Драконоборец

Рыцарь не без труда увернулся от заостренного кола, которым великан надеялся проткнуть его, словно копьем, и быстро отступил к скале.

"Давай! — яростно думал он. — Иди сюда, мерзкая образина!"

Великан прыгнул вперед. И тут, должно быть, у Филиппа сдали нервы, потому что камень, который он должен был столкнуть врагу на голову, глухо ударился о землю в двух шагах от людоеда.

Ричард запаниковал и тоже совершил ошибку — вместо того, чтобы увернуться от удара, попытался отразить направленный на него кол мечом, как если бы это было обычное копье, забыв о силе своего противника. Лезвие меча отскочило в сторону, оставив на хорошо закаленном дереве лишь безобидную зарубку, а острый конец кола со страшной силой ударил рыцаря в грудь. Ричарда отшвырнуло на целую сажень, и он крепко приложился головой о каменный навес. Не будь на нем прочного шлема, голова, скорее всего, раскололась бы от подобного удара, как спелая тыква, но даже сейчас Ричард увидел тысячи слепяще-белых искр, разом вспыхнувшие у него перед глазами. Грудь болела так, как будто от удара великана у него лопнули легкие. Он хватал воздух ртом, в ужасе чувствуя, что не способен сделать вдох.

Людоед торжествующе оскалился и поднял кол, намереваясь пришпилить упавшего врага к земле, как бабочку, но тут Филипп с истошным воплем налетел на великана сзади и воткнул в его толстое, заросшее рыжим волосом бедро тот самый нож, которым он обычно чистил рыбу.

Великан коротко взревел и удивленно обернулся. Даже Ричард поразился такой глупой храбрости. Ну ладно еще меч, но нож? Для великана это — все равно что укол булавкой... Хотя, конечно, неожиданный укол булавкой — это тоже очень неприятно.

"Что же ты делаешь, дурак!.. Он же тебя сейчас убьет!" — пронеслось в голове у Ричарда. Великан развернулся к новому противнику и отшвырнул Филиппа, словно тряпочную куклу, одним пинком ноги. Ричард яростно дернулся, пытаясь встать, чтобы хоть чем-нибудь помочь Филиппу, хоть и понимал, что не успеет — кол не мог проткнуть его кольчугу, но через рубашку Филиппа пройдет легко, как нож сквозь масло...

И тут Ричард неожиданно увидел Ригеля, прыжками мчащегося через поле. "Еще один идиот!" — мелькнуло в голове у рыцаря. Но Ригель, видимо, сообразил, что ни за что на свете не успеет добежать до места схватки раньше, чем великан добьет Филиппа, и, заверещав от ярости, изо всей силы оттолкнулся от земли...

И полетел.

Смотрелось это так, как будто в людоеда выпустили камень из пращи. Мгновение назад их с Ригелем разделяло больше двадцати шагов — а теперь он внезапно оказался прямо у него над головой, издавая пронзительные боевые кличи и шипя, как разозленный кот.

Филипп издал гортанный, разом торжествующий и удивленный вопль. Великан попятился и попытался ударить дракона своей палкой, но Ригель так ловко извернулся в воздухе, как будто в его теле вовсе не было костей — лёгкий, как чёрная шелковая лента, и стремительный, как атакующий добычу сокол. Он набросился на людоеда и вцепился когтями ему в лицо. Великан бросил палку и вскинул поросшие рыжим волосом ладони к голове, пытаясь уберечь глаза и оторвать от себя взбесившегося дракона, но Ригеля там уже не было. Рванув врага когтями, он тотчас же взлетел снова, и на этот раз бросился великану на загривок. Он кусал, царапал и рвал своего врага острыми черными когтями, ни на секунду не забывая постоянно двигаться и носясь вокруг полуслепого, залитого кровью из многих укусов и царапин людоеда, как ополоумевшая летучая мышь. Лес оглашал жуткий, полный злости вперемешку с болью рев взбешенного и, кажется, напуганного великана.

"Надо помочь Ригелю" — подумал Ричард и, собрав все силы, попытался встать. Но грудь опять рвануло болью, в глазах потемнело, и Ричард не ощутил, как снова опрокинулся назад.

... Ригель тыкался носом ему в подбородок, тихо ныл и вопросительно заглядывал ему в глаза. Сейчас ни за что нельзя было поверить, что это — то же самое страшное существо, которое пару минут разделалось с огромным, страшным людоедом, как будто это был самый обычный человек. Филипп сидел с ним рядом на земле, и глаза у него тоже были на мокром месте. Ричард вдохнул — и ощутил острую боль в груди. Так-так, похоже, пара ребер сломано. Проклятый великан хотел проткнуть его своим колом, но крепкая кольчуга выдержала. Хотя чувствовал он себя так, как будто в грудь ударило стенобитным тараном.

— Людоед сбежал?.. — чуть слышно спросил он.

— Нет, не сбежал, — сказал Филипп сдавленным голосом.

— Так что же, он...?

— Он сдох! Ригель перегрыз ему горло. Крови было — разливное море.

— Хорошо... — выдохнул Ричард.

Увидев, что рыцарь, наконец, пришел в себя, дракончик взвизгнул от восторга, облизал его лицо шершавым и горячим языком, и от избытка чувств начал носиться по прогалине. А Филипп издал судорожный всхлип — и, уже не стесняясь, разревелся.

"Вот же дурачок, чего теперь-то плакать..." — удивился Ричард. Он протянул руку, нащупал ладонь Филиппа и ободряюще сжал её.

— Ты что, оплакивать меня решил? — с усмешкой спросил он. — Я ведь не умираю. Подумаешь, ребра... Все срастётся.

Помолчав, Ричард спросил:

— А чего ты на великана-то набросился? У тебя даже меча не было. Если бы не Ригель, он бы тебя просто затоптал.

— Так я же промахнулся. Я подумал, что он вас убьёт.

— И что, тебе даже не страшно было?

Филипп озадаченно наморщил лоб.

— Даже не знаю... Сейчас, как подумаю об этом — жутко страшно, а тогда мне просто некогда было об этом думать.

Ричард удивлённо качнул головой.

— Из тебя вышел бы прекрасный рыцарь, — сказал он.

— Вот уж спасибо! Искать неприятностей на свою шею и лезть в любую передрягу, как будто это самое приятное дело в жизни? Это не по мне, — смущённо проворчал Филипп. Ричард помимо воли улыбнулся.

— И все равно, ты очень храбрый человек. Мне повезло, что ты мой друг. Ты спас мне жизнь.

— Не я, а Ригель...

— Хорошо, вы оба, — легко согласился Ричард. — Поможешь мне снять кольчугу?..

Пытаясь снять с него кольчугу так, чтобы причинить Ричарду как можно меньше боли, Филипп безостановочно болтал — должно быть, чувствовал потребность сбросить напряжение после недавних испытаний.

— Надо было мне немного подождать и скинуть этот камень чуть попозже, — бурчал он. — Но когда этот чертов великан на вас набросился, я запаниковал... А вообще, я поначалу очень удивился, что вы легко согласились на эту идею с камнем. Мне казалось, что придется долго с вами спорить, уговаривать и все такое. Вы же рыцарь, вам вроде как не к лицу идти на хитрости...

— Обычно — да. Но к людоедам это не относится. Они сами поставили себя вне всех обычных человеческих законов, — отозвался Ричард. — Ты уж извини, Филипп, но, видимо, придется тебе самому нести мои доспехи. Я и без доспехов едва могу встать...

— Так оставайтесь пока здесь.

— Рядом с этой вонючей тушей? Ну уж нет, благодарю покорно. Меня того и гляди стошнит от запаха его крови.

— Неудивительно. Думаю, вас сейчас вообще от любого запаха стошнит, — вздохнул Филипп. — После такого сильного удара... Давайте-ка я потом возьму вашу кольчугу, а сначала помогу вам встать. Держитесь за меня, — бережно обхватив его за плечи, сказал он.

— Ты меня только что от смерти спас. Так что хватит уже мне "выкать"... — пробормотал рыцарь. Но Филипп мотнул обросшей головой.

— Ну нет! Вы лорд... мне в жизни не привыкнуть говорить вам "ты".

— А что тут сложного? — не понял Ричард. Филипп сочувственно прищелкнул языком.

— Да, здорово вы приложились головой... Пожалуй, теперь станете еще чуднее, чем обычно. Да вставайте уже, наконец! Сами же говорили, что от крови великана вас мутит. Вот и пошли отсюда.

Письмо для Алисон вышло совсем коротким — всего пара строк, написанных на ровной полосе березовой коры.

"Что нового? Искал ли меня кто-нибудь? Напиши, что творится дома, и передай свой ответ с тем человеком, который отдаст тебе мою записку. Он вполне надёжен.

Ричард"

В подробности Ричард вдаваться не стал. Если случилось что-то важное, то Алисон и так правильно поймет смысл этого письма. А если, против ожиданий, его никто не искал и не предъявлял ему никаких обвинений, Алисон просто решит, что он соскучился. Что, между прочим, было чистой правдой. Ричард решил передать записку знакомому пастуху, как только начнет ходить и достаточно окрепнет, чтобы пройти пешком весь путь до его хижины.

Им с Филиппом пришлось разбить новый лагерь, потому что со своими сломанными ребрами Ричард не мог уйти далеко от места схватки с великаном. Филипп сам перетаскал все вещи и привел за повод Турна, который за последнее время так привык к нему, что позволял Филиппу даже то, чего раньше не позволял даже замковым конюхам — например, вычесывать колючки из своего пышного хвоста. Ричард был рад, что конь признал Филиппа, потому что сам ухаживать за старым другом он бы сейчас все равно не смог. Большую часть времени Ричард проводил полусидя, прислонившись спиной к стволу дерева и прижимая к ребрам холодный компресс — запасную нижнюю рубашку, смоченную водой из ручья. Филипп оказался на удивление заботливой сиделкой — то и дело бегал смачивать компресс, чтобы нагретая от тела Ричарда мокрая ткань снова стала холодной, таскал ему воду, то и дело спрашивал о его самочувствии и регулярно советовал рыцарю прилечь, но Ричард отнекивался — сидя дышать было легче всего, точнее, это причиняло меньше всего боли. Даже самую первую ночь после ранения он провел полусидя. Холодно Ричарду не было — Ригель пристроился у него под боком и грел его своим теплом.

Потом, правда, Ричард все же перебрался в новый, построенный Филиппом шалаш, и стал ложиться, как обычно. Вообще Филипп, по-видимому, наконец поверил в свои силы и перестал спрашивать его советов или поминутно вопросительно смотреть на Ричарда, занимаясь каким-то делом. Ричард был этому рад. Он недоумевал, как люди лорда Освальда могли на протяжении стольких лет не замечать способностей Филиппа и не понимать, что все его ошибки и неловкость проистекают не из глупости или лени, а из незнания, как подступиться к делу, помноженного на вечное ожидание окриков и побоев. Но Ричард не мог не признаваться самому себе, что сам он тоже вряд ли разобрался бы, в чем дело, если бы выведенный из терпения его придирками Филипп не сообщил ему об этом прямым текстом.

Ребра срастались медленно. Охотиться Ричарду было не под силу, как и фехтовать, так что его занятия, по большей части, состояли в том, что он сидел на берегу ручья и удил рыбу. В обычное время это занятие казалось ему слишком унылым — уже через первые десять минут рыбалки во всем теле появлялся зуд, хотелось вскочить на ноги и начать что-то делать. Непривыкшее к покою тело требовало движения. Но сейчас порядком ослабевший после схватки с людоедом рыцарь находил рыбалку исключительно приятным делом. Которое, кроме всего прочего, давало Ричарду возможность делать что-нибудь полезное и не сидеть на шее у Филиппа с Ригелем, а принимать участие в добыче пропитания — хотя, по правде говоря, его товарищи вряд ли нуждались в его помощи.

Лук Ричарда и так уже давно лежал покинутым, со снятой тетивой — они все равно им не пользовались. Для того, чтобы добыть кабанчика или оленя, достаточно было просто позвать на охоту Ригеля. И если раньше по ночам лесная живность сновала, топала и хрюкала прямо вокруг их шалаша, то теперь стало тихо — от дракона все старались держаться на благоразумном отдалении.

Филипп явно считал, что поправлявшемуся Ричарду необходимо хорошо питаться, и всячески старался разнообразить его стол — таскал больному ежевику, собранную в подол собственной рубашки, приносил орехи и черный и мелкий дикий виноград, запекал в золе птичьи яйца из разоренных Ригелем гнезд, а как-то раз под утро куда-то ушел один, не взяв с собой дракона, и вернулся только к полудню, когда Ричард успел уже здорово поволноваться из-за его долгого отсутствия. Сияя, как начищенный пятак, Филипп поставил перед Ричардом погнутый законченный котелок, внутри которого обнаружилось несколько грязных морковин и пучок какой-то зелени.

— Откуда?.. — изумился Ричард.

— Котелок из пастушеской времянки под горой. Да вы не хмурьтесь, их там было два! И другой даже больше и новее. Так что этот, старый, им уже не нужен...

— Отнеси обратно, — сурово перебил Ричард. Филипп заметно скис.

— Сэр Ричард, ну зачем? — жалобно спросил он. — У них же есть другой. А этот совсем старый, они его не сегодня-завтра сами выкинут.

— Вот когда они тебе сами скажут, что он им не нужен, тогда и возьмёшь! А это что?.. — Ричард вытащил из котелка грязную морковку. — С какого-нибудь фермерского поля? Им она тоже была не нужна?..

— Вы сейчас ещё скажете, чтобы я ее обратно закопал? — уныло огрызнулся Филипп. — Я ведь о вас же, между прочим, беспокоился. Вы себя самого со стороны не видите. Бледный, худой, как привидение... Горячий суп вам сейчас будет куда больше кстати, чем просто жареная рыба. Ну что они там, помрут из-за нескольких морковин?.. Да им вообще следовало бы нам воз еды отдать — за людоеда. Но ведь вы же не хотите им рассказывать, что это мы его убили!

Ричард тяжело вздохнул. В подобных случаях беседовать с Филиппом было так же сложно, как ходить по вязкому болоту. Он не то чтобы не признавал заповедь "не укради", но в его голове она принимала какие-то очень причудливые формы. С этим надо было что-то делать, но сейчас у Ричарда просто не было сил на споры.

— Чёрт с тобой, давай сварим уху, — уступил он. — Но котелок потом все равно отнесешь обратно, — со всей твердостью добавил он, чтобы у Филиппа не возникло никаких надежд на этот счёт.

Через неделю Ричард ходил по окрестностям их лагеря, как раньше, а через двенадцать дней отправился к деревне, искать знакомого пастуха. Тот встретил его радостно.

— А вы и вправду, видно, святой человек. После того, как вы сказали, что помолитесь за то, чтобы избавить нас от людоеда, этот гад уже недели две нигде не появлялся. Обожрался, видимо, и дрыхнет где-нибудь без задних ног... Найти бы его логово, и кольями его забить прямо во сне.

— Он больше не придёт, — заверил Ричард пастуха. — Я видел его труп.

— Он что, подох?! Что же его убило?

— Судя по всему, его убил дракон.

Пастух присвистнул.

— Нич-чего себе! Дракон!! Что они с людоедом-то не поделили? Вроде оба — дьявольские порождения, должны быть заодно.

Ричард покачал головой.

— Я встречался с драконами. Они совсем не "дьявольские порождения", а просто хищники. Летают, едят мясо — ну так что же? Даже ручной сокол тоже и летает, и охотится.

На лице пастуха явственно отразилось несогласие.

— Если так рассуждать, то скоро можно начать говорить, что наш покойный людоед — тоже не хуже и не лучше других хищников!

— Нет, — серьезно сказал Ричард. — Людоед — это такое существо, которое сознательно отринуло свое родство с людьми. Ему плевать, что те, кого он ест, могут мечтать, молиться, разговаривать друг с другом и любить, как и он сам — ему важнее то, что человеческое мясо ему кажется вкуснее, чем баранина или, скажем, курятина. Обычный великан, который таскает у людей овец, не хуже и не лучше, чем обычный вор. Я даже слышал, что бывали великаны, которые помогали людям строить города и возводить мосты. Но людоед — это чудовище, и людоедов надо истреблять всегда и без пощады. И неважно, великаны они или нет...