавать, жизнь... чем не отдельный путь?

Тогда же, я услышал от Забузы-сенсея о родовом искусстве. Печати, рисунки на бумаге, камнях, чем-либо еще. Рисунки из краски и чакры, позволяющие, пусть и с большей затратой времени и сил, сделать нечто, недоступное из-за сложности при использовании ручных печатей. И тогда я подумал — а чем это не путь? Сложный, мало приспособленный для неспланированного боя, но все же многоплановый, требующий усилий и дающий умелому и упорному многое, путь.

Тогда для меня открылось сразу пять путей. Пять, но ведь легенды называли величайшего мудрецом шести путей. Возможно, иных, отличных от тех, что назвал я. Быть может, путей даже больше, чем шесть. И я начал искать.

Кен-до, путь меча. Но, как и фехтование цепью, метание сюрикенов, владение ножом или другим оружием, это является лишь надстройкой над тем, что зовется тайдзюцу, искусством управления своим телом. Путь, истинное продвижение по которому требует хотя бы надзора и рекомендаций опытного медика. В какой-то степени, переплетенный с некоторыми его ветвями, путь использования своего тела и посторонних предметов, основанный на развитии тела и использовании чакры для его усиления, ускорения.

В своих рассуждениях, я чуть было не обхъединил все пути в один, или, по крайней мере, в два. Во внешние и внутренние.

И тогда я понял, что все это — круги на воде. И путей ровно столько, сколько я захочу. Именно поэтому я не считаю, что сендзюцу — еще один путь. Это просто забавное, порой ценное, умение получать силу из окружающего мира. В какой-то степени, это развитие тай— или иръен-... а может, и других путей.

И тогда я решил, что хватит теорий. Мне хватит своего представления о том, что я развиваюсь по трем путям, порой довольно неплохо взаимосвязанным. И этого мне достаточно для самосовершенствования. По крайней мере, пока.

— Ты выделяешь пять путей? Что же, я учту твое мнение, Наруто. Ведь мы идем одними путями. Не так ли?

Два брюнета, один в прическе а-ля Учиха Саске, пропавшего без вести молодого, но подающего надежды представителя своего клана и маске, скрывающей нижнюю половину лица, и другой, с распущенными волосами, оба смотрели на море.

Солнце, заходящее и окрашено тем блеском, который характерен для полированной и натертой бронзы, казалось, тонуло в море, просвечивая нижней половиной сквозь цепи океанской воды.

Оно бунтовало, медленно погружаясь в море. Сопротивлялось вечному порядку вещей, светя слабо, но непокорно, и все же медленно и степенно погружаясь в воду.

И, наконец, последние, точно оторванные от прародителя, лучи, потухли на морем. И солнце было укрощено. И наступала ночь.

И двое брюнетов в одинаковых очках, скрывающих глаза, синхронно повернулись, чтобы отправиться домой. И так же синхронно они подумали о том, что солнце было укрощено.

На одну ночь.

Берег, оставленный позади, должен был быть ещё виден, не стелись дым так низко.

"Будет шторм" — подумал Наруто.

Сзади, со стороны корабельных надстроек, раздались шаги. Тихие шаги человека, в полной мере постигшего искусство скрываться. Даже в большей мере, чем его учитель, звавшийся Дъяволом Скрытого Тумана.

— Будет шторм — проговорил Хаку, облокачиваясь на фальшборт.

— Я знаю. Будет тяжело.

— Сомневаюсь. Твои буншины крайне прочны, тем более, водные.

— Спасибо — тихо ответил Наруто.

На какое-то время, на корме стало тихо. Даже клоны Наруто, проводившие уборку корабля, обходились без привычных криков и прибауток.

— Скажи, Хаку, всё же, зачем...

— Мы ведь уже обсудили, помнишь? На этом материке больше нечего ловить. Тем более теперь, когда сенсей погиб.

— Да, ты славно отомстила этому бессмертному.

— Кажется, ты тоже вытащил из своего хентайщика всё, что было возможно.

— Хентайщика?

— Ну, этого, с щупальцами. Помнишь, я него они даже во рту были? Бе-е — Хаку искривил губы, отчего его лицо стало казаться ещё более женским.

— Всё же, я хотел спросить другое.

— М-м?

— Хаку, почему ты сразу после имени всегда добавляешь, "к слову, я парень".

— А ты так ничего и не заметил?

— Не заметил чего?

— Ну... — Хаку оглянулся, напоследок, ещё раз оглядывая корабль взглядом жемчужно-серых, пустых, без зрачка, глаз.

Верх одежды свесился вниз, показывая толстый слой бинтов поперёк груди. Выпирающих спереди сильнее, чем ожидалось, бинтов.

Наруто улыбнулся. И было в этом что-то от улыбки очень довольного жизнью кота.

— Ты прав...а. Какой же я дурачок...

— Между прочим — чуть более мягким и расслабленным, чем обычно, голосом, сказала, как оказалось девушкой — я очень на тебя зла. Не заметить за два года, что напарник вовсе не мальчик — это надо постараться.

— Прости-прости. Ты же простишь, верно?

Девушка улыбнулась. И прошептала ему в ухо:

— До тайфуна ещё три часа.

Наруто покосился на спящую... напарника? Друга? Подругу? Кто знает. Однако, было ясно, что они уже через слишком многое прошли, чтобы быть друг другу чужими.

"Ух ты мой Огонёк. Хочешь, я стану твоей тенью? Твоим Хокаге"

Губы, коснувшиеся макушки спящей девушки, исказились в улыбке.

Вся жизнь — игра

Сижу один, в темнице сырой. Обидно, да. Чувствую себя прямо-таки, презервативом. В смысле, мной попользовались и выкинули. Обидно ведь, да?

Руки сами тянутся к лицу. Да, повязку мне тоже брать с собой не разрешили. А погружать пальцы в сияние, отчего кончики начинает покалывать и жечь, надоедает после второй тысячи раз. И какой демон меня дёрнул поменять мясо в глазницах на сгустки магической энергии? Впрочем, знаю, какой. И даже, что это был не демон.

Особенно меня восхищает убранство камеры. Стены кажутся безлико-серыми, настолько невзрачными, что в квадратной комнате мои глаза теряют углы, отчего восприятие превращает отсидку в заключение внутри шара.

Да, говорят, в стародавние времена, когда Столица ещё не уподобилась Атлантиде, была такая болячка. Геометрическое безумие, возникает при заключении в шаро-и яйцеобразной формы камерах, на срок свыше десяти лет.