Дэвид Вебер "Первая победа" (Миры Хонор 7)

Как правило, это происходило, когда "Рабсила" захватывала удаленную станцию.

Попытка зайти на каждый перевалочный пункт в сети работорговли была бы в лучшем случае сизифовой задачей, особенно в Конфедерации, которая за последние несколько десятилетий стала одним из основных рынков сбыта "товаров" "Рабсилы". Но каждая мелочь помогала. Особенно, когда указанный пункт передачи можно было перезахватить и использовать для заманивания в мышеловку прибывающих работорговцев.

— Очевидно, "Рабсила" поняла, что с системой Панковски что-то не так, раньше, чем кто-либо ожидал, — мрачно продолжила Гомес. — Они наняли себе отряд наемников, погрузили их на борт "работорговца" и отправили выяснить, что "не так". Жак получил небольшое предупреждение, любезно предоставленное теми людьми, о которых мы не говорим, и вызвал нас, но мы не смогли добраться туда раньше наемников. КБР понес тяжелые потери, Альфред, в том числе более дюжины от нейронных деструкторов. Вы, люди Бэссингфорда, по крайней мере, не хуже любого другого в галактике справляетесь с такого рода повреждениями, а мы столкнулись с худшими из них. — Ее ноздри раздулись. — Доктор Краудер сделал все возможное, чтобы стабилизировать их состояние, но выглядит это неважно. Нам все еще почти целый день до орбиты Мантикоры, но вы, вероятно, захотите пойти дальше и подготовить травматологическое отделение прямо сейчас.

Челюсть Альфреда напряглась, и он потянулся к своему компьютеру. Но прежде чем он успел ввести код, система снова запищала.

— Входящее пакетное сообщение от майора Жака Бентона-Рамиреса-и-Чоу, — говорилось в нем. — Двусторонняя связь не установлена. Вы хотите просмотреть передачу?

Башня Шэдоу Три,

город Грендель,

планета Беовульф,

март 1860 года п.в.

Дженнифер Бентон-Рамирес-и-Чоу полулежала в шезлонге, любуясь ночным пейзажем Гренделя. Город никогда не спал. На самом деле, движение почти не замедлилось, но в темноте было что-то успокаивающее. О реках света, бегущих вокруг подножия башен, о сверкающих пузырях аэрокаров, целеустремленно перемещающихся между посадочными площадками. Ночной ветерок пронесся по балкону, насыщенный ароматом весны даже на высоте положения Дженнифер, и она почувствовала, как расслабление проникает в ее душу.

Ей всегда нравилась ночная передышка Гренделя, но сегодня она не просто наслаждалась ею, она нуждалась в ней. День был... тяжелым. Она сделала все возможное, чтобы погрузиться в текущие исследования лаборатории, но это не сработало. На самом деле, последние шесть стандартных месяцев это по-настоящему не работало.

Она закрыла глаза и за ними снова увидела краткое сообщение Альфреда Харрингтона, извещающее о рождении ее первой внучки. Внучки, которую она никогда не видела. Которую, как она поняла, вероятно, никогда не увидит. Харрингтон не был невежлив. Действительно, его тон был до боли нейтральным... И за это ей хотелось накричать на него. Но она подавила свой гнев, потому что уже тогда знала, что это было совершенно неразумно. Да, он заманил Эллисон на Мантикору, и все же, как бы ни было больно Дженнифер признавать это, он никогда бы не смог этого сделать — никогда бы не вмешался в жизнь Эллисон таким образом — если бы Эллисон этого не хотела. Он не был дудочником-крысоловом, в чем Дженнифер мысленно обвиняла его. Нет, он был кем-то еще худшим, чем это.

Он был спасением Эллисон.

Как они дошли до этого, недоумевала она. Как она допустила, чтобы все дошло до этого? Как могла Эллисон не видеть всего, что она отбросила, отвергла... И как Дженнифер могла допустить, чтобы тот факт, что Эллисон этого не видела, отравил их любовь таким образом? Был ли Каспар прав? Был ли прав Жак, когда предупреждал ее все эти стандартные годы назад? Но она была права! Она знала, что была права. Она должна была попытаться остановить Элли от совершения такой ужасной ошибки!

И чем это лучше, чем просто отпустить ее? — спросила себя Дженнифер. — Может быть, если бы я не заставила ее выбирать, она смогла бы отступить с уступа, когда поняла, что я была права с самого начала. Но теперь... теперь слишком поздно, мы обе слишком глубоко увязли, и она никогда, никогда не простит меня. Никогда.

Она заставила себя ответить на письмо Эллисон, в котором та сообщала о своей беременности, но знала, что была резка. Холодна. Она не хотела быть такой, но...

Было ли это причиной того, что Харрингтону было поручено рассказать ей о состоявшихся родах? Неужели ей наконец удалось оттолкнуть Эллисон так далеко?

Слеза скатилась из уголка одного закрытого глаза, и она сердито смахнула ее. Сидеть здесь в хандре никому не приносило пользы. Она знала это. На самом деле, ей нужно было подняться с шезлонга и просмотреть отчеты доктора Хейдер-Маклахлан о проделанной работе. Если команда Хейдер-Маклахлан была права, то ответ на заблокированную последовательность в модификации Джакарты, вероятно, был...

Завибрировал ее унилинк.

Она взглянула на него, и ее глаза сузились, когда перед ней замигал ярко-желтый значок входящего межзвездного сообщения. Там не было идентификатора отправителя, но оно было отправлено с ее личным идентификатором, означавшим, что это не нежелательная почта, и она глубоко вздохнула.

— Принимаю, — сказала она, затем резко выпрямилась, когда на крошечном дисплее появилось лицо Альфреда Харрингтона.

— Извините, что беспокою вас, — сказал он. — Но я подумал, что вам следует знать. Операция Жака закончилась неудачно. Его команда понесла тяжелые потери. Многие из них от нейронных деструкторов, поэтому один из наших линейных крейсеров доставил их прямо в Бэссингфорд. Это выглядит не очень хорошо. Жак... — Он сделал паузу, глубоко вдохнул. — Жак тоже был ранен, и он попросил меня передать вам сообщение. Он считает, что вам лучше приехать в Бэссингфорд. Свяжитесь со мной, когда пройдете через туннельную сеть. На платформе шаттла вас будет ждать служебный аэрокар.

Поместье Харрингтон,

графство Дювалье,

герцогство Шэдоу Вэйл,

планета Сфинкс,

двойная система Мантикоры,

март 1860 года п.в.

— И разве ты не самый симпатичный маленький вулкан! — сказала Эллисон Харрингтон, укладывая юную Хонор обратно в колыбельку.

Она сняла полотенце с плеча, поздравляя себя с предусмотрительностью. Хонор была уравновешенным ребенком и неописуемо милой. У нее также был метаболизм ее отца, и когда она ела, то делала это с... энтузиазмом. Достаточным энтузиазмом, чтобы заглатывать значительное количество воздуха вместе со своим питанием.

Это не было такой уж большой проблемой, когда Эллисон кормила грудью, но у нее самой не было модов Мейердала, и она вряд ли могла вырабатывать достаточно грудного молока, чтобы насытить очаровательную маленькую черную дырку в люльке. А когда дело доходило до детских бутылочек — или, что еще хуже, до хлопьев, — с ними попадал воздух. И, как правило, поднимался обратно, сопровождаемый грязными пузырями, когда Хонор отрыгивала.

Конечно, появляющиеся грязные пузырьки были менее грязными, чем то, что образовывалось на другом конце ее желудочно-кишечного тракта. И с ее аппетитом она много занималась таким производством.

Эллисон сняла испачканное полотенце и склонилась над люлькой, воркуя с Хонор, которая радостно заурчала и протянула к ней крошечную, идеальную ручку. Эллисон поймала ее и быстро поцеловала, затем бросила полотенце в корзину для стирки и проверила время.

Ребекка должна была вернуться из Явата Кроссинг примерно через час, и в этот момент Эллисон — к сожалению — передаст обязанность по наблюдению за почетной гостьей своей свекрови, чтобы самой сосредоточиться на некоторых делах, которые она привезла домой из клиники королевы Элизабет. Она была здесь, на Сфинксе, уже два дня и добросовестно тратила на работу по крайней мере пару часов каждый день.

Она чувствовала себя немного виноватой — но лишь самую малость — за то, что провела долгие выходные, но Ребекка и Алекс не видели Хонор почти две стандартные недели. Очевидно, что Эллисон была обязана взять дополнительный день — у нее был в запасе почти целый месяц рабочего времени — чтобы доставить им детское питание! И, напомнила она себе с приятным сиянием добродетели, она принесла целую папку с материалами дел для ознакомления. Это было не похоже...

— Входящее сообщение от высокого парня, — объявил персонализированный искусственный интеллект ее унилинка, и она выгнула бровь.

В данный момент Сфинкс и Мантикора находились почти в получасе светового времени друг от друга, приближаясь к наикратчайшему расстоянию, и Альфред должен был присоединиться к ней здесь, на Сфинксе, завтра. Так что же было достаточно важным для него, чтобы отправить ей срочное сообщение в этот момент? Если только в Бэссингфорде что-нибудь не случилось и он все-таки не смог бы уехать.

— Воспроизвести сообщение, — сказала она унилинку, и на маленьком дисплее появился Альфред.

— Привет, милая, — сказал он, и ее изогнутая бровь опустилась, когда она нахмурилась от его тона. — Послушай, мне жаль, что я все-таки не смогу вернуться домой к маме и папе. "Септер" только что вернулся из Силезии. Они забрали команду Жака в системе Панковски. "Рабсила" прислала группу наемников, и произошла ужасная перестрелка. Мы потеряли лейтенанта Шинга, а главный сержант Брокманн выглядит неважно.

Он замолчал, и рука Эллисон поднялась, чтобы прикрыть губы. Она знала — она знала Шинга много лет, и Брокманн... Брокманн была пилотом шаттла, который спас ее и Альфреда!

— Думаю, мы вытащим Брокманн, — продолжил Альфред. — Но Жак... — Он снова сделал паузу, затем глубоко вздохнул. — Жаку тоже попало. Он хочет, чтобы ты приехала в Бэссингфорд. Ему... нужно увидеть тебя, любимая. Я думаю, тебе следует приехать сюда как можно скорее. И принести Хонор. Он хочет ее тоже видеть.

Медицинский центр Бэссингфорд,

город Лэндинг,

планета Мантикора,

двойная система Мантикоры,

март 1860 года п.в.

Главстаршина Радченко, старший адъютант Альфреда, встретил Эллисон на посадочной площадке шаттла. Он был крупным рыжеволосым мужчиной-медведем, всего на три сантиметра ниже Альфреда, и всегда производил на Эллисон впечатление твердой, непоколебимой скалы.

Сейчас ей это было нужно.

— Где коммандер? — спросила она, когда Радченко открыл люк аэрокара.

— В больнице с вашим братом, мэм, — сказал главстаршина успокаивающе спокойным тоном. — Они послали меня забрать вас и ребенка. — Он остановился, чтобы улыбнуться Хонор, спящей в своей мягкой переноске на груди Эллисон. — Если вы подниметесь на борт, я отвезу вас прямо к ним.

— Насколько серьезно ранен Жак?

— Мэм, на самом деле я не видел вашего брата, и я не врач. Я просто работаю на одного из них. Поэтому думаю, будет лучше, если я просто как можно быстрее отвезу вас к коммандеру и позволю ему все объяснить.

— Ты прав. Ты прав! — Эллисон положила маленькую ручку ему на предплечье и сжала. — Прости. Я просто... волнуюсь.

— Знаю. — Радченко кивнул и на мгновение нежно положил свою большую лапу на ее руку. — Знаю. Так что, если вы заберетесь внутрь...

Эллисон именно так и поступила. Она устроилась на заднем сиденье, компьютер аэрокара распознал детскую коляску и настроил ремни безопасности так, чтобы не перекрывать доступ к ней, и она приказала себе расслабиться, когда Радченко согласовал их вылет с управлением дорожного движения и влился в городской транспортный поток.

Время полета до Бэссингфорда составляло всего пятнадцать минут, и Радченко посадил аэрокар на парковочную полосу. Он взял пакет с подгузниками, который протянула ему Эллисон, когда вылезала из машины, затем приложил свое удостоверение к считывателю парковки, и автомат направил аэрокар в отведенное ему место.

— Сюда, мэм, — сказал он.

Он почтительно повел ее к центральному лифту, и Эллисон была более чем готова позволить ему взять инициативу в свои руки. Она бывала в Бэссингфорде десятки раз, но сегодня была просто немного рассеянна. Лучше позволить ориентироваться местному гиду.

Они поднялись по шахте лифта наверх, затем вышли в один из просторных коридоров Бэссингфорда. Это был один из внешних коридоров, расположенный внутри башни, но со стеной из кристаллопласта, выходящей на один из трехэтажных атриумов в полой сердцевине башни. Таких атриумов было более дюжины, расположенных вертикально через каждые четырнадцать этажей, но сегодня Эллисон уделяла мало внимания зелени и водным объектам.

Радченко повел ее по коридору, затем нажал кнопку рядом с закрытой дверью.

— Да? — произнес голос Альфреда из динамика.

— Мы здесь, сэр.

— Спасибо, Джейден, — сказал Альфред, и дверь скользнула в сторону.

Радченко махнул Эллисон, указывая на проход мимо него, и она быстро шагнула в дверь и...

— Эллисон?! — сказала маленькая, изысканно красивая женщина, стоявшая рядом с пустой кроватью, поворачиваясь к двери.

— Мама?!

Эллисон застыла. Они потрясенно уставились друг на друга, а затем, как одна, повернулись и вперились в Альфреда.

Он стоял в изножье кровати с блокнотом под мышкой и спокойно оглядывался назад.

— Что это значит?! — яростно начала Дженнифер.

— Где Жак?! — потребовала ответа Эллисон, ее глаза сверкали от смешанного шока, недоверия и гнева, когда она почувствовала Альфреда на другом конце их связи. Его эмоции были слишком сложными, чтобы разобраться в них — канал связи не имел достаточной пропускной способности для этого, — но ничто его не удивило. На самом деле, поняла она, он все это подстроил. И сделал это специально, чтобы заполучить ее и...

Эти сверкающие глаза вернулись к ее матери, и ее мысли прервались, когда она обнаружила, что Дженнифер смотрит на нее в ответ.

Нет. Не в ответ на нее. Ее мать пристально смотрела на Хонор, и в ее глазах не было ни гнева, ни потрясения. Не сейчас. Была только глубокая душевная тоска, и Дженнифер наполовину подняла руку, протягивая ее, прежде чем отдернуть, и эти полные тоски глаза вернулись к лицу Эллисон.

Между ними повисла тяжелая тишина, как будто она боялась самой себя. Или как будто две женщины по разные стороны от него боялись. Секунды текли незаметно, и затем Дженнифер глубоко вздохнула.

— О, Эллисон, — сказала она. — Мне жаль. Мне так жаль.

Губы Эллисон задрожали, когда она попыталась разобраться в собственном эмоциональном потоке. Затяжной шок. Чувство предательства из-за того, как Альфред обманом заставил ее прийти. Злость на свою мать за разрыв между ними... и извращенно острая вспышка этого гнева из-за бесполезности извинений после стольких обид, такой сильной боли. Как будто простое извинение могло заставить все это исчезнуть. Сделать так, чтобы все снова стало хорошо. Будто...

Но под шоком, под предательством и под гневом было что-то еще. Было... ощущение чуда. От неверия. И абсолютная радость снова увидеть свою мать после стольких стандартных лет.

— Я не понимаю, — сказала она. — Почему...

— Это моя вина. Моя и Альфреда, — раздался голос у нее за спиной, и она обернулась, увидев в дверях своего брата.