— Ты же мне доверяешь? — обронил тот, глядя на него змеиными глазами. Хотел бы эльф знать, каким он видит его этими тонкими, как ниточка, зрачками. Давление на шею ослабла. Камюэль жадно вздохнул и медленно выпустил из легких воздух. Закрыл глаза, а потом, как и собирался, вжался лицом в живот змея.

— Доверяю, — выдохнул эльф, сползая чуть ниже.

Складки чешуйчатой кожи раздались под его языком. Он погрузил его в них, исхитрившись достать до головки члена, спрятанного внутри. Над головой пронзительно по-змеиному зашипел Фима. Эльф немного отстранился, и снова почувствовал, как хвост, обвивший его шею, сжимается сильнее. Но глаз не закрыл. Ему нравилось наблюдать. Как из особого кожаного "кармашка" на теле змея по мере усиления возбуждения поднимается уже полностью затвердевший орган. Когда он впервые его увидел, Камюля несколько смутил сам цвет — темно-зеленый и чем-то отдаленно напоминающий какой-нибудь полудрагоценный камень. Но в тот раз кардинала это не остановило. А теперь даже нравилось. Экзотика, как бы сказали в мире Андрея. Он резко выпрямился на змеином хвосте и ощутил, что не может дышать. Горло сдавило с такой силой и... сразу же отпустило. Они встретились с Фимой глазами.

— Доверяешь? — зачем-то повторил тот свой вопрос.

Камюэль на этот раз не ответил, а просто улыбнулся, уперся руками ему в живот и подтянулся чуть выше, передвигая коленями по обе стороны от змеиного хвоста. Он замер, над темно-зелеными членом, обхватил его двумя пальцами и направил в себя, низко склонив голову и спрятав лицо под растрепавшимися волосами. Когтистые руки змея легли на его талию, придерживая и не позволяя двигаться слишком резко. А шею в очередной раз почти нестерпимо сдавил его хвост. Здесь грубость, там ласка, как это... остро и возбуждающе. Такое развлечение Камюэлю было доселе незнакомо. Но он с готовностью бросился исследовать новый спектр эмоций и ощущений.

Рывком, преодолевая сопротивление рук любовника, он насадился до конца, рвано выдохнув, сквозь крепко сжатые зубы. И медленно-медленно, потея и тяжело дыша, открыл глаза.

— Ты такой красивый... — вдруг сорвалось с губ Фимы.

Камюэль, неожиданно для себя польщено, улыбнулся. А потом начал покачиваться, то задыхаясь, когда давление на горло возрастало, то жадно хватая открытым ртом воздух, когда, напротив, ослабевало. Фима очень хорошо чувствовал ту грань, за которую заходить было нельзя.

Когда эльф привык достаточно, все тело змеечеловека пришло в движение. Только в этом мерцании можно было вытворять такое. Хвост извивался под Камюэлем, то подбрасывая его вверх, то заставляя мотаться из стороны в сторону, то заражая своей неистовой дрожью, начинающейся с кончика хвоста и пронизывающей все тело змея. Как при таком накале страстей Фима умудрялся контролировать давление на шею Камюэля и не придушить его окончательно, кардинал не знал. Он наслаждался. Своей беспомощностью, своей зависимостью от желаний другого, и осознанием того, что их доверие друг к другу превысило все мыслимые и немыслимые представления о нем. Стало вне правил и каких-либо категорий. Эта мысль опалила внутренности пламенем.

Эльф негромко на выдохе постанывал от удовольствия, ощущая, как руки Фимы все еще обхватывают его талию, и коварный любовник не спешит сжать в ладони его член. И правильно делает! Сделай змей это, Камю бы уже давно кончил. Но теперь... сейчас... так хорошо. Не хочется останавливаться. Не хочется вспоминать, что где-то там, за дверью его, возможно, уже ждут. Что он срочно кому-то нужен. Как бы было хорошо даже имя свое забыть, не говоря уже про должность, и просто раствориться в нем, в этом неистовом движении, в этой страсти, общей на двоих. Он знал, что в этом мерцании Фима кончает очень долго, но не думал, что сам сумеет продержаться до конца. Раньше он всегда достигал оргазма быстрее чешуйчатого партнера и доводил его до пика рукой. Но тут... здесь и сейчас... у них получилось. Шипение слилось с каким-то беспомощным, пугающим своей животной оставляющей криком светлого эльфа. Хвост, обмотанный вокруг его шеи безвольно опал. Камюэль и сам чувствовал себя не лучше, рухнув грудью на мощное тело любовника. И, когда смог немного прийти в себя, обнаружил , что лежит в объятьях Фимы, который был уже без мерцания.

— Только не говори мне, что это на прощание...

— Ну... у нас точно есть еще три дня.

[/MORE] b>Название: Расставанье и любовь Автор: Небо в глазах ангела Бета: нет Пейринг: Камюэль Барсим Пламенный/Ефимисюкерус Вик-шу-Тик Пестрый Размер: драббл Дискламер: все мое. Предупреждение: спойлер относительно "Возможностей эльфийской людологии" [MORE=читать?]

Расставанье и любовь

— Не удивлен? — Спросил Камюэль с легкой издевкой и чувством своего явного превосходства, как только они остались одни.

Фима совершенно по-мальчишески прыснул и легко обронил:

— Андрей тебя раскусил, когда к нам толпами парламентеры повалили...

Знал бы кто, как дорого далась мерцающему эта легкость. Даже земное мерцание, в котором он был сущим мальчишкой, не помогло. На душе было скверно. И было от чего.

— Ох, уж это ходячее откровение, — Камюэль усмехнулся и с дерзостью посмотрел на человеческого мальчишку.

Ждет реакции? Ну да, конечно. Куда же без нее. Негоже заставлять серого кардинала ждать.

— Решил последовать примеру князя и пришел за мной? — Фима перестал улыбаться и воззрился на эльфа с непроницаемым выражением лица. Он не хотел, чтобы тот смог увидеть то отчаяние, что затопило душу и пожирало изнутри, как червь под тонкой, глянцевой кожицей пожирает сочную яблоневую мякоть. Расставаться всегда тяжело. Особенно, когда впервые за много лет смог к кому-то по-настоящему привязаться. Но, кажется, без расставания уже никуда. Лучше боль от разлуки, обида, даже злость из-за уязвленного самолюбия, чем ненависть после убийства.

— С чего ты взял? — Эльф тут же оказался почти вплотную к стоящему у окна мальчишке, вынудил упереться бедрами в подоконник, поднял руку, чтобы с приглашающей к поцелую улыбкой коснуться нежного лица.

Фима отвернулся. Камюэль перестал улыбаться. Прищурился и медленно опустил руку вниз. Уперся ладонь в подоконник, склонился к мальчишке, чтобы тот уже не мог отвернуться и впился вопросительным взглядом в совершенно человеческие глаза. И где, спрашивается, та приятная желтизна, к которой он уже успел привыкнуть? И по которой так скучал?

— Это значит, что ты не вернешься? — Уточнил Камюэль.

— Ты все правильно понял.

— Почему?

— Потому что не хочу.

— Это не ответ.

— Думаю, его достаточно.

Они замерли друг напротив друга. После паузы эльф-упрямец начал снова.

— Если так беспокоишься о подопечных, то, после более чем наглядной демонстрации, к вам уже не будут так предвзяты.

— Не думаю, что ты можешь говорить за всех, даже если это тебя стоит благодарить за то, что все эти парламентеры не побоялись прийти сюда за своими друзьями из нашего народа.

— Я только указал путь и помог добраться до места назначения. Решение они принимали сами.

— Не нужно меня ни в чем убеждать. Ты прекрасно меня понял. Кроме того, вряд ли имеешь хотя бы поверхностное представления о том, сколько мерцающих за пределами Чащи Лис знамениты как искусные воры, обманщики, авантюристы, не в самом лестном значении этого слова. Поэтому не разбрасывайся словами, просто...

— Сбрось мерцание, — потребовал вельможный эльф и провел ладонью, которой еще секунду назад опирался на подоконник, по бедру подростка. Взгляд человеческих глаз потемнел. Не от предвкушения, а как предупреждение.

— Это ничего не изменит. Мое внутреннее содержание, увы, уже давно не меняется от мерцания к мерцанию настолько кардинально, чтобы можно было что-то изменить.

Эльф тоже нахмурился. Отстранился, выпрямившись в полный рост, отчего любой другой мальчишка на месте Фимы почувствовал себя маленьким и незначительным, но он не был мальчишкой, а мерцание, как сам только что подтвердил, — не в счет.

— Послушай, — попробовал Камюэль снова, — если ты из-за того, что я заставляю тебя регулярно мерцать в постели...

— Просто все кончено, — на этот раз собеседника прервал уже сам мерцающий, — Прими это. Ты для меня слишком юн. Я устал.

— Ты, правда, думаешь, что сможешь отгородиться от меня этим? Я помню о вашем нелинейном взрослении, как ты сам это назвал. Попробуй еще раз. Уверен, что заслужил толику честности.

— Хорошо, — после паузы произнес мерцающий, вскинув голову и смахнув со лба пепельно-русую челку, — Если честно, я убежден, что будет лучше, если ты примешь наш разрыв, как данность, и просто уйдешь. Это вся правда, которую я готов тебе озвучить.

— Нет, — веско и без лишнего надрыва обронил эльф. При одном взгляде на него становилось понятно, что Камюэль Барсим с места не сдвинется, пока не услышит всю правду до самого конца.

— Ладно же, — почти с ненавистью выплюнул мерцающий и, вдруг, улыбнулся эльфу, натянутому, как тетива, и тот понял, чтобы ему не представлялось в причинах такого охлаждения любовника, все неправда. Подготовиться к откровению мерцающего не получится. Значит, остается только держать лицо до самого конца. Мальчишка продолжил все с той же приклеившейся к лицу улыбкой: — Я собираюсь убить твоего отца. Он один из патриархов Братства.

Томительно потекли мгновения. Быстро такое решение не примешь. Можно просто уйти, как мерцающий и просил с самого начала, тогда не придется ничего решать. Но это не выход. Не для него. Не для них.

— Я люблю тебя, — слова сорвались с языка обманчиво легко, но прозвучали искренне, — И прежде, чем ты доберешься до моего оцта, я прошу дать мне время все прояснить самому.

— Сколько тебе нужно?

— Два дня, начиная с рассвета. И сегодняшнюю ночь в качестве аванса. Я так долго... — голос резко сел, но заминка была почти незаметной, эльф умел держать себя в руках вопреки даже самым противоречивым чувствам, которые раздирали его на клочки, как свора оголодавших собак, треплющих несчастную кошку, — Я так долго ждал. Так соскучился, — голос снова упал, но не только он в этот момент мог только шептать, самим своим тоном прося о снисхождении.

— Потом будет только больнее, — едва слышно отозвался в ответ мерцающий.

— О, да, если будет это потом. Но знаешь, как говорят в мире нашего психолога?

— И в горе, и в радости?

— Навсегда, — прошептал эльф, как заклинание, и прижался ртом к сухим губам мерцающего, благосклонно раскрывшимся навстречу.[/MORE] [MORE=продолжение]

* * *

В следующий раз эльф появился только через три дня. Просрочил. И его встретил даже не подросток, а маленький мальчик. Это сказало о многом. Мерцающий с верой, которая присуща только детям, искренне верящим в сказки со счастливым концом и вселенскую справедливость, надеялся, что дополнительные сутки форы еще могли бы что-то изменить. Отсрочить вердикт? Даже если только это. Ну, что ж, хоть что-то. Хоть какое-то оправдание его собственной нерешительности. И все-таки эти сутки оказались нелишними. Он выпал из мерцания как какой-нибудь неопытный юнец, когда эльф вместо приветствия впился в его губы недетским поцелуем. Прямо так, не дожидаясь смены облика на более подобающий для таких вещей. Значит, перестал замечать его мерцания. За всеми ними он видел одно лицо. Ефимисюкеруса таким, каков тот есть. И отучить эльфа от этой пагубной привычки, наверное, уже не получится. Мысль саданула по нервам лезвием, под нажимом которого лопнули старые раны. Застарелые, но все еще не исцелившиеся до конца.

— Ты слишком юн и склонен к излишнему идеализму. Не идеализируй меня, пожалуйста? — Выдохнул мерцающий в губы эльфа сразу после поцелуя.

— Слышали бы тебя мои подчиненные, — усмехнулся тот, — Или... мой отец. Не смотри так. Он невиновен. Вас обоих обманули. Впрочем, не только вас.

— И тебя?

— Представь себе, и меня, и даже моего младшего брата, с которым сейчас Мурзяс занимается.

— Надеюсь, не только поцелуями, но мозги вправляет, — недоверчиво прищурил глаза Фима.

— О, да! Давно пора. — Камюэль на мгновение отвел глаза, посмотрев куда-то за плечо мерцающего, — раз уж мне так и не удалось найти к Тарэлю подход.

— Хотелось бы узнать подробности, — обронил Ефимисюкерус, проведя раскрытой ладонью по крепкому эльфийскому бедру.

— Неа, — с явным наслаждением протянул на это Камюэль. Выждал, но, когда не добился ничего, кроме терпеливого взгляда, провокационно улыбнулся и снова потянулся к чужим губам, шепча прямо в них, — Сначала ночь любви, потом серьезные разговоры.

— А ты не пристрастился?

Но эльф не посчитал нужным дать прямой ответ на поставленный вопрос. Вместо этого он прижался к мерцающему всем телом, буквально вплавился в него. И не отрывая горячего взгляда от лица желтоглазого, зашептал хрипло и отрывисто, так несвойственно для себя:

— Был момент, когда я решил, что ты в своем праве. И хорошо запомнил то, что испытал, когда представил, что ты исполнил свою угрозу, и я окончательно лишился тебя. Снова жить в беспросветном одиночестве... — он не смог договорить. Оборвал себя. Закрыл глаза и замер, тяжело дыша. Признание далось серому кардиналу нелегко. Он никогда в жизни ни перед кем так не открывался.

— Ты никогда не был один, если мне не изменяет память. Все твои любовницы... — мерцающий осекся, когда услышал хриплый и злой смех оппонента.

— Тебе не кажется, что сейчас не лучшее время для запоздалой ревности? — Полоснув по нему взглядом, выпалил эльф.

— Возможно, — легко согласился мерцающий. — Но, знаешь, я все равно ревную. Может быть, это что-то значит?

Эльф пораженно замер, но не придумал ничего лучше, чем включится в игру. Флирт — это так увлекательно, когда сам уже почти упираешься бедрами в письменный стол, и чужие, сильные ладони держать тебя так крепко, что в любой момент могут на него усадить и... почти сразу найти себе еще более увлекательное занятие. Как же это... возбуждает. Да, это, определенно, самое правильное слово.

— Как знать, как знать, но, если вспомнить, что еще несколько месяцев назад...

— Я даже представить себе не могу... — мерцающий перестал улыбаться, голос его зазвенел от напряжения, когда он озвучивал свое личное признание. Признание, о котором пожалел, как только произнес: — ... как я жил без тебя? — Он спохватился, хотел что-то добавить, возможно, даже опровергнуть ранее сказанное, но эльф это понял и не позволил ему отказаться от собственных слов.

— Молчи, — приказал он таким повелительным тоном, который безотказно действовал на подчиненных.

Прижал тонкие пальцы к губам мерцающего. Они какое-то время смотрели друг на друга, силясь выразить одними глазами тот ураган чувств, что бушевал между ними. А потом начали целоваться. Крепко, мокро и по-настоящему. Как мальчишки, впервые дорвавшиеся до взрослой любви. Как взрослые мужчины, сошедшие с ума и окончательно впавшие в детство, когда осознали, что это не просто страсть. Не просто стремление насытиться друг другом телесно, но и глубокая, духовная связь, от которой уже не получится отказаться. Слишком больно, слишком по живому, да еще и тупым ножом. Лучше вместе. Лучше навсегда. Вот только...