Небо шамана. 2 часть

— Ну, покажись, сокол! Ты сбил? — Хрюкин вперил в меня взгляд. Не знаю, чего он от меня ждал, видимо вид у меня показался не слишком героическим или сидящая на плече Тотошка его смутила.

— Так ведь опыт уже, товарищ генерал.

— Какой опыт?

— Так с комэском у нас на двоих уже больше сорока сбитых немцев.

— Командир!

— Точно так, только подтверждённых... Михаил! У тебя сколько?

— Подтверждённых семь, всего сбитых девятнадцать. У Сани подтверждённых было девять и двадцать один всего, если эти четыре считать, то тринадцать подтверждённых и двадцать пять.

— Тринадцать подтверждённых? Так его на Героя давно надо представлять! Или набедокурил чего?

— Нет! Хороший лётчик, девять у него ещё на Калининском фронте было и мы с комиссаром подавали, но штаб фронта не пропустил, вон только на Красную Звезду подали...

— Ладно! Он теперь даже истребительную норму выполнил...

Дальше о чём-то спросили Бурдужу, потом к разговору присоединился Цыганов, который начал руками размахивать в чём-то убеждая. Тут генерал хлопнул ладонью по столу:

— У меня с собой капитан Баклан из четыреста тридцать четвёртого ИАПа командиром группы сопровождения, не боишься старлей против капитана выйти? Учти, у него сбитые есть и истребитель толковый.

— А как победу считать будем?

— Баклана сюда! — Крикнул Хрюкин и в палатку втолкнули невысокого капитана. Тот только начал руку к шлемофону поднимать, как генерал его перебил. — У тебя на машине фотопулемёт стоит?

— Стоит...

— Майор! А у вас в полку есть фотопулемёты?

— Есть, только на машине комэска нет.

— Так я ради такого дела на другую пересяду, мне не сложно. — Встрял Цыганов.

В общем, по решению Хрюкина и Руденко решили провести показательный бой с блокированным оружием, а так как до линии фронта совсем не далеко, то сверху комэска с капитаном прикроют поднявшиеся вместе с ними три Яка из группы сопровождения. И Цыганов показал! Он использовал почти все наши придумки. И два раза даже чётко садился на хвост Баклана, и хоть со стороны выглядело так, словно истребитель вьётся вокруг штурмовика и атакует его, как хочет. Но я видел, что Цыганов если и подставился, то только раз, а сам подловил капитана больше восьми раз. Не слишком зрелищно, ведь у истребителя скорость выше и даже когда штурмовик в хвост заходит, удержаться не может. То есть со стороны едва ли генералы смогли это чётко оценить. Комэск с капитаном на высоте оттянулись немного в сторону, и видно было не очень хорошо, и важных мелких нюансов было не разглядеть. Это у меня глаза всё без бинокля видят. Словом, нужно смотреть плёнки фотопулемётов, а это время, за которое генералов отвлекут, и они так и уедут с испорченным мнением. Поэтому я решил влезть, ведь из-за меня эта катавасия и началась:

— Товарищ генерал! Разрешите мне с кем-нибудь покрутиться без всяких фотопулемётов.

— Так уверен?!

— Так ведь мы — штурмовики, нам бояться не приходится...

— Алкидов! Бегом сюда! Не побоишься, лейтенант тоже хороший лётчик.

— Я постараюсь! Товарищ генерал. — Тут Хрюкин переключился на подошедшего лётчика:

— Лейтенант! Тут тебя на учебный бой приглашают. Только имей ввиду. Я вчера его бой видел, у парня глаза на затылке и маневры очень точные... Не посрами истребителей и нашу армию...

Я побежал к своей птичке. Яки опять взлетели, теперь я пошёл на взлёт. Понятно, что они стараются высоту занять, а я тихонечко внизу пока овечкой прикинусь... Делаю вид, что осматриваюсь перекладывая машину слева на право и в каждом из этих небольших виражей могу скорость чуть не до двухсот сбросить, а он сейчас в атаке и скорость выжмет до предела, разница в три сотни километров, если кто не понял. Только и у меня мотор переделанный, могу очень быстро скорость набрать. Обычный двигатель захлебнуться может, а свой я уже гонял. Истребитель заходит сзади, валится в пике, выравнивает машину и... Не может за мной повернуть, хотя и пытается. Я из правого виража, в котором я слева от его курса и он от меня ждёт и опасается именно ухода влево по наименьшему расстоянию. Только я, продолжая вираж, вообще кладу самолёт вертикально земле и доворачиваю по ходу виража. В этом манёре я для него почти встаю на месте, а он ведь заходил с расчётом на упреждение и мою скорость. Ему сейчас либо резко бросать машину в более резкое пике или считать атаку неудачной. Вот только если он бросит машину резко вниз на скорости, которую он успел набрать, он провалится по высоте и может из пике не выйти, высоты для такого размашистого манёвра считай нет. Отвернул вверх, закладывает надо мной вираж. В плексиглас фонаря в мою сторону смотрит, лицо недовольное и обиженное. А чего, собственно, я же не мишень и в бою ему никто поддаваться не станет. Но ладно, утешим парня, пойдём на высоту...

Вверху он решил меня с виража и с переворотом атаковать. Вот только время виража у него такое же, как у меня, а вот скорость гораздо больше. То есть радиус виража в два раза больше и на вираже я ещё и подрезать его могу. И мощности у моего мотора с запасом. Есть возможность резко добавить. В первом заходе на виражах, которые наши истребители в отличие от немцев очень любят я от него пять раз ушел, и раз даже перекрутил и в хвост зашёл, что он меня потерял. Хотя, и он меня два раза подловил, тоже не первый день за штурвалом.** Садились, лейтенант уже улыбался до ушей.

В общем, пока шли до генералов успели меня по всем местам обхлопать, правда Тошке это очень не понравилось, и она вся растопырилась и шипела на шумных истребителей, оскалила свои острые зубки и встопорщила хвостик, намекая, что сейчас начнёт кусаться. Ещё мне предложили бросать эту штурмовую яму и к ним в истребители податься. Но этого я делать точно не собираюсь. Нас похвалили и пошли смотреть плёнки, где как я и предполагал в Цыганова только один раз без гарантии попали бы, а вот он ловил капитана больше десяти раз. После просмотра плёнки народ задумчиво притих. Одно дело, когда всё воспринимается, как чудо и совсем иное, когда готовый к бою хороший истребитель против самолёта, который его в два раза тяжелее ничего сделать не может, а ведь не мальчики и понимают, что попасть под залп истребителя штурмовику не страшно, а вот наоборот — почти гарантированный полёт вниз.

Тут Цыганов сел на своего конька, что дело не в том, что мы такие с ним асы, а в том, что от нас такого не ждут. Даже в этом бою наш истребитель не ждал такого маневрирования от формально неповоротливой и тяжёлой машины. Немцы тоже не ждут. И большое количество наших побед не столько от мастерства пилотажа, сколько от того, что мы в отличие от истребителей сами — вкусная приманка для немецких охотников. Вот на сколько вылетов истребителя приходится один воздушный бой? В среднем пять-семь вылетов пустых на активных участках фронта. Немцы тоже не дураки лезть в бой, где их могут перевиражить и сбить, когда есть столько вкусных беззащитных целей. Вот и выходит, что они сами к нам летят, а нам остаётся их только достойно встретить. А то, что почти все командиры штурмовых полков стонут, что со стороны задней полусферы совершенно беззащитны — это глупость. Если идти колонной и не организовывать прикрытие, а сзади ставить ещё и самых неопытных, то их сзади и будут сбивать. Вот у нас за три недели на фронте уже больше четырёхсот самолёто-вылетов, а потери два лётчика и два в госпитале, остальные или в строю или будут скоро. Самолётов меньше, но больше десяти самолёто-вылетов за день делаем обязательно. А другие штурмовые полки после двухсот вылетов в ноль стачиваются...

Но всё равно зашёл разговор о том, что с такими показателями наши Илы можно и нужно использовать в качестве истребителей, которые при этом бронированы и их не так просто сбить. Но на эту тему мы с Цыгановым уже не раз говорили, и он быстро привёл убедительную аргументацию против такого решения. Начнём с того, что у машины слабый мотор и скорость в районе четырёхсот, что даже не все немецкие бомбардировщики даст догнать. Скороподъёмность вызывает слёзы. Полётные качества машины очень слабые. И о чём вообще можно говорить, если на выходе из крутого пикирования машина проваливается по высоте до полукилометра. А если попытаться с этими недостатками бороться, то нужно машину значительно облегчать, а самая большая тяжесть — восемьсот килограммов бронекапсулы, хотя и остальная часть конструкции тяжеловата. Ведь шесть тонн взлётного веса минус восемьсот всё равно почти в два раза тяжелее Яка или ЛаГГа. А законы физики никто не отменил, и эту массу, которую можем попробовать ужать до четырёх тонн, нужно разгонять и тянуть, а возможности Микулинского мотора явно не достаточно. То есть реально можно рассчитывать на скорость по прямой на высоте до четырёхсот семидесяти километров в час, что для истребителя сегодня уже даже не смешно. А вот главное достоинство неубиваемого бронированного самолёта в этих переделках потеряется. Этот тихоход будут сбивать одной очередью, броню то ради веса выкинули. Так и стоит ли овчинка выделки?...

И если Руденко не очень сильно проникся вопросами штурмовиков, у него кроме нашего было всего три штурмовых полка, то у Хрюкина больше десяти штурмовых полков и потери они несут серьёзные, на фоне которых наш полк выглядит заговорённым. Вообще, они очень плотно засели с документами нашего полка. Выяснилось, что у Цыганова подтверждённых по всем даже самым придирчивым критериям боевых вылетов уже тридцать два и на этом фоне я со своими двадцатью двумя не котировался. А ведь во исполнение приказа ГКО мне из них ещё одиннадцать с Калининского фронта вычесть надо, ведь там не было фотофиксации вылетов. Ну, если придираться, то можно вычесть только десять, ведь аэродром после нашего налёта снимали. Зато всех очень впечатлил мой воздушный бой, когда я от Яка сумел увернуться. Но тут уж сыграли свойства моего самолёта и моё чувство места нахождения соперника, что дало мне серьёзное преимущество в предугадывании его маневров. Только я про это не говорю, сами понимаете. Наскочившие на меня поначалу истребители после разжёвывания Цыганова быстро сдулись, да и я в истребители уже не рвусь. Всё-таки у штурмовиков работа конкретная и с чёткими поставленными задачами, а истребители основное время летают, патрулируют, гоняются за противником. А когда, наконец, встречают, оказывается, что топливо уже кончилось и нужно домой лететь. Нет, штурмовиком гораздо лучше...

С Цыганова взяли обещание, что Хрюкин его вызовет, и он проедет по всем штурмовым полкам и проведёт там занятия и демонстрации того, что мы у себя уже внедрили. Генералов накормили ужином и со вздохом глубокого облегчения помахали вслед улетевшей генеральской кавалькаде из транспортника и истребителей сопровождения. Оказывается, Руденко, который командует нашей шестнадцатой воздушной армией на самом деле не командующий, а заместитель. А официально командующий — генерал-майор Степанов — член Военного Совета штаба ВВС и сидит в Москве

* * *

. А Руденко до этого назначения был заместителем Хрюкина — командующего восьмой воздушной армией, может потому они вместе и прилетели.

После отлёта генералов наша работа вернулась в привычное русло. Немцы рвутся к Сталинграду, жестокие бои идут на внешнем обводе у городской черты. После жутких бомбёжек, а ведь описанной тяжёлой бомбёжкой двадцать третьего числа немцы не ограничились и бомбили, может чуть слабее каждый день, просто это уже не вызывало такой реакции как в первый раз. Ведь по приказу Гитлера целью этих бомбёжек было не сровнять город с землёй, а по замыслу немецких стратегов, после того, как город станет руинами, у защитников не будет смысла его оборонять и наша армия отступит, как отступала раньше. Но здесь нашла коса на камень и Сталинград не просто город с именем главы страны, это, прежде всего, очень важный транспортный узел вне зависимости от того, есть в нём дома или их смели бомбёжками. Главное — это большая и очень важная водная артерия, узел железных дорог и единственный доступ к Кавказу после утери нами Ростова-на-Дону.

Наша армия вгрызлась в землю, на подступах к городу, а немцы двумя танковыми армиями, ровняя перед собой всё артиллерией и бомбардировочной авиацией, пытались продвинуться вперёд, но у них ничего не получалось. И стоило им где-то добиться успеха и продвинуться вперёд на сто-двести метров, как на этот участок перекидывались подкрепления и немцев отжимали назад. Особенно тяжёлые бои шли на "кладбище Хубе", как прозвали место напротив Рынка и северной части СТЗ, где была разгромлена шестнадцатая танковая дивизия вместе с её командиром и начальником штаба. Видимо немцы очень оскорбились фактом разгрома их дивизии и смертью генерала. Но теперь на этом рубеже стоят наши полноценные военные части, которые успели закопаться и укрепиться. И как бы немцы не обижались и не рвались отомстить, но вынуждены учитывать, что на любую их активность могла последовать очень опасная атака со стороны Качалинской и Самофаловки, в результате которой наступающие будут отсечены и пополнят число пленных уже взятых в Сталинграде.

* * *

Так сложилось, что район "кладбища Хубе" и есть линия разграничения зон ответственности шестьдесят второй и шестьдесят шестой армий. Да и сама ситуация с тем памятным прорывом танковой колонны сложилась как раз из-за этого. Как это у нас водится, все понадеялись на соседей, и немецкая шестнадцатая дивизия получила почти чистый коридор до Волги. Ведь даже то, что их остановили девчонки зенитчицы говорит об этом. Ведь этот зенитно-артиллерийский полк не имел никакого отношения к упомянутым армиям, а входил в состав ПВО района тракторного завода. Да и на помощь им тоже выдвинулись не подразделения этих армий, а батальон заводской самообороны. Теперь, после случившегося к этому участку приковано достаточно внимания, только вот нашему полку там работать не выпадает, впрочем, нам и других полётных заданий хватает.

К концу августа возникло ощущение, что происходящее вокруг нас стало стабилизироваться. Не только наш полк переброшенный сюда с севера обустроился и нынешнее наше расположения стало привычным, когда выходя ночью уже не нужно соображать куда идти и даже те, кто не имел моего ночного зрения вполне ориентировались на территории в темноте. Вновь созданные части и соединения, наконец, разобрались на месте и приступили к работе. И пусть немцы продолжают давить, словно обезумевшие бросая в бой всё новые и новые танки и людей на наши войска вставшие в глухую оборону. И если на флангах, где стоим мы нет такого ожесточения и накала, в большинстве мест оборона стабилизировалась. А у нашего фронта она бОльшей частью идёт по такой плохопреодолимой преграде, как Дон выше излучины. Вот в направлении города бои не стихают часто даже по ночам. Когда нам выпадает работать в направлении города или по станции Воропоново или Басаргино, то можно было быть уверенными, что нас будут обстреливать зенитки с земли и попробуют на зуб немецкие истребители. Хорошо знакомый мне аэродром Гумрак уже захватили немцы. И хоть от него до линий окопов совсем недалеко, но немцы уже деловито его ремонтируют, словно собираются прямо на днях переводить сюда свою авиацию. Впрочем, и перевели, только это случилось позже.