В общем, старика потереблю, а сам пить… ну иногда можно, а так не особо хочется. Иногда, для расслабления можно, но тут и полбутылки хватит, притом что лёгкое опьянение долго держаться должно, для отдыха неплохо.
Пришёл в себя, обнаружил скромно сидящую на краешке ложа Олу.
— Светцы погашу, Стригор Стрижич? — полюбопытствовала она, на что я кивнул, валясь на кровать.
А через минуту Ола скользнула под шкуру, поворочалась, посопела и развернулась ко мне.
— Так вы ж любится хотите, Стригор Стрижич, — выдала она, подтвердив и женскую “феромонную чувствительность”.
— Ты не хочешь, давай спать, — отмахнулся я, благо желание было, но такое… не слишком сильное, скорее как в теле Мороза с голой девицей рядом — можно вдуть, можно не вдувать, скажем так.
— Негоже мне Стрижича без ласки оставлять, — выдала девица, юркнув под шкуру и зашуршала там.
И весьма приятно и умело закрыла вопрос в устной форме. Умница какая, оценил вполне удовлетворённый я.
— Любо вам, Стригор Стрижич? — полюбопытствовала девица, поднимаясь из-под шкуры.
— Любо, Ола, — прижал я девицу к себе. — Спать давай.
— Как скажете, Стригор Стрижич, — довольно прижалась ко мне девица и вскоре засопела, уснув.
А я некоторое время полежал, подумал, поприкидывал расклады, что завтра делать и как. Ну и порадовался весьма приятной и понимающей любовнице, не без этого. Вот реально, от такой “на сторону” ходить не хочется, но… ей не в обиду, а мне надо. Ладно, на обратном пути из Ростока решу. Будут у меня, блин, половые повинности сезонные, хмыкнул я, засыпая.
4. Судьба купеческая
С утра, фактически на рассвете, меня поднял ментальным тереблением Управитель, на тему “толпы у ворот”. Дотопав спросонья до стены с чётким желанием прибить паразитов, я, на оных взглянув, решил их не прибивать.
Это весёлкинцы припёрли шкуру жоруна, о которой я изволил им выдать указания. Здоровая была она, полдюжины человек пёрла, но в целом — Индрик потянет.
Дело в том, что у меня и моих подчинённых не было средств передвижения, соответствующих скорости Индрика. То есть я за световой день (на Индрике — и ночью) мог добраться до Ростока. А вот караванами всяческими или даже “бегом” — два дня, как ни крути. В трети дня пути Индрика от поместья располагался постоялый двор, в котором что пешим, что “окоровленым” (а коровы могли использоваться как тягловая скотина, невзирая на свои “продуктовые” кондиции) надо было ночевать, и уже с началом светового дня двигать в Росток.
В противном случае путешественников ждала весьма неприятная ночёвка в поле (с вероятностью сжирания процентов в семьдесят) и, как просветил Недум — ехидно запертые до рассвета ворота городка.
Ну а я был во времени ограничен — в городке куча дел, а оставлять надолго подведомственные населённые пункты без присмотра категорически не можно.
И свинство былинное, и сожрёт какая-нибудь пакость из Пущи — тамошние пакости весьма в сжирании моих пейзан были подкованы.
Так что был у меня план, прихватив денежку и шкуру, рвануть в Росток одному пораньше. Правда, не так “пораньше”, как вышло, но тоже ничего, заключил я, застраивая невыспавшихся слуг на тему “шкуру упрессовать в удобоваримый формат”.
— Стригор Стрижич, угодно ли вам чего? — подала голос Ола, проснувшаяся, когда я полез за денежкой и документом, уже в доспехе.
— Не успеем, — хмыкнул своим мыслям я. — В Росток я. Ола, гостинец тебе привезти?
— Ой, Стригор Стрижич, да не надо, есть всё у меня, — замахала ладонями вскочившая служанка. — Вы только сами быстрее возвращайтесь, грустно без вас.
— Вернусь, — посулил я.
И, про себя, не без иронии, напевая песенку “лучший твой подарочек — это я”, направился во двор. Взмыленные слуги совершили трудовой подвиг — утрамбовали шкуру в плотный свёрток, полутора метров длиной и меньше метра диаметром. Так что высказал я искреннюю похвалу, да и призвал Индрика.
Последний, лентяй этакий, глазом жалобно под поклажей на меня косился, но не разжалобил: сам лось здоровый, а его буркалом акульим только до недержания пугать, а не жалобить.
Перед отправлением подозвал я Недума, уточнил всё, что знает, получил тычок “куда ехать”. Благо одним из естественных, но мной не отмечаемых чувств было ощущение сторон света.
Подозреваю, электрочувствительность шевелюры выступала в роли компаса.
Ну и потрусил Индрик бодро к Ростоку, перестав из себя умирающего корчить.
Собственно, в дороге я ни на какие приключения не нарывался, любуясь округой и тренируя эфирные воздействия до лёгкой боли в надсердечнике. Медитировать было откровенно страшновато: та пара воронов меня от щёлканья клювом в дороге прекрасно отучили.
Ландшафт представлял собой этакую лесостепь: разливные, заливные и не очень луга и время от времени встречающиеся рощи. Дорог не было как класса, а вот флора выходила чертовски приглядна — совершенно потрясающие по красоте цветы, что, с учётом более чем семицветья восприятия, было действительно потрясающим. Даже пожалел, что “у нас” не так, но сам себя опомнил: у меня всё под поля распахано либо луга под пожрать коровам. Цветы — конечно, красиво, но пейзане, быдлы такие, кушать хотят, а не цветочками любоваться.
Вообще, выходило земли-то дохрена, совершенно ненаселённой, но это, не менее очевидно — следствие агрессивной фауны (чувствительность даже сейчас цепляла всяческую живность, очевидно, затаившуюся, почувствовав Индрика) и отсутствия “защитников”. Ну и желания “в цивилизации” пребывать, тоже фактор: жизнь Стригора и его предков, в постоянном зверобойстве “пограничного баронства”, успешным родовичам, судя по всему, не по нутру.
В районе полудня проехал мимо “постоялого двора” — тот же купол, что и над деревеньками, только побольше. А внутри пузатый, похожий на детскую пирамидку своими округлыми сегментами, коралловый домик. И куча свободного места, разделённого на участки живой оградой — очевидно, для караванов и корованов, что, учитывая тягловых животин — и не ошибка.
Хотя надо мне будет, наверное, какой-нибудь биотранспорт присмотреть и прикупить, если денег хватит. Корован — звучит круто, но у купцов животины покрупнее и явно шустрее были, ну и потягловитее, факт.
Так что, ежели переориентировать экономику подведомственного пейзанства не на разъездных перекупщиков, а хотя бы осёдлых — специальные животины безоговорочно нужны.
Но заезжать в постоялый двор я не стал — у меня во всунутых свёрточках и бутылках еды и закуси было дня на три разнузданного жора, Индрик на воронах нажрал себе весьма увесистую жопу (без шуток, запас “расходного жира” и жидкости обитал в задних ляхах зверюги), которой ему на неделю хватит. Так что тратить время не стал, поскольку нахрен надо. Скорее всего, попаду туда на обратном пути, поскольку были у меня планы на караван, если средств, конечно, хватит.
Поскольку, если судить по содержанию братца (ну вот ни разу я не думаю, что родовича держат на голодном пайке, а учат бесплатно), я — богатенький буратина. А вот если по расценкам заезжих купцов — буратина я весьма среднеобеспеченная. А уж ценообразование на самовоспроизводимые, но эксклюзивные для родов биоартефакты — вообще вещь непрогнозируемая, так что поглядим — увидим.
На подъезде к Ростоку я слегка прифигел, покопался в памяти Стригора-мелкого, ни хрена не понял, ну и поехал к городку непонявшим.
И дело было вот в чём: то, что мелкий реципиент воспринимал в детстве как рощу, оказалось натуральной крепостной стеной из деревьев. Притом, купол обители рода Хорсичей, “градообразующего семейства” виднелся из-за стен и был явно меньше стен на порядок. И какие-то башни коралловые виднелись, тоже ни хрена не понятные.
Ворот не было, как факта, хотя есть у меня подозрение, что они “зарастают”. И охраны, кроме пары явных родовых в биодоспехах — тоже не было, хотя даже на вид родовичам было лет двенадцать-тринадцать.
— Кто таков, по какому делу? — уставился на меня один из родовых.
В ответ я молча, не отвечая, очень выразительно уставился на видневшийся над домами, причём растительными и явно живыми, родовой купол.
— И откуда вас столько непонятливых? — посетовал второй. — Стрижич, вроде? — на что я продолжил молчать.
— Хорбой Хорсыч, — со вздохом произнёс первый. — Десять лет как его Императорское величество поселение вокруг родовых земель признал городом, отдав роду на присмотр, за мзду с дохода. Так что, представляйтесь почтенный, а иначе ворог вы.
— Стригор Стрижич, — представился и я. — Благодарю за пояснения, — слегка склонился в поклоне, закрутив павшую с ограды листву в воздушном смерче.
— Болотный лог? — последовал вопрос, кивок, на что родович сочувственно посмотрел. — Тогда и за вопрос свой извиняюсь — Пуща, почитай, под боком, как бы вы не первый раз место родное покинули?
— Второй, — ответил я. — А не подскажете, Хорсычи, где бы мне остановится? Двор постоялый или ещё что, на день-другой?
— Отчего же не подсказать. Чистые места, почитайте. все в чистом городе, на наших землях родовых, — приосанился он, тыча лапой в купол. — Ну а если чинство не важно, так по этой улице в конце заведение есть. Вроде не худшее, — ткнул он рукой в одну из боковых улочек, отходящих от центральной травянистой улицы, явно ведущей к родовому куполу.
— Благодарствую, — кивнул я.
— А сие от жоруна шкура? — заблестел глазами страж.
— Его самого, — кивнул я, вызвав завистливый вздох.
Нашёл чему завидовать, мысленно хмыкнул я, прикидывая. Ну лично я, наверное, двинул бы на боковую улочку, факт. Просто смысла не вижу переплачивать, благо мне максимум пару ночей переночевать. Но “чинство” чтоб его, так что в “чистый город”. Хотя, что “грязного” в растительной застройке из луковицеподобных домов, сплетающихся “ботвой” крыш в защитную сетку — не знаю. Довольно приглядно, да и запахи приятные, еда да зелень, хмыкнул я.
Правда, ни хрена не понятно, чем тут люди занимаются, думал я, двигая по “центральному газону”. Народу выходит… да дохрена, даже если считать что в каждой “луковице” по одному жильцу. А они двухэтажные, самая мелкая — метров двадцать пять квадратных у земли. В общем, ни хрена не понятно ни чем питаются, ни чем живут, с учётом редких прохожих.
Впрочем, разберёмся, для того и приехал, заключил я. У входа в “коралловый купол” меня встретили пара хорсычей, уже в возрасте и поматёрее, затребовали документ, повзирали да и пропустили, тыкнув в располагающуюся почти у входа “Сень Хорса”, корчму и постоялый двор.
Кстати, купол был, по рассмотрению, далеко не сплошным — ажурная узорчатая и сильно сплюснутая полусфера возвышалась метров на пятьдесят и была затянута в прорехах изредка бликующей на вечернем солнце плёнкой. Так что “противовоздушная оборона” присутствовала и тут.
На улице, кстати, в отличие от “лукового города” народ как бродил с важным видом, так и сновал с деловым, как я отметил, заваливаясь в “Сень”.
На входе паренёк с чертами хорсычей, но не маг, полюбопытствовал, не “обиходить ли зверя”. Зверь лениво хлопнул пастью и лениво улёгся у стены, а я проник в кабак.
Который оказался не кабаком, а именно гостиницей: за дверью была относительно небольшая комнатка с несколькими широкими лестницами наверх и единственным обитателем. Был это дядька в кресле за бюро с “гостевым диваном” напротив, который приподнялся, поклонился и осведомился, чем может быть полезен.
— Жильём на сутки, достойным, — начал перечислять я. — И, любезный, есть ли на примете человек, знающий торговые места? И могущий поведать мне, что в Ростоке происходило последние годы, а то занятость на родовых землях к визиту в этот город не располагала.
— Господин…
— Стрижич.
— Почтенный господин Стрижич, Сень Хорса с превеликой радостью предоставит вам подобающее вам обиталище на потребное время, всего лишь за полгривны. С человеком же, ежели осмелюсь предложить, то закупщик Сени Хорса — муж в летах, основательный, с торговлей знакомый.
— Полагаю — подойдёт, любезный, — протянул я гривну. — Оставьте за труды, если человек ваш…
— Сей момент будет, почтенный господин Стрижич.
И метнулся мухой в недра гостиницы, вернувшись через полминуты с дядькой и вправду в летах. Выдал мне костяную “пластину от покоев, третья дверь направо, не ошибётесь, господин, пластина только к ним подходит. И зверя вашего пристроим и обиходим”.
— Щос, закупщик Сени Хорса, господин Стрижич, — отрекомендовался мужик.
— Ступай за мной, Щос, — поманил я дядьку, а на выходе тыкнул в шкуру. — Где продать выгоднее мыслишь?
— Жоруна это, господин? — поинтересовался дядька, на что я кивнул. — Ну, сталбыть, я бы мог сказать что лавка рода хорсова купит… но не скажу. В мануфактурьей скупке цену честную дадут, — понизил голос он.
— Успеем? — посмотрел я на закатное солнце, на что последовал кивок. — Тогда веди. И поведай, что за мануфактура такая.
И повёл меня дядька в “луковый город”, а по пути рассказал занимательные вещи.
Итак, мануфактура — именно такова. Правда, по-местному, по-биологичному: куча “биостанков”, “полуфабрикаты” которых между ними таскают “людишки”. Насколько я понял разведения руками, конвейер там толком и не поставишь. А творит мануфактура, на минуточку, стрекала, светцы, ряд хрени, мне просто неизвестной. И некие “мёртвые вещи”, которые оказались на проверку не био, а физической утварью, инструментами… простейшими, типа кастрюль и молотков, но в сотни раз дешевле “благородного”.
Хех, прикидывал я. Это мы в нашем Болотном Логе промышленную революцию проспали. Хотя не вполне, конечно, но урбанизация налицо. А Хорсычи ныне выходят не столько “хозяевами” города, сколько полицаями.
А владельцами города стала Императорская семья, государство, по сути, которому “средства производства” и принадлежат. Причём, Хорсычи, судя по всему, от счастья подпрыгивают — доходы выросли, перед кем кичиться крутизной, есть. А на деле — стали винтиком государства. Не сказал бы, что это плохо, но любопытно.
