— Я ничего не делал.
— Все было не так, как надо. Они бы тебя порезали. Я просто надеюсь, что они оставят этого человека в покое.
— Это была его вина, — сказал Флойд. — Раздавал вещи так, как он это делал... ему следовало бы знать лучше.
— Что именно он говорил?
— Я не знаю. Я выбросил его брошюру.
Они добрались до "Матиса", спрятанного в переулке. Еще одна брошюра была засунута под дворник. Флойд достал ее и прижал плашмя к ветровому стеклу, рассматривая при тусклом свете гаснущей натриевой лампы. Она была напечатана на лучшей бумаге, чем те, что раздавал молодой человек, с фотографией Шателье, подтянутого и красивого в военной форме. В тексте содержался призыв к друзьям и союзникам президента продолжать оказывать ему поддержку, прежде чем перейти к тонко завуалированным нападкам на различные меньшинства, включая евреев, чернокожих, гомосексуалистов и цыган.
Грета выхватила у него листок и быстро просмотрела его. Выросшая в Париже у тети-француженки, она не испытывала особых трудностей с языком.
— Сейчас все еще хуже, чем когда я уезжала, — сказала она. — Тогда они никогда не осмеливались говорить что-либо подобное так открыто.
— Теперь полиция на их стороне, — сказал Флойд. — Они могут говорить все, что им заблагорассудится.
— Я не удивилась, что Кюстин ушел, когда он это сделал. Он всегда был слишком хорош для них. — Грета притопнула ногой от холода, надевая перчатки и шляпу на место. — Кстати, где Кюстин?
Флойд взял у нее газету, высморкался в нее и выбросил в канаву. — Занимается этим маленьким расследованием убийства.
— Ты это серьезно говорил?
— Ты что, думала, я все это наплел?
— Я не думала, что убийство — это совсем по-твоему.
— Теперь это так.
— Но если она была убита, разве бывшие партнеры Кюстина не должны проявлять немного больше интереса? Не могут же они все быть слишком заняты преследованием диссидентов.
Флойд открыл машину и положил чемодан Греты на заднее сиденье. — Если бы она была француженкой, они, возможно, были бы более склонны потратить некоторое время на это дело. Но она была всего лишь американской туристкой, и это позволяет им сорваться с крючка. Они говорят, что это открытый случай: либо она прыгнула, либо упала случайно. Перила не были неисправны, так что в любом случае преступления нет. — Он придержал дверь открытой для Греты, пока она устраивалась на переднем пассажирском сиденье, а затем обошел машину со стороны водителя и сел внутрь.
— Но ты же не думаешь, что все произошло именно так?
— Я еще не принял решения. — Флойд подождал, пока машина, прокашлявшись, ожила. — Учитывая то, что мы узнали на данный момент, я бы не исключал случайную смерть или даже самоубийство. Но есть пара вещей, которые не совсем подходят друг другу.
— И кто платит за это независимое расследование?
— Ее пожилой домовладелец. — Флойд вывел машину на улицу и направился к реке и ближайшему перекрестку. Полицейская машина проехала мимо в противоположном направлении, направляясь к участку, но явно не торопясь туда попасть.
— Какое отношение к этому имеет ее домовладелец?
— Она ему понравилась, и я думаю, что в этом деле было нечто большее, чем кажется на первый взгляд. — Держа одну руку на руле, Флойд достал из-под сиденья жестянку из-под печенья и передал ее Грете. — Посмотрим, что ты сделаешь из этой маленькой коллекции.
Грета сняла перчатки, чтобы открыть жестяную крышку. — Эти вещи принадлежали покойной женщине?
— Если домовладелец прав, то она отдала ему эту коробку на хранение незадолго до своей смерти. Так зачем бы ей это делать, если бы у нее не было каких-то опасений за свою безопасность?
Грета пролистала пачку документов. — Кое-что из этого на немецком, — заметила она.
— Вот почему я попросил тебя взглянуть на это.
Она вернула документы в жестянку, закрыла крышку и положила ее на заднее сиденье рядом со своим чемоданом. — Я не могу смотреть на это сейчас. Здесь слишком темно, и меня тошнит, если я читаю в машине. Особенно от того, как ты водишь машину.
— Все в порядке, — сказал Флойд. — Возьми банку с собой и полистай ее позже, когда у тебя будет свободная минутка.
— Я пришла присмотреть за своей тетей, а не помогать вам с вашим делом.
— Это займет у тебя всего несколько минут. И тебе не обязательно смотреть на все это сегодня вечером. Я заскочу завтра, приглашу тебя куда-нибудь пообедать. Тогда ты сможешь рассказать мне все об этом.
— Ты молодец, Флойд. Я сделаю для тебя это.
Он старался говорить небрежно, как будто ничего из этого не было запланировано. — Там что-то похожее на билет на поезд и деловое письмо, связанное с каким-то заводом в Берлине — возможно, сталелитейным заводом. Мне интересно, почему такая милая молодая леди, как Сьюзен Уайт, имела какие-то дела со сталелитейной компанией.
— Откуда ты знаешь, что она была милой молодой леди?
— Потому что все они хороши, пока не доказано обратное, — ответил он, невинно улыбаясь.
Грета молчала еще три квартала. Она просто смотрела в окно, словно загипнотизированная стремительным потоком передних и задних фар. — Я посмотрю на это, Флойд, но это все, что я обещаю. Это не значит, что в данный момент у меня нет других мыслей.
— Мне жаль твою тетю, — сказал Флойд. Он направил машину в конец очереди машин, ожидавших переправы через реку, с облегчением убедившись, что его предыдущий рассказ об убийственной дорожной ситуации не был полностью выдуманным. Впереди сломался грузовик, и несколько человек колотили гаечными ключами по открытой головке блока цилиндров. Вокруг места происшествия собрались охранники, изогнутые магазины их дешевых автоматов поблескивали, как косы. Они топали ногами и передавали по кругу тлеющий огонек единственной сигареты.
Вскоре Грета сказала: — Врачи дают ей от двух до восьми недель, в зависимости от того, с кем говорить. Но тогда что они вообще знают?
— Они делают все, что в их силах, — сказал Флойд. Он все еще не знал, что случилось с тетей Греты, но вряд ли это имело какое-то значение.
— Она не поедет в больницу. Ей это ясно. Она видела, как мой дядя умирал в больнице в тридцать девятом году. Все, что у нее сейчас осталось, — это ее дом и несколько недель жизни. — Внутренняя сторона ее окна начала отпотевать; он наблюдал, как Грета царапает ногтем по стеклу, оставляя узкую полоску в конденсате. — Я даже не знаю наверняка, что она еще не умерла. Прошла неделя с тех пор, как я получала от нее какие-либо известия. Они отключили ее телефон, когда она не смогла оплатить счет.
— Надеюсь, ты успеешь, — сказал Флойд. — Если бы я знал, то попытался бы выслать тебе билет на самолет.
Она безнадежно посмотрела на него. — Ты бы попытался, Флойд, вот и все.
— А как насчет остальных участников группы — разве они не могли раздобыть денег, чтобы вернуть тебя в Париж?
Он продвинул машину вперед еще на три места, прежде чем Грета ответила. — Остальных участников группы нет, Флойд. Я ушла от них.
Флойд изо всех сил старался подавить в своем голосе любой намек на торжество, любой намек на "я же тебе говорил". — Мне жаль, — сказал он. — Почему у вас ничего не получилось? Они показались мне достаточно приличными парнями. Хулиганы, но не хуже любых других джазменов.
— Это не слишком хорошая рекомендация.
— Ну, ты знаешь, что я имею в виду.
— С ними все было нормально. Они хорошо относились ко мне, и тур проходил не так уж плохо. Мы здорово зарекомендовали себя в Ницце, и у нас была запланирована пара выгодных ангажементов в Каннах.
— Так почему же ты ушла?
— Потому что это ни к чему не вело. Однажды ночью меня осенило со всей силой откровения: у них ничего не получится. Если бы я осталась с ними, у меня бы тоже ничего не вышло.
— Это то, что ты чувствовала, когда ушла от меня и Кюстина?
— Да, — ответила она, ни секунды не колеблясь.
Флойд осторожно проехал мимо разбитого грузовика, прикоснувшись пальцем к краю своей шляпы, когда охранники направили стволы своих автоматов в неопределенном направлении "Матиса". — Что ж, по крайней мере, ты ответила честно.
— Я нахожу, что это помогает, — ответила Грета.
У них были готовы документы. Флойд наблюдал, как охранник на контрольно-пропускном пункте пробормотал что-то о его документах, затем вернул их обратно с выражением неодобрения на лице, как будто Флойд допустил ошибку в деталях, но его отпустили с предупреждением. Они всегда были такими, независимо от того, насколько тщательно оформлялась документация. Он предположил, что именно это помогало им пережить этот день.
— Вот, — сказала Грета, передавая Флойду свои документы.
Охранник взял бумаги, изучая их при свете факела. Он потянулся, чтобы вернуть их, но заколебался, присмотревшись повнимательнее. Он лизнул палец и пролистал паспорт Греты, останавливаясь то тут, то там, как человек, рассматривающий коллекцию редких марок или мотыльков.
— Много путешествий для немецкой девушки, — сказал он по-французски с сильным акцентом.
— Для этого и нужен паспорт, — ответила Грета с безупречным парижским акцентом.
Флойд почувствовал, как лед пробежал по его венам, и потянулся к колену Греты, нежно сжимая его, желая, чтобы она замолчала.
— И тебе тоже, — сказал охранник.
— Это бывает очень кстати. Я певица.
— В таком случае тебе следует научиться хорошим манерам. — Охранник вернул бумаги, сделав вид, что отдает их Флойду, а не Грете. — Срок действия этого паспорта истекает в следующем году, — сказал он. — В соответствии с новыми договоренностями не всем будет легко найти замену. Особенно болтливым немецким девушкам. Возможно, тебе следует пересмотреть свое отношение.
— Сомневаюсь, что для меня это будет проблемой, — сказала Грета.
— Посмотрим. — Охранник кивнул своему коллеге и хлопнул ладонью по раме окна. — Двигайся дальше и научи свою девушку хорошим манерам.
Флойд не мог нормально дышать, пока они не пересекли Сену, поставив реку между собой и контрольно-пропускным пунктом. — Это было... интересно, — сказал он.
— Шуты.
— С шутами нам приходится жить, — огрызнулся Флойд. Нервничая, он переключил передачи. — В любом случае, что ты имела в виду, сказав, что для тебя это не будет проблемой?
Грета покачала головой. — Это ничего не значило.
— Похоже, это что-то значило для тебя.
— Просто веди машину, Флойд. Я устала, ясно? Я устала, и мне не хочется ничего такого.
Флойд направил машину в сторону Монпарнаса. Начался дождь, сначала легкая морось, превратившая городские огни в пастельные пятна, а затем более сильный, из-за которого люди поспешили укрыться в ресторанах и барах. Флойд попытался найти что-нибудь по автомобильной радиосвязи, пропустив кратковременный всплеск Гершвина, но когда он пошел обратно по шкале и снова попытался найти станцию, все, что он услышал, были помехи.
Флойд помог Грете отнести ее вещи вверх по лестнице, в комнату для гостей рядом с маленькой кухней на втором этаже дома ее тети. Во всем помещении было холодно и слегка пахло плесенью. Светильники либо испускали слабое, колеблющееся свечение, либо вообще не работали. Телефон был отключен, как и утверждала Грета. Половицы прогибались под ногами Флойда, пропитываясь сыростью и начиная гнить. Разбитое окно в крыше над лестничной клеткой было заделано куском рифленого железа, по которому дождь барабанил нетерпеливыми пальцами с острыми ногтями.
— Положи мои вещи на кровать, — сказала Грета, указывая на крошечную двухъярусную кроватку, втиснутую в угол комнаты. — Я пойду посмотрю, как поживает тетя Маржерит.
— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Нет, — сказала она, подумав об этом. — Нет, но все равно спасибо. С этого момента, я думаю, будет лучше, если она будет видеть только знакомые лица.
— Я думал, что меня можно считать знакомым лицом.
Она посмотрела на него, но ничего не сказала.
— Погляжу, смогу ли я наскрести чего-нибудь поесть, — сказал Флойд.
— Тебе не обязательно ждать, если ты этого не хочешь.
Флойд положил ее вещи на кровать вместе с жестяной коробкой с бумагами Сьюзен Уайт. — Я никуда не собираюсь уходить. По крайней мере, до тех пор, пока погода не прояснится.
Их впустила в дом молодая женщина, которая снимала маленькую комнату на третьем этаже. Это была француженка по имени Софи, стенографистка по профессии, в очках по рецепту врача и с нервным, визгливым смехом, кульминацией которого было фырканье в нос. Флойд определил ее как "вечную старую деву", а затем сразу же почувствовал себя виноватым, когда Грета рассказала ему об этой девушке.
— Она была ангелом, — сказала Грета, когда Софи была вне пределов слышимости. — Покупала еду, убиралась, писала письма, в общем, занималась делами моей тети... все это время продолжая платить за квартиру. Но ей предложили работу в Нанси, и она больше не может откладывать переезд. С ее стороны было очень мило остаться так надолго.
— И это все? Других родственников, кроме тебя, нет?
— Никого, кого можно было бы побеспокоить, — сказала Грета.
Пока Грета была наверху с Маржерит, Софи показала Флойду на кухне металлические шкафы с эмалью. Всюду было безупречно чисто, но большинство полок были пусты. Отбросив всякие мысли о еде, Флойд заварил себе чай и стал ждать в комнате для гостей, разглядывая трещины на штукатурке, разрывы и пятна на обоях пятидесятилетней давности. Откуда-то еще из старого здания он услышал очень тихие голоса, или, скорее, один очень тихий голос, прерывавший разговор на одном конце.
Софи просунула голову в дверь и сказала, что собирается пойти посмотреть фильм со своим парнем. Флойд пожелал ей всего наилучшего, а затем прислушался к ее шагам, спускающимся по скрипучей старой лестнице, за которыми последовал щелчок, когда она закрыла входную дверь, не хлопнув ею.
Так тихо, как только осмеливался, он вышел из комнаты для гостей и поднялся по лестнице на следующий этаж. Дверь в спальню Маржерит была слегка приоткрыта, и теперь он отчетливее слышал голос Греты, которая читала вслух местные страницы газеты, вводя Маржерит в курс парижской жизни. Флойд придвинулся ближе к двери и застыл, наступив на скрипучую половицу. Грета сделала паузу в своем монологе, затем перевернула страницу, прежде чем продолжить.
Флойд подошел к двери. Он заглянул в щель и увидел Грету, сидящую на прикроватном стуле, закинув одну ногу на другую, с газетой, разложенной у нее на коленях. Позади нее он едва мог разглядеть прикованную к постели фигуру ее тети. Она была такой хрупкой, настолько лишенной жизни, что на первый взгляд кровать выглядела так, словно ее еще не застелили, а сбившиеся в кучу одеяла лишь случайно наводили на мысль о человеческой фигуре. Он не мог видеть голову Маржерит из дверного проема; она была спрятана за спиной Греты. Но он мог видеть одну из ее рук, торчащую, как тонкая сухая палочка, из рукава ночной рубашки. Грета держала руку своей тети в своей, пока читала газету, с бесконечной добротой поглаживая пальцы пожилой женщины. От этого у Флойда что-то застряло в горле, и во второй раз за вечер ему стало стыдно за себя.