Сетро

— Гашик, дружище,— загудел Кроган, он взял длинноволосого за шиворот, выволок из-под двери и, встряхнув, поставил на ноги.— Ты никак, собрался в путешествие? Как же так, и не предупредил, не позвонил, ни слова не сказал. Вини, вон волнуется, переживает, пропал, дескать, наш Гашик, не слуху ни духу. Нехорошо.

— Кто... Че...

— Сядьте, молодой человек,— сказал Винцент, поднимая пистолет и пряча его в карман,— отпусти его Кроган. Сядьте, и давайте поговорим.

Кроган толкнул Гашика к дивану. Девушка все это время сидела молча, рассеяно глядела по сторонам, и едва заметно качала из стороны в сторону головой. Она была под кайфом. Винцент спрятал меч в ножны под плащом, и встал перед диваном, внимательно глядя на Гашика из-под черных очков.

Кроган поднял дверь и прислонил ее к косяку.

— Вы ребята попали,— сказал Гашик,— вы хоть знаете, кто...

— От того, насколько интересным получится наш разговор,— перебил его Винцент,— зависит ваше, молодой человек будущее. Будет ли оно блестящим, как у молодого банковского клерка, или же напротив темным и незавидным, все, подчеркиваю, все решит этот разговор.

— Не, вы братцы, накололись. Когда до босса дойдет, про этот наезд, вам...

— Он не понял,— сказал Кроган.

— Вот про босса, пожалуйста, подробнее,— сказал Винцент.— Откровенно говоря, ваша персона, нас интересует весьма слабо. Нам, по сути, безразлично, останется ли в этом городишке мелкий пушер, по прозвищу Гашик, или его найдут те трое друзей, что все утро ищут его в баре "Адмирал". А они его, судя по всему, найдут. Бармен совсем не умеет хранить конфиденциальные сведения. Эти друзья на вас обижены, не так ли?

Гашик промолчал.

— Думается, они скоро будут здесь. Нам, наверное, даже придется поспорить, кому первому с вами разговаривать. Я думаю, это будем мы. Нам нужна от вас информация, а им голова, желательно отдельно от тела.

— Хватит болтать, Вини,— вмешался Кроган.— Короче, или расскажешь нам, где ты берешь дурь, по доброму расскажешь, либо расскажешь по недоброму, и останешься тут связанным, дожидаться мокрого Тито. Уловил?

— Какую дурь? Ничего я не знаю.

— Не уловил,— Кроган поставил одну ногу на диван и навис над Гашиком мрачной глыбой.— Веришь, нет, мне даже больше охота, чтоб Тито с тобой пообщался, чем чтоб мы разбежались по-доброму. Знаешь почему?

Кроган схватил его за волосы на затылке, и заставил смотреть себе в глаза.

— Потому, что ты мокрица. Слизень, и засранец. Таких как ты, я люблю давить. Потом чувствуешь, что сделал доброе и полезное дело. Ты решил слинять, и это твое право, любой слиняет на твоем месте. Но девку, это ведь Малярия, да? Ее ты решил оставить. Обуза да? Накачал ее наркотой, и оставил ждать Тито. Что он с ней сделает когда не найдет тебя?

— Говорите, молодой человек, говорите,— сказал Винцент,— вам так лучше будет. Мой друг несдержан, но у него есть свои таланты. Он таксидермист, просто от бога.

Кроган запустил пятерню под свитер, и когда вытащил вновь, то на его кулаке красовался странный инструмент. Маленькая, бритвенно острая секирка, лезвие, с острыми краем, словно кастет надетая на пальцы.

— Опять перчатки забыл,— сказал Кроган,— тьфу ты пропасть.

Гашик не знал, что означает мудреное слово таксидермист, но вид блестящего инструмента, привел его в трепет, он что-то пискнул сдавленным горлом, и затрясся. На лбу выступил пот.

— Только не обделайся поганец,— сказал Кроган,— ну, будешь говорить.

Гашик, часто закивал головой.

— Ну, так говори, время идет.

— Мне по телефону встречу назначают,— сказал, дрожа голосом Гашик.

— Дальше.

— Всегда в разных местах, дают товар и цену говорят, по какой продавать. Завышать не разрешают, говорят сперва нужно укрепиться на рынке. Товар иногда странный попадается, я и не видел раньше такого. Кристаллики эти... или лепехи. Но и порошок тоже. Все высшего качества.

— Кто такие? Откуда?

— Не знаю, честно не знаю, обычно вдвоем приходят, бывает, что по одиночке. Один Странником назвался, усатый такой, другой Фраги вроде погоняло такое. Они сказали, работай, ничего не бойся, типа, мы с братвой разберемся. Поначалу верно, никто не наезжал, теперь вот Тито на меня насел. Тито у Басурмана на поводке. Звездец мне.

Гашик беспокойно вертел головой, переводя взгляд то на нависшего над ним Крогана, то на Винцента, со скукой смотрящего в окно. Малярия, по прежнему безучастная ко всему, начала тихонечко постанывать.

— А теперь очень хорошо подумай,— сказал Кроган,— и скажи, как нам с ними встретиться. Только очень хорошо подумай.

— Н-не знаю.

— Нуу, а я уже подумал, было, что ты исправился.

— Они всегда сами звонят, я номера не знаю. На трубу мне звонят и все говорят, где встретится, когда, и там, если бабло отдать,— Гашик говорил торопливо, боялся, что заподозрят в неискренности.

— У подъезда остановилась машина,— сказал Винцент,— выходят трое. Уж не Тито ли с сотоварищи.

— Я... Мне... Как...,— заметался Гашик.

— Заходят,— сказал Винцент.

— Не бойся дурачок,— сказал Кроган совсем другим, ласковым голосом,— ты нам пожалуй, еще нужен. Так что Тито тебя не получит. Или получит, но в другой раз.

— Я все сказал, я все сказал.

— Спокойно, спокойно. Когда ты говоришь, они должны позвонить в следующий раз?

— Завтра, завтра должны, они раз в три дня обязательно звонят, завтра уже третий день.

— А теперь напряги мозги, и опиши их подробно.

— Ага, ага,— закивал Гашик,— значит один, я говорил уже, усатый, высокий такой...

Винцент отвернулся от окна и сказал:

— Пора.

Он протянул руку к двери. Раздался громкий треск. Дверь была прислонена к косяку изнутри. Она просто лопнула, сломалась вдоль волокон на две части и, сорвав косяк, вылетела на лестничную клетку. Грохот падающих в пролет обломков сопровождался истошным визгом, и ругательствами, хлопнул выстрел. Винцент свел ладони бабочкой. Он расположил щит как раз в дверном проеме. Гашик зажал уши ладонями, и мотал головой, закрыв глаза. Малярия блаженно стонала. Кроган быстро шел к двери.

В левом нижнем углу проема показался ствол пистолета. Оглушительно грохнул выстрел, но пуля увязла в щите Винцента, и упала рядом с порогом, не пролетев и шага. Кроган был уже у проема. Кроган выскочил на площадку.

Бандит сидевший на корточках у двери, ничего сделать не успел, он получил удар кулаком по голове, и свалился на бетонный пол. Другой сидел, привалившись спиной к стене. Он обеими руками сжимал свое бедро и, не прекращая орал, глядя на торчащую из ноги красную от крови щепку. Кровь толчками вытекала из раны, пачкала джинсы, руки и растекалась по полу. Бандит орал, глядя, как она вытекает.

Третий, верно это и был Мокрый Тито, целил Крогану в грудь из дробовика. Он даже успел нажать на спуск, но сделал это, когда Кроган уже держал оружие за ствол. Заряд картечи влепился в стену, а Кроган, вырвав оружие из рук Тито, своротил ему кулаком челюсть. Хотя этого было достаточно, он еще добавил бандиту, прикладом ружья в грудь. Тито упал и больше не вставал.

Кроган огляделся, поле боя осталось за ним. Он нагнулся, стянул с Тито ремень, и кинул на колени истекающему кровью бандиту.

— Перетяни в паху, дубина,— сказал он, и вернулся в комнату, неся трофейный ремингтон на плече.

Гашик, сидел на своем месте, зажмурившись и зажав уши, Винцент снова уставился в окно. Он скрестил руки на груди, и был похож на статую.

— Эй, — сказал Кроган и постучал пальцем по плечу Гашика,— уже все, можно открыть глаза.

Гашик открыл. Несмело осмотрелся.

— Тебе я думаю, лучше поехать с нами,— сказал Кроган,— так и быть я потерплю твою компанию, пока твои друзья тебе не позвонят. И не благодари меня.

Гашик заморгал, закивал, и метнулся куда-то, должно быть собирать вещи, но Кроган эту попытку пресек.

— Оставь свое барахлишко,— сказал он,— опасно обременять себя вещами. Да, Вини?

— Да, соседи уже звонят в полицию, нам пора.

— Э... Вини,— Кроган задумчиво почесал бороду,— а что мы будем делать с малярией?

— Наверное, надо ее, во что нибудь завернуть, и взять с собой. Хотя и опасно обременять себя вещами, но другого выхода я не вижу.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

* * *

— Так что же все-таки у вас случилось?— спросил иерарх.

Он уже миновал Фикса, и молодого вампироведа, обогнул справа Шерека, и опытный десятник ни жестом, ни словом не попытался его остановить. Так словно если кто и нуждался в защите от двух подозрительных типов с мечами, то уж никак не этот безоружный и немолодой человек, который, наверное, и крови то, иначе как в кровяной колбасе не видел. Такого человека, увидишь скорее за столом заваленным свитками, с гусиным перышком в тонких пальцах, а уж никак не меж ощетинившихся оружием бойцов, когда лица суровы, и глаза боятся моргнуть, и сталь вот, вот столкнется со сталью.

Иерарх миновал тесное пространство, которое в любой момент могло стать полем битвы, прошел мимо Скале, даже не посмотрев на нее — ей пришлось повернуться в пол оборота к стражникам, чтобы в случае чего вовремя пресечь любую каверзу со стороны оказавшегося в тылу иерарха. Но тот о каверзах и не помышлял, шел себе, мягко ступая по некрашеному полу, и не одна половица не ответила скрипом на его шаги. А заря уже вливалась в окна с обоих сторон коридора, и свет язычков пламени над масляными светильниками становился тусклым и даже ненужным. Тонул в наступающем дне. Где-то на дворе, а может дальше, заголосил петух.

— В двенадцатом номере он, отец Фарек,— сказал десятник в спину иерарху.

Запоздало. Потому что отец иерарх уже сам безошибочно остановился у раскрытой двери, и молча смотрел внутрь. Потом наклонился, убрал в сторону оставленный на полу рядом с дверью горящий фонарь, и шагнул в комнату.

Было тихо. Сетро прислушивался, но его обостренный криптом слух, в отношении отца Фарека, не помогал. Не иначе была в этом какая то своя магия. Человек не может не шуметь. Шуршит одежда, воздух свистит, проходя в горло, даже при самом легком дыхании, урчит в животе. Все это можно услышать, если захотеть. Совсем бесшумны только мертвые. А вот отец Фарек был живым. И не шумел. Человек он или тень?

Потом Сетро заметил, что десятник Шерек словно расслабился. Нет, взгляд его был по прежнему тверд, и рука готова к удару, но если раньше читалось в его глазах сильное сомнение в том, чем закончится схватка, то теперь от него не осталось и следа. Только спокойная уверенность в победе, и, что даже стараться особенно не придется, ради этой победы. У остальных стражников, тоже, как по волшебству, проходила дрожь в коленках.

— Да опустите же вы свое железо,— сказал иерарх, появляясь в коридоре.— Нет в нем никакой нужды. Тут и, правда, поработал проклятый. Не зря ты, Шерек меня вызвал, не зря. Научились все-таки разбираться. Молодцы, молодцы.

— Уверены ли вы, отец?— сказал десятник,— очень уж эти двое подозрительны. Прежде то я их у нас не встречал. Впервые они в нашем городе. И безобразия такие тож впервые происходят.

— Уверен ли?— сказал иерарх,— Конечно уверен. Это проклятый, сиречь кровосос. А эти молодые люди к кровососам не относятся. И это тоже бесспорно. Пусть уж префектура разбирается, кто они и, откуда, если есть такая нужда. Высокая иерархия к ним претензий не имеет.

Десятник еще смотрел настороженно, еще прикидывал что-то в уме, что-то решал, но топоры в руках стражников уже опускались. Видно суждения отца Фарека считались в Гулене непогрешимыми.

— Не относятся... да не относятся.... Знаешь, Шерек, если бы я не знал повадки проклятых так хорошо, то сказал бы, что кровосос где-то рядом. Совсем рядом,— сказал иерарх.— Но такого быть не может. Не может...

Скале даже удивилась, сколько общего было сейчас у отца Фарека, с Сетро, когда он "обнюхивал путь". Та же поза делающей стойку гончей, тот же блуждающий потусторонний взгляд... уж не знакомы ли местные иерархи с методом ментальной проекции. Быть того не может. Или все-таки отец Фарек — ходок? Ведь как, похоже.

— Ко мне!— вдруг крикнул иерарх.

Он стоял сейчас как раз напротив двери шестого номера. Напряженный и настороженный, с чуть отведенной в сторону правой рукой. То ли показывая стражникам, где встать, то ли наоборот, давая понять, чтоб держались чуть поодаль.

А десятник и стражники, даже не подумали вступать в дискуссии, или глупо спрашивать "чево" или "куда". Откликнулись на призыв иерарха, словно на приказ военного командира. Позабыв о Сетро и Скале, гулко топоча сапогами, выстроились полукругом у иерарха за спиной, держа наготове смешные свои топоры.

— Здесь он,— сказал отец Фарек очень тихо.— Невероятно, невозможно, но он здесь. Будьте готовы, по моей команде выбить дверь и сразу в стороны.

— Да она кажись, открыта,— шепнул кто-то из стражников.

— Давай!— крикнул отец Фарек, и протянул к двери руку с открытой ладонью.

Дверь вопреки уверениям стражника оказалась запертой на щеколду, но ветхая эта щеколда не выдержала слитного удара двух тяжелых тел, Шерека и Фикса. С треском распахнулась внутрь, и стукнула о стену, так что с притолки посыпалась древесная труха и какой то мелкий мусор. Десятник с Фиксом не в силах сразу остановиться влетели в комнату, и уже за порогом юркнули в стороны, освободив проем для иерарха. А того сейчас уже нельзя было спутать с книжным червем, пачкающим пальцы в чернилах, скорее с грозным и просвещенным магом, мечущим с высокого холма молнии. Неведомо откуда взявшийся ветер трепал полы его серой хламиды.

Скале вцепилась Сетро в руку.

Иерарх шагнул в комнату, все так же держа перед собой руку с открытой ладонью. Следом гурьбой ввалились остальные стражники. Изнутри послышался шум, там уронили что-то тяжелое, похоже, кадку с водой, какая-то возня, испуганный Велкин писк, а потом полный ужаса вопль одного из стражников, кажется Фикса:

— Ааа, проклятый, кусаться?!!! Спасите отец Фарек, меня кровосос кусил!!!

И спокойный голос иерарха:

— Не он, дуралей, кровосос — девчонка. Держите крепче. Руки, руки подальше от зубов. Ничем другим она не опасна. Не ее время. Веревку принесите. Дождалась, голубушка. Молодая еще, не опытная. Не сообразила, что днем у нее сил не будет. Не схоронилась. Легко взяли. Для отца экзекутора будет работа. Несут ли веревку?

— Дизо!— бас десятника,— чего ждешь недотыкомка!? За веревкой живо!

— Сет,— тихо позвала Скале.

Сетро знал, что сейчас она смотрит на его лицо, и в глазах у нее вопрос, и боялся встретиться взглядом с ее глазами и с ее вопросом. Он не знал что делать. Отбивать ли детей у гуленских стражников, которые что ни говори в своем праве. Ведь она убила того прилизанного прощелыгу. Взяли верх вампирские повадки, несмотря на уговоры и заверения, несмотря на литры Бишкиной крови. Не удержалась. Так не лучше ли оставить все как есть? Местные иерархи, похоже, хорошо знают, как, надо поступать с вампирами.

— Тряпьем вот, тряпьем ей голову обмотайте,— громко советовал кто-то,— чтоб не кусалась стерьвь.