Она помахала рукой. Очень высокий мужчина рядом с ней тоже помахал рукой, но неловко, его взгляд блуждал, как будто он не был до конца уверен, кого из пассажиров они должны были приветствовать. Джеффри помахал в ответ, когда двери трамвая с шумом открылись, и он сошел. Он подошел к своей сестре и обнял ее.
— Рада тебя видеть, брат, — сказала Санди на суахили. — Джитендра, это Джеффри. Джеффри — это Джитендра Гупта.
Джитендра был примерно того же возраста, что и Санди, но на целую голову выше, и совершенно очевидно был гражданином Луны: худощавый, лысый, по-мальчишески красивый. Как только Джитендра понял, на кого смотреть, его улыбка потеплела, и он взялся энергично пожимать Джеффри руку.
— Рад, что ты добрался сюда! — заявил Джитендра. — Удачной ли была поездка?
Вокруг них роботы суетились с чемоданами, помогая тем пассажирам, которые прибыли с объемным багажом.
— Без происшествий, — ответил Джеффри. — Не могу сказать, что я много видел из поезда.
— Тебе придется вернуться в течение лунного дня. Некоторые удивительные места находятся в пределах легкой досягаемости отсюда, даже если их нет на обычных туристических картах.
Джеффри подумал, что суахили Джитендры превосходен. Он задавался вопросом, не приложил ли он все усилия только для того, чтобы произвести впечатление на Санди.
— Как ты приспосабливаешься к жизни без расширения? — спросила Санди.
Джеффри снял бейсболку и сунул ее в карман толстовки.
— Просто держу себя в руках.
Его сестра одобрительно кивнула. — Проведешь здесь день и забудешь, что когда-либо в этом нуждался.
Он еще раз обнял ее, но на этот раз пытаясь оценить теплую, дышащую форму под одеждой. — Это ты, не так ли? Не еще один клейбот? Без меток я не уверен, что могу чему-то доверять.
— Это я, — сказала Санди. — Клейбот все еще на Земле, и им управляет кто-то другой. — Она нетерпеливо заерзала. — Послушай, давай не будем стоять здесь весь день — где остальные твои сумки?
— Вот все, — сказал Джеффри, снимая сумку с плеча. — Путешествуй налегке — вот мой девиз.
— Вообще не путешествуй, это мой девиз, — сказала Санди. — Помнишь, что я сказала насчет ужина сегодня вечером вне дома — ты все еще за это?
— Конечно, он готов к этому, — весело сказал Джитендра. — А кто бы не был?
На самом деле Джеффри был готов к еде — легкая закуска в экспрессе лишь отсрочила его аппетит. Но он слегка обиделся на то, что Джитендра сделал это предположение за него. Он настороженно посмотрел на собеседника, стараясь не казаться недружелюбным, но на данный момент воздерживаясь от суждений.
Чуть дальше по трамвайной платформе происходила какая-то незначительная суматоха. Джеффри узнал одного из своих попутчиков — крупного белого мужчину с волосами цвета хрома и в костюме с широкими плечами, которые придавали ему чересчур мускулистый вид. Местные чиновники оттащили мужчину в сторону. Было много криков и повышенных голосов. Мужчина пытался вырваться от чиновников, его лицо покраснело.
— Что происходит?
— Не знаю, — ответила Санди, как будто это действительно было не так уж интересно.
Но Джеффри не мог перестать пялиться. Он редко был свидетелем чего-либо, напоминающего гражданское неповиновение. В мире, за которым ведется наблюдение, вряд ли когда-либо доходило до того, что кто-то был в состоянии сопротивляться властям. Этот человек уже был бы на полу, доведенный до дрожащего состояния с отвисшей челюстью благодаря прямому нейронному вмешательству Механизма.
Здесь один из чиновников крепко держал голову мужчины обеими руками, в то время как другой светил ему в правый глаз устройством размером с авторучку. Они обменялись несколькими словами. Мужчина, казалось, отказался от борьбы, и вскоре его затолкали обратно в трамвай.
— Его глаза должны были перестать записывать, когда он пересек границу, — сказал Джитендра. — У тебя так и будет, если только ты не пошел на многое, чтобы обойти это ограничение.
— Я этого не делал, — заверил его Джеффри.
— Должно быть, он установил дополнительные записывающие устройства, надеясь, что они не будут обнаружены при обычном сканировании, — предположил Джитендра. — Очень непослушный. Ему повезло, что он отделался простой депортацией. Они были бы в полном праве выколоть ему глаза на месте.
— Мы здесь довольно щепетильно относимся к неприкосновенности частной жизни, — сказала Санди.
— Понимаю.
Демонстрация силы привела Джеффри в замешательство. Он не предпринимал никаких сознательных усилий, чтобы нарушить протоколы Непросматриваемой зоны, но что, если этот человек допустил невинную ошибку, забыв о какой-то функции, которую установил в свои глаза много лет назад? Дополнительные возможности расширения, которыми клиника в Луанде снабдила Джеффри... Их никак нельзя было спутать с чем-то, что прямо противоречит правилам Зоны... не так ли? Но усилием воли он заставил себя перестать беспокоиться. Теперь он был в Зоне. По самой их природе, количество проверок, которым он будет подвергаться с этого момента, будет минимальным.
Они покинули трамвайную остановку в составе беспорядочной процессии путешественников, встречающих и роботов. Санди, должно быть, застала его за тем, как он вытягивал шею, высматривая вид за пределами этих бетонных и обрызганных краской лабиринтов. — Никто особо не беспокоится об окнах на Луне, — сказала она ему. — Даже выше поверхности. Слишком угнетающе по ночам — недели бесконечной темноты — и слишком ярко днем. Если хотите увидеть Землю или звезды, возьмите луноход или скафандр или отправляйтесь на дальнюю сторону. Мы приехали сюда ради социальных возможностей, а не ради пейзажа. Если вам нужен пейзаж, оставайтесь на орбите или отправляйтесь на Марс. Луна предназначена не для этого.
— Я и не знал, что Луна для чего-то нужна, — сказал Джеффри.
— Это платформа, вот и все. Пространство событий. Место, где можно заниматься интересными вещами. Думаешь, они стали бы терпеть Зону где-нибудь еще? — теперь Санди выдавала одну из своих тирад. — Конечно, в других частях системы есть "слепые зоны", но в основном это просто потому, что покрытие становится неравномерным, а не потому, что люди сделали это таким образом. Если бы это было на Земле, они бы уже вытащили из-под земли какое-нибудь древнее юридическое обоснование и отправили в резервуары.
— Думаю, они сначала прислушались бы к аргументированным доводам, — сказал Джеффри. — Там, внизу, не только резервуары и пушки — большую часть времени у нас действительно есть нечто, напоминающее мирную глобальную цивилизацию. — Типично: он пробыл в присутствии Санди всего десять минут, а уже вел себя как защитник всей планеты. — Ты родился здесь, Джитендра? — весело спросил он.
— С другой стороны, в Копернике. Вот там-то ты и появился, не так ли?
— Да, хотя видел не так уж много. — Они шли по ровному туннелю, облицованному бетоном, бетон был покрыт слоем сочащихся, мерцающих психоактивных граффити. — Санди сказала мне, что ты занимаешься робототехникой.
— Это правда, — сказал Джитендра. — Хотя и на более экспериментальном, кровоточащем острие событий. Тебя что-то интересует?
— Наверное. Может быть. Провожу кое-какую работу по познанию слонов.
Джитендра рассеянно хлопнул себя по лбу. — О, теперь я понимаю. Ты человек-слон!
Джеффри поморщился. — Ты говоришь так, словно я какой-то причудливый медицинский образец, замаринованный где-то в бутылке.
— Не знаю, сколько раз я говорила Джитендре, чем ты занимаешься, — раздраженно сказала Санди. — Имея в виду, я же не говорила о каком-то малознакомом троюродном брате или кем-то в этом роде.
Граффити вокруг них бесконечно меняло форму, за исключением мышино-серых пятен там, где краска облупилась. Граффити были очень причудливыми, подумал Джеффри.
— Итак, в любом случае: познание слонов, — решительно сказал Джитендра. — Звучит довольно интересно. Как ты относишься к байесовским методам и принципу свободной энергии?
— Если это бесплатно, я только за.
— Наш Джеффри на самом деле не теоретик, — сказала Санди. — По крайней мере, теоретики обычно не ставят себе целью благоухать слоновьим навозом или лазать в смертельные ловушки двухсотлетней давности.
— Спасибо.
Она обвила рукой его талию. — Конечно, я бы не хотела, чтобы он был другим. Если бы не мой брат, я бы чувствовала себя единственным странным членом семьи.
Она остановилась рядом с участком стены, где грязно-коричневый фон более ранних слоев граффити был перекрашен дрожащей, мерцающей серебристой формой, похожей на отражение в воде какой-то сложной металлической структуры или инопланетного иероглифа. Блоки и формы основных цветов начали вторгаться в серебро, задевая и изводя его края.
Санди прижала палец к стене и начала восстанавливать форму, отталкивая ее обратно от ограничивающих форм. Там, где ее палец надавил, серебро стало широким, ярким и глянцевитым. — Это одно из моих, — сказала она. — Сделала это пять месяцев назад, и оно все еще держится. Неплохо для произведения искусства консенсуса. Краска привлекает внимание. Любая вещь, на которую смотрят недостаточно часто, находится во власти того, что на нее посягают и перекрашивают.
Она отдернула палец, на котором не осталось ни пятнышка. — Я могу переделать свою собственную работу, при условии, что краска сочтет, что за ней достаточно внимательно следили. И могу перекрасить чью-нибудь еще, если на нее недостаточно посмотрели. Хотя я бы вряд ли когда-нибудь так поступила — это на самом деле нечестно.
— Итак, это Санди Экинья, в буквальном смысле оставляющая свой след, — сказал Джеффри.
— Я ничего такого не подписываю, — сказала Санди. — И поскольку в наши дни я в основном работаю в скульптуре и анимации, вряд ли у кого-то возникнет ассоциация со мной в виде двухмерной абстракции.
Джеффри посторонился, чтобы пропустить нагруженного багажом робота.
— Любой мог видеть, как ты это делаешь.
— Большинство из них понятия не имеют, кто я такая. Я мелкая рыбешка, даже здесь, наверху.
— Она действительно начинающий художник, — сказал Джитендра.
— И половина людей, которые здесь живут, все равно художники, или думают, что они художники, — сказала Санди, снова подталкивая их вперед. — Я здесь не Экинья, просто еще одна женщина, пытающаяся заработать на жизнь.
Когда они приблизились к концу покрытого граффити коридора, Джеффри почувствовал, что он вот-вот выйдет в гораздо большее пространство, акустика изменится, ощущение замкнутости исчезнет. Чувствовался даже намек на легкий ветерок.
Они оказались высоко на одной стороне обширной пещеры с плоским потолком. Примерно два километра в поперечнике, прикинул Джеффри. Яркие лампы освещали слегка куполообразный потолок, заливая всю пещеру тем, что казалось подобием настоящего планетного дневного света.
Здания теснили пространство, как коробка с кеглями. Многие из них доходили до самого потолка, а некоторые даже пробивали его насквозь. Башни, купола и шпили, закручивающиеся в спираль канавки и раскачивающиеся спирали с тяжелыми вершинами, барочные кристаллические извержения и тревожные мозгоподобные массы, и все переливается потрясающими цветами, оттенками и узорами, которые мерцают и меняются от мгновения к мгновению, как будто город был какой-то древней компьютерной системой, запертой в бесконечной маниакальной цикл сбоя и перезагрузки. Нижние части зданий, куда можно было попасть с уровня улицы или с надземных переходов, были разрисованы слоями психоактивных граффити. На верхних уровнях висели активные баннеры и флаги или мазки жидкого, сочащегося неона, рядом с привязанными воздушными шарами с подсвеченными боками.
— Ты не забыла забронировать столик заранее? — спросил Джитендра.
— Сегодня четверг, — сказала Санди. — Это будет не сложно.
Внизу, на перегруженных нижних уровнях, Джеффри различил оживленное движение, электромобили, снующие почти в пробке, как аккуратные маленькие игровые фигурки, отлитые под давлением. Там были велосипедисты, водители-рикши и роботы-перевозчики. Человеческое и механическое движение повсюду.
Санди провела их по мосту из черного железа. Здесь был променад с деревянным полом и опасно низкими перилами, кое-где прерываемый кабинками и киосками с полосатыми брезентовыми навесами.
— Это башня, — сказала она, указывая на сооружение на другом конце моста. — Лучший вид на пещеру. Надеюсь, у тебя разыгрался хороший аппетит.
Внутри башни все было выдержано в органических пастельных тонах, оживленных стеклянной и фарфоровой мозаикой, вставленной в штукатурку цвета умбры. Санди привела их прямо к оконной нише, по форме напоминающей какую-то естественную полость, вырытую подземной водной эрозией. Только после нескольких минут добросовестного наблюдения Джеффри смог убедиться, что пейзаж медленно проплывает мимо. Санди сказала ему, что оборудование, заставляющее ресторан вращаться, было переделано из заброшенной центрифуги. Подшипники были такими леденяще гладкими, что казалось, будто вращается вся остальная вселенная.
Он сидел по одну сторону стола, Санди и Джитендра — по другую. Санди заказала большую бутылку исландского мерло еще до того, как Джеффри поставил свою сумку на пол, и, не теряя времени, наполнила их бокалы. Они немного поболтали за закусками, Санди расспрашивала его о его нынешних романтических увлечениях или об их отсутствии, спрашивала, не было ли у него в последнее время вестей от Джумаи. Он сказал ей, что Джумаи присоединилась к ним в день смерти Юнис.
— То, что она делает, звучит очень захватывающе. И довольно опасно, — сказала Санди.
— Ей хорошо платят, — сказал Джеффри.
Обычно ему было бы неловко говорить о старой подружке, но, по крайней мере, это отвлекало их от темы, к которой он и близко не хотел приближаться.
— Еще вина? — спросила Санди, когда подошел официант, чтобы забрать их пустые тарелки из-под закусок.
Джитендра поднес руку к своему бокалу. — Завтра мне нужна ясная голова. Войны роботов.
Джеффри выглядел озадаченным.
— Джитендра — соревнующийся, — сказал Санди. — Это то, что он делает. Мы пойдем и посмотрим на это завтра, втроем.
— Что-то связанное со свободной энергией? — спросил Джеффри, стремясь перейти к теме, которая отвлекла бы их от истинной причины его визита.
— Кое-что совсем другое. — Джитендра понизил голос, как будто ему грозила страшная опасность быть подслушанным другими посетителями. — Хотя, наверное, там будет Джун Уинг.
— Ты работаешь на Плексус? — спросил Джеффри, узнав это имя.
— Я действительно работаю на них, — сказал он, четко проводя различие. — Они платят мне за то, чтобы у меня были интересные идеи, и в то же время признают, что я никогда не смог бы функционировать в ортодоксальной корпоративной среде. Они также оставляют мне гораздо больше творческой свободы, чем я когда-либо получал бы, работая полный рабочий день в их лабораториях. Плюс в том, что на самом деле у меня нет крайних сроков или результатов. Недостатком является то, что мне не очень много платят. Но мы можем позволить себе жить там, где живем, и у меня есть круглосуточная горячая линия с Джун, за которую некоторые люди готовы убить.
