Адам в Аду

— Несомненно.

— Развейте мои сомнения, — попросил Бладхаунд, поудобнее устраиваясь в кресле. — Я всегда считал — как и мои коллеги — что кристалл Разумовского — миф. А недавно узнал, что вы делаете его экспертизу.

— Ищейка нюхает, — улыбнулся Молодцов. — Мне нечего скрывать. Это не миф. Он действительно был здесь, чуть больше недели назад, и я сам держал его в руках, и сам распечатывал заключение. Кристалл принадлежит коллекционеру, имя которого я не имею права разглашать. Полагаю, у вас есть свои способы доставать подобную информацию, и вы простите меня за то, что я не могу ничем вам помочь.

Бладхаунд кивнул. Значит, кристалл был. Впрочем, это ничего не объясняет. Все это может оказаться ложью.

— Могу я ознакомиться с результатами экспертизы?

— Разумеется. Если вы подождете несколько минут...

— Я подожду сколько вам угодно.

Молодцов совершил несколько пассов над небольшим терминалом.

— Ваши координаты?

Бладхаунд молча подал ему карточку.

— Все документы я выслал на ваш адрес, — Молодцов развел руками. — Нам нечего скрывать.

— Спасибо за интереснейший разговор.

— Рад знакомству, Бладхаунд. Вы мне понравились, и, возможно, я еще обращусь к вам за профессиональной помощью.

— Буду рад.

Электронный провожатый провел Бладхаунда к выходу.

Кривцов опоздал на встречу. Бладхаунд ждал за столиком в кафе, помешивая остывший кофе, когда тот, наконец, появился. Вид у него был неуверенный. Впрочем, направляясь в сопровождении официантки к столику Бладхаунда, Кривцов преобразился — поднял голову, откинув назад начинающие седеть волосы, в движениях появилась мягкость, а во взгляде — вызов. "Дамский любимчик", — заметил Бладхаунд.

Кривцов сел, закинул ногу на ногу и закурил.

— Вы хотели меня видеть? — спросил он.

— Да.

— Зачем?

— Я интересуюсь нейрокристаллами. Это моя работа. Как и ваша.

Он наклонился ближе:

— Вы хотели бы, чтобы экстракцию личности разрешили снова?

Кривцов глянул на него недоверчиво:

— Это невозможно.

— Почему?

— Сейчас считается, что жизнь после смерти противоестественна. Это не так, но это еще надо доказать.

— Но вы ведь работали над этим?

— Работал. Но Левченко успел первым.

— Вы говорите, экстракция безопасна в ряде случаев. Прошлый опыт доказывает обратное. Выводы Левченко были на чем-то основаны.

Кривцов отмахнулся. Бладхаунд отметил, что тот стал увереннее. Похоже, интерес Кривцова к нейрокристаллам еще не погас. Стоило подбросить еще дровишек в начинающий разгораться костер.

— Левченко абсолютно прав, — сказал Кривцов, закуривая вторую сигарету. — В той ограниченной области, которую он выбрал для себя, он прав. Если человека просто взять и запихать в бессмертие, он в скором времени потребует эвтаназии.

— Значит, закон гуманен?

Кривцов покровительственно улыбнулся.

— Если вы возьмете человека с улицы и безо всяких тестов, анализов и подготовки запихаете его, ну, скажем, в космический корабль, где перегрузки в много "жэ" — что с ним будет?

— Я не специалист. Расскажите.

— Давайте, для полноты картины, представим, что не только космонавты наши не подготовлены, но и те, кто запускает их в космос, не слишком профессиональны, и не знают, в каком направлении должны действовать перегрузки... Не думайте, что это преувеличение — именно так дело и обстояло. Никто толком ничего про нейрокристаллы и жизнь после смерти не знал, а людей вовсю отправляли в бессмертие, словно в отпуск. Так вот, в нашем примере с перегрузками мы имеем: нарушения кровообращения, слишком высокое давление в одних местах, слишком низкое — в других, нарушения обмена веществ, гипоксия тканей. Как вы думаете, долго можно существовать в таких условиях?

— Думаю, нет.

— Правильно думаете, — Кривцов лихорадочным движением пригладил волосы. — А теперь подумайте, сильно ли наша с вами ситуация отличается от описанной мною. Люди бросаются в бессмертие как в омут, совершенно не думая о том, что они там будут делать. Они полагают, что, воплотившись в бессмертном теле, они будут продолжать свою жизнь как ни в чем не бывало. Упускают из виду только одно — тело это механическое. У него нет привычных человеческих потребностей, от удовлетворения которых мы привыкли получать удовольствие — от еды, скажем, или от секса. Потребностей нет ни у тела, ни у мозга, если только человек не помер голодным или со стоячим членом. Но таких нужно пожалеть в первую очередь. Итак, физические удовольствия мы исключили. То есть мы-то знаем, что в основе ощущений лежит мозг, и его можно научить продуцировать удовольствия и проектировать их на любой носитель, но это умеют далеко не все. Что же остается? И вот тут-то оказывается, что для подавляющего большинства эти условия уже несовместимы с понятием райской жизни. Не имея возможности трижды в день набивать желудок до отказа, они чувствуют себя несчастными! Вы скажете — есть еще книги, музыка и прочие нематериальные удовольствия. Этим трудно занять все время. Есть наука, есть вечный поиск смысла жизни. Но — у многих ли он есть? Многие ли живут этим настолько, чтобы ради одного этого остаться в вечности? Кое-кто, несомненно. Но и этого мало. Левченко был прав, доказав, что нейрокристаллы стабильны. Рано или поздно любой бессмертный понимает, что смерть поймала его личность в ловушку. И дальше — никуда. Это заставляет его впадать в уныние, задумываться о собственной бесполезности и приводит в конце концов к эвтаназии.

— Какой же выход?

Кривцов не спеша затянулся.

— Выход настолько очевиден, что его не видят. Надо научить мозг самодостаточности. Надо научиться быть счастливым абсолютно и постоянно, вне зависимости от тела, окружающего мира и прочих условностей. Надо понять, что все вокруг — всего лишь порождение нашего мозга, и мы сами, по своему желанию, можем менять мир. И достичь этого состояния нужно еще при жизни. А уже потом — уйти в бессмертие.

— Нирвана?

— Называйте как хотите. Нирвана, сатори, просветление. Я, я не буддист, я просто заимствую терминологию. Суть от этого не меняется.

— В институте вы пытались экспериментально получить просветленный мозг?

— В некотором роде. Вы наверняка знаете, что все наши мысли, чувства, поступки — все, что делает из нас личность — имеет химическую природу. Нейромедиаторы, гормоны, белки. Химические вещества стоят за всеми изменениями в нас, они порождают наше "я" и меняют его. Я исходил из этого, ставя опыты над кристаллами. Я вводил в них самые разные вещества и анализировал на двух уровнях — на уровне физическом, изменений фактуры, цвета, электрометрических, историографических и прочих показаний, а так же фиксировал изменения в поведении измененной личности в теле.

— Вы добились результатов?

— Очень серьезных результатов. Докторская была у меня в кармане. Пока все не обвалилось.

— Насколько долгосрочным было изменение первоначального нейрокристалла? Ведь если бы вам удалось найти формулу устойчивого совершенства, то было бы что противопоставить выводам Левченко?

Кривцов вытащил новую сигарету из пачки.

— Вы правы. Устойчивого результата не получилось. Мне удалось довести период, в течение которого кристалл остается неизменным, до двух недель. А затем он медленно начинал возвращаться в исходное состояние.

Две недели.

Бладхаунд пристально глядел на Кривцова. Знает ли он что-то о поддельном кристалле Разумовского? Если знает, то почему так свободно говорит об этом? Если не знает, то кто еще мог изготовить его?

— Кто-то помогал вам в ваших экспериментах?

— Нет, — Кривцов поморщился. — Я, я все делал сам. Даже прошивать свои образцы не доверял никому.

— Вы — прошивщик?

Кривцов махнул рукой:

— В отделении бессмертия каждый второй был прошивщиком, а каждый третий — прошивщиком высшего уровня.

Бладхаунд кивнул, хотя и сомневался.

— И после вы ни с кем не делились опытом?

На этот раз Кривцов ответил не сразу. С неожиданной злостью ткнул сигаретой в пепельницу.

— После своего увольнения я полгода безвылазно просидел дома в жесточайшей депрессии. А потом оказалось, что делиться не с кем. Все разбежались, а те, кто остался, сидели по своим норам и даже слышать не хотели о нейрокристаллах и испытаниях.

— Сейчас вы отошли от дел?

— Совершенно отошел. У меня нет ни моральной, ни финансовой возможности продолжать начатые исследования. Для меня не осталось места в современной науке.

Распрощавшись с Кривцовым, Бладхаунд поехал к Майку.

Майк встретил его на пороге в одних трусах. В проеме распахнутой двери в спальню виднелась разобранная постель и чья-то смуглая нога.

— Ты, как всегда, неожиданно, — неодобрительно покачал головой Майк. — Мог бы и позвонить.

— Есть работа, — коротко ответил Бладхаунд.

— Так это понятно, раз ищейка тут, то работа тоже. Долго?

— Зависит от тебя.

Через полчаса Бладхаунд вышел от Майка с оригинальными логами экспертиз с компьютера Чистякова и списком всех телефонных и виртуальных контактов Вениамина Кривцова.

Мог ли Кривцов изготовить поддельный кристалл, не имея представления, для чего он это делает? Мог ли кто-то быть в курсе экспериментов Кривцова, или, возможно, независимо от него открыть те же методы? Чем зарабатывает Кривцов?

Дома Бладхаунд занялся полученной информацией.

Экспертиза. Файлы, выданные Молодцовым, и те, что были получены от Майка, совпадали в точности. Если только Чистяков не рассчитывал на взлом и не заменил заблаговременно реальные данные фиктивными, то экспертиза была выполнена по всем правилам и кристалл действительно оказывался подлинным.

Значит, Яворского не обманули, продав ему фальшивку, и кристалл подменили после экспертизы. Или прямо из лаборатории, или сразу после возвращения его к владельцу.

О подлинности кристалла знали Чистяков, Молодцов и Яворский. Кто еще?

Бладхаунд тряхнул головой и переключился на Кривцова.

На что живет — непонятно. Информации о том, что он где-то работает — нет. Счет в Национальном банке сохранился с институтских времен и не пополнялся с тех же пор. Больше Кривцов нигде не значился.

Может, работает неофициально, за черную зарплату. Может, проедает деньги от продажи институтского оборудования.

А может, занимается подделкой нейрокристаллов.

"Надо будет последить за ним. Может всплыть масса интересного".

Список контактов Кривцова не впечатлял. Проверка его заняла меньше четверти часа, но результаты обескураживали.

За последние две недели Вениамину Кривцову звонили всего три человека.

Жанна Ивлева, сотрудница института мозга. Профессор Молодцов. И жена его, Бладхаунда, заказчика — Ольга Яворская.

8. Кривцов

После разговора с Бладхаундом Кривцов чувствовал возбуждение. Он не мог понять, что было нужно этому человеку с именем и нюхом собаки. И почему он, Кривцов, так много сказал ему.

Когда Бладхаунд позвонил и попросил о встрече, Кривцов сначала отказался — подумал, что тот от Бражникова и будет снова уговаривать его поставить свои умения на поток. Но Бладхаунд обосновал свой интерес совершенно иначе, и Кривцов подумал, что, может, он хочет предложить сотрудничество. Но ищейка и не заикнулся об этом.

Кривцов не мог отделаться от мыслей о Бладхаунде. Собак он недолюбливал с детства — их внимание всегда было слишком навязчиво и утомительно. Впрочем, ничего собачьего в этом человеке он не заметил. Пристальный взгляд, неприметная внешность. Скупые движения, сдержанная мимика. А еще — Кривцов не смог увидеть его нейрокристалл. Это больше всего нервировало Кривцова. Он почувствовал себя слепым.

"Слепой видит больше, чем смотрящий в другую сторону", — сказал голос.

— Уймись, — раздраженно отозвался Кривцов.

Бладхаунд уже ушел, а он продолжал сидеть за столиком, выкуривая сигарету за сигаретой и смакуя горячий кофе. Расслабиться не получалось.

Домой не хотелось. Дома не было никого, кроме Андрея, который стал слишком много себе позволять. Вчера он долго расспрашивал про Жанну. Кривцов не хотел отвечать. Андрей настаивал, и Кривцов снова разозлился.

Проблему нужно было решать, причем в самом скором времени. Иначе кипящая в Андрее злость на весь мир выйдет из берегов.

Впрочем, дома был хотя бы Андрей.

Кривцов почувствовал острое желание с кем-нибудь поговорить. Увидеть живой, человеческий нейрокристалл, сбросить проклятую слепоту, вызванную человеком-собакой, и, наконец, успокоиться.

Кривцов достал телефон. Ольга? Нет. Ольга, конечно, обрадуется и с радостью примчится, но ее любовь в последнее время стала слишком активной, полной обожающих взглядов и разговоров "по душам". Чересчур собачьей. А Кривцову хотелось выкинуть из головы все мысли о собаках.

Жанна. Вот кто ему нужен.

Воспоминания о прошлой их встрече вызвали у него улыбку.

Поначалу она и слышать не хотела о том, чтобы сделать то, о чем он просит. Вытащить кристалл из тела казалось ей убийством. Она так и сказала, впрочем, не слишком уверенно:

— Мне кажется, это убийство, Веня.

Как раз перед этим он сам предложил не называть его по имени-отчеству.

Ее кристалл мерцал сквозь позолоту огненно-рыжим и бордовым. Кривцов давно не видел столь чистых оттенков. Он протянул руку, словно пытаясь дотронуться до сияния. Нежно провел по волосам девушки.

Она мягко отвела его руку.

— Это убийство, — повторила она.

— Тише, тише, — успокаивающе проговорил Кривцов, поймав ее ладонь. — Давайте порассуждаем. У нас с вами большие планы. Мы с вами хотим добиться того, чтобы ваши друзья остались жить, верно?

— Да, но...

— Для этого мы должны доказать, что подобное решение безопасно.

— Я не понимаю...

— Жанна, — он придвинулся ближе и понизил голос, — если мы убедим суд, что ваши... наши друзья достойны жить в мире людей, а они через некоторое время запросят эвтаназии, как те, прошлые, обратной дороги не будет, вы понимаете? Если хотя бы один из них захочет умереть, головы полетят со всех. Мы не можем рисковать. Мы должны доказать, что они смогут и будут жить.

— Как? Как это можно сделать?

— Тише, прошу вас! — Кривцов понизил голос. — Я, я знаю метод. Я разрабатывал его в институте. Я уже готов был показать результаты, но меня связали по рукам и ногам... Если бы я сказал, что знаю, как можно подготовить сознание к бессмертию, это было бы или бездоказательно, или преступно. И тут, как манна с небес, явились вы. Значит, я смогу заявить, что само время проверило мои результаты! Ошибка, никто не виноват. Простая халатность, приведшая к доказательству моей теории на практике.

— Я поняла, — кивнула Жанна. Она задумалась, а нейрокристалл теперь остывал, становясь светло-кирпичного цвета. Что за женщина! Сменой оттенков можно было любоваться вечно.

— Я только не очень понимаю, зачем мне нужно приносить нейрокристалл вам.